Как говаривал в известной песне всеми любимый классик - день зачатья я точно не помню, значит память моя непорочна! Родился я в дали от сегодняшнего места пребывания, а живу я в России. Иногда в Москве - квартира есть у меня, иногда в загородном доме в Подмосковье. Было это в Узбекистане. Как видится из документов тех лет, свидетельство о рождении говорит, что это случилось в сельсовете Дурмень. Известное, кстати, местечко. В годы войны, там проживала и творила наша русская поэтесса - Анна Ахматова. Находясь там в эвакуации в 1942-44 гг., написала знаменитое стихотворение In memoriam, подписанное 1942 годом и местечком Дюрмень.
https://anna-ahmatova.su/?pageid=871
Родители мои татары. Оба из многодетных семей. Почему-то считалось, что родом все они из Пензенской губернии. И татарами были пензенскими. Хотя каждый родился вдалеке от этих мест. Мать в Саранске, отец - в шахтерском городке Таш Кумыр, Ошской области. Отец с 15 лет работал на шахте. Хранил потрепанную газетную вырезку тех времен, где на расплывчатой фотографии был изображен в какой-то вагонетке. Статья была про него. Мол, молодой, но очень работящий. Видимо, стахановское движение в те края залетело также. Очень гордился этим и этой вырезкой. Как они оказались в Узбекистане для меня не особо понятно. Тетушки всеразличные говорили, что во время войны многих эвакуировали в Среднюю Азию. Вспоминается так же слова из одного произведения - «Ташкент город хлебный». Почему только «хлебный»? Скорее, арбузный да дынный. Лепешки там вместо хлеба. Да и черного не сыщешь. Потому что рожь не выращивают - зимы-то нет.
Из личных самых ранних могу привести только смутные обрывки воспоминаний нашего проживания в какой-то лачуге. Наверное, это и было в той самой Дурмени. Дыню огромную помню, под кроватью. Была она скорее обычной. Но для меня мелкого казалось огромной. Помню также какое-то поле, где мы с матерью почему-то гуляем среди травы. Бычок пасется на лугу. Мать гладит теленка, берет мою руку, тянет к его морде и дает мне потрогать его шершавый язык. Какие-то такие воспоминания стоят перед глазами. А еще помню, как бежал с какого-то склона вниз по каменной дорожке и со всей дури, споткнувшись, грохнулся лбом о камень. Больше ничего не помню. Однако уже став взрослее помню в разных пионерских лагерях и детских садах дразнили меня «крещённым», потому как на лбу у меня был шрам в виде ровного крестика - след от того самого падения. Бесило это меня страшно. Не был я никаким «крещенным», тем более из мусульманской семьи: родители были верующими и постоянно читали различные молитвы из Корана, будь то за обеденным столом или так, в жизни по всякому поводу и без.
Кстати, родители говорили в семье на родном языке. И мне, еще не особо-то вообще говорящему из-за своего возраста, трудно было общаться на два фронта. В саду на русском, а в семье на татарском. Отец достаточно строго следил за тем, чтобы дома по-русски никто не говорил. Было как-то не уютно. Но что это такое я особо не понимал. Понятно стало достаточно позже, когда уже в школе наслушался от сверстников про «татарина» во всех возможных ипостасях.
Как-то так…