Кап… Раз-два-три-четыре, кап… Раз-два-три… Кап.
Вода сочится по корням дерева, поблёскивает отражённым светом в окошках между плесенью на поверхности камня. Мутные капли раз за разом падают с высоты в мелкий овражек на голову невзрачной лягушки.
После каждого удара жидкой пули лягушка приседает, Кажется, что на «раз» она даже втягивает голову в плечи. Раз - сжалась пружинка. Потом на «два» и до самого «три», а если повезёт, то и до «четыре» степенно выпрямляется, подаёт грудь вперёд, расправляет плечи…
И тут ей опять по голове каплей – раз!
Её ничего не держит в этой пыточной камере, но жертва водяной казни никуда не уходит с выбранного места – ускоренная прокрутка суточного видео фиксирует не более десятка отлучек за пищей. Несколько вялых прыжков в сторону влажного пятачка голой земли, куда прилетают попить водицы бабочки. Пару минут ожидания мотылька, который одновременно играет роль и официанта, и обеда. Молниеносный выпад всем туловищем и ещё более быстрый бросок языка в жертву. Глотательное движение и отход под пыточный душ.
Когда темнеет, лягушка спит, когда встаёт солнце – просыпается.
И раз-два-три-четыре. По голове - кап… Раз-два-три… По голове - кап.
По тупой балде: кап-кап-кап… Я уже с ума готов сойти, просматривая этот пятиминутный ролик, а ей хоть бы что. Земноводная тварь.
Чего это я так разозлился?
Себя опознал в этой болотной скотинке ненаших джунглей. Вся моя жизнь так и проходит: сижу в уютном месте, капли рутины-времени, сводя с ума, постукивают по голове, отсчитывают интервалы между приёмом пищи и сном.
Но я гораздо продвинутее лягушки – я ещё в туалет отлучаюсь.
Кстати… Связываюсь с начальником, прошу разрешения, передаю напарнику полный контроль над пультом и ухожу в сортир. Он у нас на КПП хоть и небольшой, но уютный. Сделано качественно – как и всё в нашем посёлке для весьма обеспеченных людей.
Посёлок, угу. Вообще-то конгломерат из пяти усадеб: четыре небольших – по десять гектаров и одна в добрый квадратный километр. Вот из неё-то на своём розовом «Ламборджини» сейчас должна выехать Кира, дочь хозяина здешних мест и нашего ЧОПа. В последнее время у неё появилась привычка останавливаться у КПП, осведомляться в переговорник о моём присутствии и передавать мне привет. Конечно, я должен тут же выскочить на улицу и, радостно оскалиться ей в ответ. Пожелать доброго дня… утра, ночи…
Она точно знает, когда я на смене. Она вообще всё знает. Но я-то не обязан знать, что она уже села в машину и вот-вот подъедет. Я – лох, который не может ничего разглядеть вокруг себя.
Поэтому я отправляюсь в туалет. Там мне самое место, там.
Это было после выпуска из школы. Наша последняя детская тусовка, хотя среди нас были и ребята на два-три года постарше - из тех знакомых, кто под руку подвернулся. Мы готовились разбежаться по университетам. Кто-то оставался в России, большинство разбредалось по миру.
Под вечеринку мы сняли нескромный особнячок по Ново-Рижке.
Мы сняли… «Мы пахали», - сказала муха, слезая с шеи коня. Так и я – участвовал на халяву, откуда у меня такие деньги. Нет, что-то я с собой принёс, какую-то слабоалкоголку.
Деталей пати в памяти не сохранилось, да и что там могло необычного быть? Резвились детишки, наверняка по пьяни кто-то пытался устроить что-нибудь эффектное, не рекомендованное взрослыми к публичному показу. Мне-то уж точно нечего было выложить на кон. И танцевал я всегда так себе.
Поэтому я сидел с несколькими друзьями в комнате с приглушённым светом: потягивали коктейли, вяло спорили о чём-то жизненно важном для мироздания. Я, как всегда, пытался объяснить, что времени нет, что физики пошли на поводу у математики, считая некую абстракцию в своих уравнениях реальным объектом природы. Кому оно надо, моё понимание? Так же вяло я целовался с Танечкой, сидящей у меня на коленях. Не нужны мы были друг другу, но мы проучились в одном классе последние пять лет. И до этого были знакомы чуть ли не с пелёнок – неординарные родители из «семьи» всегда старались перезнакомить своих отпрысков, в жизни нам всё равно придётся если не держаться вместе, то достаточно часто пересекаться. Так что я с детского садика знал многих своих московских ровесников. Из узкого круга наших. А нас с Танечкой просто «поженили», решив, что мы — пара.
Танечка как раз запустила свой язычок в мой рот, а я свою руку - под юбку между её ног, когда в нашу залу заглянула Кира. Она прибавила яркости освещению и сразу подошла к нам с Танечкой.
- Серёжка, а правда, что ты влюблён в меня? Мне девочки сказали, я не поверила, мы даже поспорили…
Она была ослепительно красива: изящное коктейльное платьице с глубоким декольте обливало её фигурку шёлком, глаза... желтоватые глазищи налились зеленью... манили.
Но длинные волосы цвета меди слегка растрепались, ремешок на одном босоножке расстегнулся, колье на высокой шее чуть сместилось в сторону – она была не менее ослепительно пьяна. Её даже чуток пошатывало.
Смотрела она очень пристально и прямо мне в душу.
- Кира, конечно, это правда. Я очень тебя люблю! Всё? – и я продолжил наш с Танечкой поцелуй.
Что я ещё мог сказать? Я думал, она это давно знает – девочка, которая знает всё.
Ничего не ответив, Кира тут же развернулась на своих высоченных каблуках, которые делали ещё более бесконечными её ноги. Так резко, что её даже занесло. Но она не потеряла равновесия и так же решительно, как вошла, вымелась из комнаты. Не забыв по дороге уменьшить яркость света.
Я любил её без памяти. Любил с того самого момента, когда восьмиклассником увидел в школе новую девочку. Я любил её больше жизни, я готов был…
Я – головка от... буя. Слишком рациональный, слишком ответственный, слишком чёрствый. Понимающий, что эта девушка – не моего уровня, не моего таланта, не моей судьбы. И не моего бюджета.
Кира уже тогда делала очень большие деньги, играя на биржах мира. Конечно, это был бизнес её отца. Но папа Киры был обычным человеком, а она… Она интуичила так, что только нехватка оборотных средств и необходимость не светиться, не позволили ей за пару лет работы стать одной из богатейших женщин на планете. Уже потом, когда она отучилась в Стэнфорде на программиста, официально запустила придуманный и созданный ею искусственный интеллект для игры на биржах, она легально вошла в топ-50 от Форбс. ИИ, угу. Их пруд пруди, а с такой прибылью остаются единицы. Всё Кира, её способность мгновенного анализа, настолько быстрого, что только на интуицию и можно ссылаться. Это она себя ещё сдерживает, уж я-то это знаю.
Знаю, да. Сейчас, когда с того памятного прощального вечера бывших школьников прошло уже семнадцать лет, я понимаю, что всё Кира знала, знала лучше меня: и что я по самые уши влюблён в неё, и точный момент, когда это случилось… И что я сам публично отказался от неё, когда она давала мне шанс быть с ней. Она пришла мне сказать, что любит меня, а я мудро ответил, что в этом нет никакого смысла. Испугался быть с ней. Слабак.
Значит, и не надо такого любить.
Молодец, Кира. Правильно поступила.
Так какого хера тебе сейчас от меня надо? Что означают эти приветы? Зачем ты пыталась пригласить меня в компанию наших давних… твоих друзей? Да, ты имеешь право быть царицей, ты и так царишь. И я — подданный винтик из твоей машины-империи. Но что делать мне среди людей успешных, состоявшихся? А главное – понимающих. Умеющих. Что делать мне, «позору семьи», среди суперлюдей, тянущих наш мир в светлое будущее? Вы – повелители большого мира. А я… нищий рыцарь второстепенного мира. Мира мелочного, мира ничтожных воздействий и слабых движений.
Встретят меня там снисходительно, вежливо. Может быть, и по-приятельски – не исключаю. Но о чём мне говорить с крутыми бизнесменами и политиками, продвинутыми учёными, писателями и художниками… Вы – бомонд, замкнутый мир для своих. А я… Лягушка под каплями. Пытка серой жизнью: шлёп по голове – втянул её в плечи, переждал – стал распрямляться – шлёп по голове…
Кира теперь давно проехала, пора вылезать из туалетного убежища. Пора бы лягушке и бабочку сожрать – время обедать.
Она ждала меня в помещении КПП. Напарник одновременно млел и пугался, пытаясь понять, как вести себя с недосягаемой звездой, снизошедшей к нам.
- Ага, вернулся. Запор, Серёженька? Может, пособить чем? Клизму поставить?
- Нет, не запор - язва. Хроническая, запущенная, - не выдержал я. И тут же опомнился, угомонился... признал хозяйку, завилял хвостом. - Здравствуй, Кира! Рад тебя видеть – ты всё красивеешь и красивеешь. Каким ветром в наш КПП? Управление воротами не срабатывает? Так это мы сейчас… Пётр, ты уже доложил Николаю Степановичу?
- Уймись, Серёжа. Я за тобой. Ты мне нужен. Я Николаю Степановичу уже позвонила. Ага, вот и замену тебе прислали.
У КПП скрипнули тормоза навороченного джипа охраны, из него выбрался Николай Степанович и два парня: его водитель-телохранитель и мой сменщик. Не выдержал наш шеф, сам примчался. Хоть и из нашей «семьи», но угодить хозяйке, лишний раз на глаза показаться… Я его понимаю.
Понимаю, да. Знать бы, что именно я понимаю.
.
.
Сижу дома, проверяю качество пива. Сначала я наливаю охлаждённый янтарный напиток из бутылки в настоящую пивную кружку: глиняную, грубой лепки, с ручкой в виде рака...
Членистоногий упёрся хвостом в бок сосуда поближе к донцу и широко раскинутыми клешнями плотоядно обнимает ёмкость по самому верхнему краю, будто желая заглянуть вовнутрь, а то и отведать пивка. Увы, ему не светит дотянуться, так и останется он вечно жаждущим, неутолённым.
В отличие от меня.
Кружка не очень большая, но правильная — в одну английскую пинту. Этого мне не хватает, но ещё больше я презираю всевозможные недомерочные американские пинты, бутылочки в 0.33л, новомодную тару в 0.45л или 0.46л. Может такие цифры — самый раз для калибра оружия, но не годятся для меры пива в литрах.
Я всегда беру полтора кубических дециметра освежающей жидкости. Как раз на две «раковых» кружки: наполнил-отпил-долил-осушил, убивая жажду, заливая невидимый миру пожар гулкими глотками, и по-новой. Уже не торопясь, растягивая процесс, прочувственно смакуя. Обычно больше я не пью, потому что следующие полтора уже потребуют чего-то твёрдого для зубов и желудка.
Я проверяю качество пива старым добрым способом. Нет, не сажусь в кожаных штанах на скамью, облитую пивом — кладу на пену монетку. Мелкую, не тяжелее рубля. Если пенная шапка держит подношение, то пиво нормальное. Нет — говно, точнее — моча, беспонтово выливаю. В рот, ибо не сливать же его в унитаз, вдруг попортит канализацию. Вылью, конечно, и туда, но попозже, в нормализованном виде.
Сегодня пена железно держала и рубль, и двухрублёвую монетку. Ну, приступим...
.
.
.
Иногда я вижу неявные связи между событиями и вещами. Не значащими событиями и никому не нужными вещами. Вот сосед, дед Толя, выходит из дома в ветхозаветских калошах и с допотопным зонтиком, чей каркас сделан из бамбука. На небе ни облачка. Спроси деда: на фига козе баян — он не ответит, сам не знает. А через часок небо в тучах, начинает дождишко накрапывать, а потом и поливать. Анатолий Григорьевич притянул? Конечно, нет. Дед — живой барометр-гипертоник. Упало давление, барометр заволновался, испугался и полез на антресоли за аксессуарами.
Гнилой пример? Каждый может такую логическую цепочку выковать. Каждый...
Я вижу другое — дед в сумеречном расстройстве ума и гаснущих чувств где-то в районе Твери зацепил своим желанием рукав циклонального вихря и приволок его нам на голову.
С какой дури это мне втемяшивается в башку? Я не знаю. Но, если позудеть деду на его кухне о том, что засуха убила огурцы и помидоры на даче, пропала заготовка закуси... Да по контрасту с такой сушью под пивко с обожаемой им чехонью... Дождь в нашем районе пойдёт! Был кто-то в дедатолином роду из «семьи», был. Но никто не видит в нём ни малейших способностей, а я вот в соседе не сомневаюсь и периодически поливаю клумбы и убираю пыль во дворе с помощью деда Толи.
.
.
Иногда, размышляя о сути мироздания... попив пивка... запив им пару рюмок водки... я пробавляюсь дурацким и скучным для непосвящённых делом: погружаю в стакан, до верху наполненный водой, монетки. Их надо опускать бережно и осторожно, так, чтобы вода не полилась через край. Если к делу подходить вдумчиво и не дёргаться, то можно немало мелких монеток положить в стакан, не пролив ни капли. На этом трюке даже была построена пара сцен в старом французском фильме «Прощай, друг». Хороший фильм... Ален Делон и Чарльз Бронсон играли... Выпендрёжники.
Был, да.
Теперь моя очередь забавляться.
Я укладываю монетки одну за другой. Начинаю сразу по-крупному — хожу с пятёрки. Опускаю её по стеночке. Тут важно, чтобы ударившись о дно, она не всколыхнула всю толщу воды в стакане. Ну...
Фух, проскочила, стоит у стенки стакана на гурте.
Делаю добрый глоток виски — первый блин не комом. Значит и ещё пару глотков бодрящего напитка не повредят. Прямо из горлышка — стакан ведь занят.
Уменьшаю вес и диаметр монетки — в ход идёт двухрублёвик. Пробиваю пленку поверхностного натяжения, аккуратненько... вдоль стеночки... отпускаю — есть!
Награждаю героя за смелость следующей серией глотков.
Настала очередь рублишки. Мелкий нынче пошёл рубль, невзрачный. То ли дело царские рубли. Таким в лоб засветишь... Интересно, можно ли убить человека серебряным рублёвиком? Ими награждали. А раз награждали... Значит, и казнить можно?
Хороший у меня интерес? Нормальный.
Укладываю ещё парочку рублей в стакан и премирую себя за выполнение плана ещё несколькими глоточками отдающей дымком жидкости. Продолжить? Я сейчас не о виски, о наполнении объёма деньгами.
Да какие это деньги? Кто ими пользуется? Покупки и услуги оплачиваются банковскими картами, а то и через смартфоны. Я тоже «банкир», но специально держу дома кучку мелочи для развлечения. У меня есть и полтинники, и гривенные. Даже раритетные пятачки и копейки выпуска 2014ого — тогда возобновили выпуск ненужной мелочи для вновь обретённого Крыма.
Я кормлю стакан воды железом. Стакан благодарно принимает мелочь. Я наливаюсь спокойствием и виски. В мире царит гармония. Она поднимает воду над краями сосуда. Поверхность воды становится выпуклой, круглой. Меня переполняет счастье умиротворения, голова моя плывёт к центру мироздания.
Но я так и не достигаю цели — крайняя копейка наконец-то рвёт поверхностное натяжение воды, и водопад, не соизмеримый с добавленными в последнем подходе массой и объёмом, рушится из стакана вниз, затапливая поверхность стола.
Меня смывает прочь. Стакан полон воды, монеток и горьких мыслей. Бутылка пуста. Голова... полна пустых замыслов.
На пати в Кирином поместье собралась куча народа. Увы, многих из них я знал, многие знали меня. И зачем мне эти морды? Вот эта оживлённая группа с бокалами в руках — на кой? Витька, Санёк, Ильяс, Макава, Соня, Полубог — не помню его настоящего имени, Танечка, другие... Растолстевшие, полысевшие, упакованные... Шесть докторов наук, пять удачливых бизнесменов, модный писатель, ещё более модный художник — потому что скандальный, хотя до прибивания мошонки гвоздями к брусчатке Красной площади он не додумался. Чьи-то мужья и жёны, чьи-то любовники и любовницы, чьи-то родители... И даже чьи-то дети – глядя на них и не скажешь. Одноклассники в реале, что бы их черти взяли!
Зачем я здесь?
Кира с милейшей улыбкой бросила меня в толпу одноклов на растерзание и ушла в недра своей резиденции. Думаю, переодеться. Ну да - уже час, как в одном и том же маячит на глазах критически настроенной публики. Разве так можно?
А меня можно притащить на эту монстрацию в форме охранника? Читайте нашивки: «Полярус», Никитин С.А., А(II)Rh+. На щите служебного «герба» по клинку вертикально стоящего меча струится «Обеспечу!». Дурацкий девиз. Что обеспечу? Нарезку колбасы мечом, подачу салатов и холодных закусок на щите? «Я ваш официант. Чего изволите, господа?» Так, что ли?
Сейчас мне воздастся за всё. Понеслось:
- Серёга, привет! Куда пропал-то?
- Мне говорили, что ты у Кирки телохранителем служишь, а я не верила...
- Сколько лет, сколько зим, дружище! А я слышал, что ты спился…
- Какие люди! Из охраны...
- Серёжка, ты! - неузнаваемо широкая Танечка самозабвенно целует меня, мягко, но плотно обволакивая необъятным бюстом.
Пытка воспоминаниями сильно не затянулась — я всё больше отмалчивался. Что может быть интересного в недружелюбном молчуне в униформе охранника?
А потом пришла сногсшибательная Кира, взяла меня под руку, велела: «Слушай и молчи», и мы с ней начали обходить гостей, переходя от одной компании к другой.
Хозяйка здоровалась, пожимала руки, обменивалась поцелуйчиками и милостливо разрешала поцеловать ручку. Улыбалась, мило щебетала, надменно повелевала, дружески беседовала, велась на лесть, не поддавалась на уговоры, звонко смеялась над шутками и цинично материлась, услыхав невесёлые новости.
Меня она так никому и не представила. Вроде бы не на поводке у ноги водила — крепко держалась за мою руку, но чувствовал я себя не то бобиком, которого придерживают, чтобы не погнался за течной сучонкой, не то опытным образцом бесполого андроида, новой разработкой её корпорации.
«Молчи, скрывайся и таи»? Хорошо, что хотя бы скрываться не надо было. И «молчи» тоже оказалось не лишним — уж очень много негатива вдруг вывалилось на меня в деловыми разговорах, которые тоже были на этом празднике жизни: усиление глобального потепления, пластиковая смерть океанов, гибель лесов — лёгких планеты, перенаселение пригодных для жизни людей территорий... В космос выйти – и то проблема, через мусор на орбиту не пробиться.
Из лоскутиков финансовых и биржевых новостей, из полупьяных споров учёных и курирующих их чиновников, из малопонятных непосвящённому реплик банкиров и бизнесменов, даже из прозрений скандально известного гения от художеств складывалось чёткое понимание, что в «датском королевстве» нашей планеты усиливается системный кризис. Мне даже показалось, что некоторые вещи рассказывают специально для меня.
Тоска, беспросветная тоска навалилась на меня. Стало мне всё понятно: и что Кира не меня гостям показывала, а посредством всех этих быстрых интервью складывала в моей голове мозаику реальности. И моя форма охранника из возможной мелочной мести некогда отвергнутой девушки на глазах превращалась в некий символ. По крайней мере, в глазах тех, кто принадлежал к «семье». Вот вам, господа, охранник. Обеспечит.
Ах, Кира... Сволочь ты рыжая! Выдернула меня из моей норы, как морковку с грядки, и хочешь сожрать с потрохами? Вряд ли выйдет. Как говориться: я с переду костистый, а с заду говнистый.
Но моя валькирия знала, что делает. Добил меня разговор с Витькой, с член-кором АН РФ Петрухиным Виктором Аполлинариевичем, с моим школьным дружбаном.
- Где ты столько лет пропадал, Серёжка? - стиснул он меня в своих крепких объятиях. Витька за эти годы стал крупным учёным, теоретиком от физики, а мужиком он всегда был просто громадным — медведь медведем.
- Никуда я не пропадал, в Москве всё время. Чуток в госкорпорации без особых успехов поработал, чуток в бизнесе бесприбыльно покрутился, вот теперь, благодаря «семейным» связям, пристроен на синекуру - сижу на вахте, балду бью... - не хотел жаловаться, но проскочило.
Витька понял:
- Дурак ты Серёжка... А ведь ты был самым талантливым из нас. На тебя так надеялись, планы на перспективу строили. А ты сбежал.
- С какого это хе... хрена талантливый? Какие планы? Хоть бы намекнул кто.
- Тебе намекнёшь. С твоим характером и упёртостью. Вон Кира тебе не то, что намекнула, в лоб сказала — люблю, хочу. А ты что сделал? Развернул и из комнаты вышвырнул: отстань, мол. А всё потому, что сразу к тебе не прибежала и в ножки не поклонилась: возьмите, вашвелчество, дурёху, окажите милость.
- Я? Киру? Вышвырнул? - Я обалдел. - Я ей всё спокойно сказал, и она ушла.
- Конечно, ушла. Уйдешь, если тебя по воздуху уносит непреодолимая сила. И заткнёшься, если бог приказал...
- Не было такого! - возмутился я.
- Как же — не было! Нас в комнате пять человек было. И всё видели одно и то же.
- Я... я не помню... я не хотел... Да не мог я так сделать!
- Сделал. Видно тебя сильно припекло. Тебя прижать, так ты контроль теряешь, ничего кроме цели не видишь. Помнишь, как ты в минуту яйца сварил?
Как не помнить...
Мы тогда учились в четвёртом классе, и на майские праздники родители организовали нам давно обещанный поход с ночёвкой в лесу в настоящих палатках. Это было очень круто для нас, городских ребятишек.
Всё было по-взрослому. Был составлен перечень необходимых вещей для всей компании, барахло было распределено между «туристами» по возможностям каждого. Конечно, сопровождающие родители тащили на себе ещё кучу необходимых вещей. Да и по лесным дорогам за нами шли два внедорожника с припасами и врачом. Нас это не интересовало.
Ночь перед походом я провёл у своего друга Витьки. Если не считать Витькиного отца, то нам дали полную свободу сборов. Да, полнейшую: выставили всё, что нам надо, на большой стол, поставили рюкзаки и велели «собирайтесь!». А на диване в зале была заботливо разложена наша походная одежда. Выход был назначен на невозможно раннее утро — на 7.00.
Весь вечер мы с Витькой пытались впихнуть кучу припасов и оборудования — карманные мультитулы, к примеру - в тесные рюкзачки. И нам никто не помогал! А оно никак не укладывалось. К полуночи мы всё же упаковали барахло и, умотавшиеся до смерти, завалились спать.
Конечно, мы проспали. Конечно, утром оказалось, что в рюкзаки надо положить ещё зубные щётки и мыло. Хорошо, что какая-то добрая фея — на её роль вполне подходит Витькин отец — перебрала наши «мешки» и всё уложила так, что там ещё много свободного места оставалось.
Когда Витькин папа ушёл за машиной в гараж, велев нам выйти к подъезду через десять минут, мы уже заканчивали завтракать. Всё шло почти по плану, но без запаса по времени.
И тут Витька как заорет:
- Яйца!
Сначала я не понял и подумал на Витьку бог весть что. Но тут же до меня дошло: в наши обязанности входило сварить и взять с собою два десятка яиц для приготовления походных салатов.
Сколько требуется времени, чтобы вскипятить 5-литровую кастрюлю с яйцами, да так, чтобы они хорошо проварились?
Я не стал высчитывать, я схватил кастрюлю (и как только отыскал на чужой кухне, я в нашей-то квартире её не нашёл бы) и налил в неё воды.
Мы с Витькой начали лихорадочно перекладывать яйца в кастрюлю из упаковки, стоящей на видном месте на столе. И как только Витин папа забыл о них? Наверное, ночью долго помогал доброй фее перефасовывать наше барахло.
- Брось! Не успеем, - орал Витька, сея панику и пораженческие настроения.
- Отойди и начинай одеваться, - стиснув зубы, прошипел я.
Мне самому было трудно потом разобрать в деталях, что и как я сделал. Если говорить сегодняшними терминами, то припоминается, что я оценил геометрию кухни, нашёл поверхности, годные для излучения и экранирования, вычислил наиболее удобную для моих целей фокусную точку, поставил туда кастрюлю с водой и яйцами, накрыл плотно крышкой, даже придавил её тяжёлым пакетом с мукой... Сгенерировал импульс, вызвавший резонанс в кастрюле и некоторых предметах на кухне... Резонанс высвободил дополнительную энергию...
Вода закипела мгновенно, аж пакет с мукой подпрыгнул на крышке. А через минуту я понял, что круче меня только сваренные мною яйца. По крайней мере, на этой кухне.
Когда мы выбегали из подъезда со слегка обожженными пальцами — яйца были очень горячими, когда мы их запихивали в пакет — Витькин отец уже собирался выйти из машины и идти вытаскивать нас из дома.
.
.
Мы нашли с членкором тихий уголок где-то в стороне от зала приёмов и предались воспоминаниям. Потом мы выпили, потом ещё выпили, а потом опять выпили. За прошлое, за тех, кого уже нет, за энтропию, которую человечество вопреки всем свои стараниям ускоряет. В смысле – чтобы она провалилась, эта энтропия. Природа миллиарды лет кропотливо собирала в отдельные ячейки месторождений свои химические элементы в виде минералов и самородков. А мы, люди, размазываем эти сокровища тонким слоем по поверхности, нивелируя и отравляя свою среду обитания.
Витька много знал, имел хорошую собственную память и доступ к новейшим нейронным сетям и квантовым компьютерам. А главное – он умел широко мыслить и обобщать.
Он не видел выхода для неразумного человечества. Картина мира в его изложении была ещё безнадёжнее.
И это ещё не всё.
- Знаешь, Серый, я потихоньку вскапываю теоретическую делянку под названием «Вселенная» и прихожу к совсем неутешительным выводам: наше мироздание может находиться уже не в фазе расширения, а вовсе даже наоборот – в фазе сжатия. Мы ведь живём в прошлом – видим то, что было тысячи, миллионы и миллиарды лет назад в нашем Универсуме. Получаем информацию, неспешно идущую со скоростью света…
- Витёк, если ты о своих последних статьях в «Classical and Quantum Gravity» и в «Astronomy and Astrophysics», то я их читал…
- Ты читаешь научные журналы? Следишь за…
- Угу, следю… слежу, я же охранник. Да и что прикажешь делать вахтёру, как ни пробавляться научными статейками?
- Гад ты, Серый! Гад… Сбежал, свалил в сторонку и сидишь, посмеиваешься над нами, простыми сверхчеловеками. Дай я тебя обниму, скотина ты любимая… Так ты понял мои выводы? Точнее – согласен?
- Ну-у… Математика – проституирующая служанка науки, всего лишь инструмент в руках таких ловкачей, как ты. С её помощью вы можете доказать, что угодно. Но о физику вы, ребята, уже спотыкаетесь. Вот возьмём время, в существовании которого вы себя убедили. Ищите частицы-носители, поля… подставляете ваши формулы то в скалярном виде, то пытаетесь задать векторные значения. А времени нет, есть пространство, обладающее свойством меняться, то есть в нём идут процессы, обладающие сравнительной длительностью относительно друг друга. И есть сейчас. То, что было, уже прошло. То, что будет – весьма вероятностно для объектов, меньших, чем…
Витьке только и надо было – затащить меня в дискуссию. Мы с ним классно поговорили: орали, обзывая друг друга, упрекая в косности мышления и невежестве, прерываясь на то, чтобы промочить горло. Когда мы уже еле держались на ногах, Витька выдал то, ради чего Кира устроила весь этот дурдом. По его словам выходило, что если осуществить некое небольшое, но невозможное, исходя из законов физики, воздействие на уровне нашего макромира, то оно должно вызвать определённую встряску структуры нашей Вселенной. Значительную в точке воздействия, от которой пойдут сферические затухающие волны. Вселенная не даст разыграться катастрофическому для неё сценарию, она локализует часть себя, отгородится барьерами. Достаточно длительное время получившееся «яйцо» пространства будет не восприимчиво для воздействия сопоставимых с «окуклившейся» массой энергий. Грубо говоря, нашу галактику не сможет пожрать другая, несколько более массивная галактика.
Далее последовал двусторонний околонауный пьяный бред двух друзей, давно не общавшихся друг с другом. За дружбу мы пили много и часто. И за науку. И за человечество. И за Вселенную, чтоб ей быть не просто ячейкой в некоем Мультиверсуме, а гораздо более интересной структурой. И за любовь мы пили тоже…
Потом я собрал оставшиеся силы в кулак, закинул ноги захрапевшего Витьки на кушетку, накрыл друга какой-то попонкой, содранной со стены, и пошёл искать Киру…
Открываю глаза. Тихий предутренний свет сумрачного утра пытается контрабандой пролезть в спальню сквозь щели в шторах. Не спеши, дружище, не стоит. Нет ожидаемой радости от наступающего дня, на которую я рассчитывал. Почему?
На прикроватном комоде стоит стакан и бутылка воды. Её вид вызывает непреодолимое желание пить. Увы, не газировка. Сажусь на краю кровати, почти свесив ноги — высокое, однако, ложе. Для обладателя длинных ног. Наливаю, пью, наполняя сублимированное тело влагой. Но жить-то буду?
А стоит ли? И ещё интересно...
За моей спиной шуршит шёлк простыней. Поворачиваюсь — Кира во сне продрогла. Не просыпаясь, укутывается в кокон легкого летнего одеяла. Где климат-пульт? Вот он, на тумбе с её стороны кровати.
Поднимаю температуру в спальне на пару градусов. И не будить. Пока она спит, можно считать, что ничего не изменилось, что это не она вернулась ко мне... Или я к ней? Не стоит выяснять, кто кого вернул, кто вернулся. Мы пришли друг к другу — этого достаточно.
Любуюсь спящей женщиной, разметавшей медные ведьминские волосы по подушкам. Своей женщиной. Или это я сильно впечатлился?.. Доживу — узнаю. Если вдруг не сбегу от грозного счастья. Самокритичен, как никогда.
О чём же таком интересном мне подумалось в момент, когда я разлепил глаза? Скребётся что-то в голове. Скребётся? Ну-ка, ну-ка...
Конечно! «Стакан воды». Есть такая пьеса у французского драматурга Эжена Скриба, плодовитого и остроумного насмешника. По ней в советские времена сняли фильм с прекрасным актёрским дуэтом в роли главных героев-интриганов: Алла Демидова и Кирилл Лавров. О чём она? О том, что большой цели можно добиться несоизмеримо мелкими воздействиями, когда поданный неожиданному лицу стакан воды оказывается точкой для поворотного рычага истории.
Сейчас предо мной тоже стоит стакан воды. Буквально и в переносном смысле. Что если мелкое удачное воздействие, противоречащее хотя бы одному закону физики, заставит подвинуться, измениться другие аксиомы и постулаты?
Я король мелочного мира, повелитель его второстепенных связей, или кто? Я ведь могу заставить выплеснуться наружу всю внутреннюю энергию какого-то объекта... И взорвать мир.
Или успокоить его. Беспомощный миротворец Вселенной.
Я наливаю в стакан воду до краёв. Где мои джинсы? Заботливо сложенные лежат в кресле — ох, не моя это работа. Даже не перевёрнуты карманами вниз, как это обычно делаю женщины, не подозревая, что карманы мужчины используют по назначению. Шансов на личный мир практически не остаётся - она ещё и аккуратистка. Мы антагонисты в этом вопросе. Не уживёмся. Но ведь Кира наверняка всё просчитала. Это одуревшая от ревности школьница много лет назад не удержалась, пошла выяснять со мной отношения, хотя наверняка понимала, что не стоит. Сейчас, через двадцать лет, взрослая и уверенная в себе Кира наверняка высчитала всё. Или опять туман в голове? Быть того не может. Нет, не верю… Верю в…
И когда только успела? Вставала ночью, подобрала и сложила мою брошенную на пол одежду, принесла воды. Клад, а не женщина — заботливая. Ненавижу, когда обо мне заботятся! Забота требует обоюдности, а я… Бежать...
Привстаю, дотягиваюсь до джинсов, хватаю их. Должны же быть... Лихорадочно шарю в кармане — есть! Несколько монеток у меня всегда валяются в кармане штанов. Зачем? Сам не знаю. Так с детства повелось. Когда-то мама перед стиркой всё выгребала из карманов на моей одежде и отдавала мне. Теперь я достаю монетки из ложбинки в резиновой прокладке на дверце стиральной машинки после каждой стирки. И опять сую их в карман.
Я достаю из... узких штанин... рубль. Монета ЦБ РФ образца 2016 года: диаметр 20,5 мм, толщина 1,5мм, масса 3г. Выполнена из стали с никелевым покрытием. Железяка.
Сколько таких рублей я скормил своему любимому стакану в своей квартире! Скольких бедняг утопил в бокале забвения...
Что с ней можно сделать такого, чтобы противоречило законам физики? Прямо сейчас, здесь, используя этот стакан воды. И без привычной бутылки виски?
- А ты его уложи на поверхность воды. Три грамма, распределённые по такой площади обязательно прорвут плёнку поверхностного натяжения. Сможешь? - Кира обнимает меня со спины и смотрит на рубль и стакан через моё плечо. Я что, вслух сам себя спрашивал? Или это её талант видеть всё насквозь.
- Давай, повелитель мелочного мира, ты сможешь. Получится — я твоя...
Целую её, неудобно вывернув голову.
- ...не сможешь — попрощаемся.
Смотрю ей в глаза.
- Да, ладно — вру. Даже не вру — стимулирую своего мужчину, - ехидно уставилась мне в глаза.
Ехидно? С тревогой.
- Вдруг у тебя получится перевернуть мир. Точнее, вернуть его на правильные рельсы.
Тревога не обо мне, а о мире? Он мне нужен? Нужен ей... Значит нужен и мне.
- Сомневаешься в повелителе, королева?
- Как не сомневаться... если ты голову в песке двадцать лет прятал.
Обидно. А на обиженных воду возят. Я же хочу сделать наоборот.
Я беру монетку в руку. Я держу её двумя пальцами за гурт, так, чтобы она плашмя легла на воду. Я знаю, что мелкие предметы надо укладывать на воду другим предметом, вилкой допустим. Тогда можно удержать пленку поверхностного натяжения. Но рубль с его массой она всё равно не удержит. Разве что на фонтанирующей газированной воде некоторое время могла бы продержаться...
Меня захлёстывает расчёт необходимого давления газа, выделяемого из толщи воды — я пытаюсь оттянуть момент истины.
Я отлично знаю, что мой рубль удержится, ляжет на воду и будет лежать. Я уверен в этом. Кира слегка побледнела, даже прикусила губу, как в школе перед контрольной — она тоже знает, что сейчас мы поломаем что-то в нашей Вселенной.
Проблема в том, что я не уверен, что это надо делать.
© Сергей Ерёмин, 2019