Голографический экран начал медленно гаснуть, сообщая читающему электронную книгу, что по его личному расписанию пришло время готовиться ко сну. Сергей Геннадьевич Калимов, главный эксперт галактического агентства по энергобезопасности, зевнул и с улыбкой посмотрел на заправленную кибером кровать. В кои-то веки вырванный из бешеной карусели симпозиумов, конференций, заседаний, изредка разбавляемой лекциями в университетах Сергей Геннадьевич был несказанно счастлив предложению консультировать проект нового энергоцентра на другом конце вселенной.
В корабле, скользящем в гиперпространстве он ощущал себя не просто отпускником. Абсолютная невозможность связи с внешним миром с первых минут оказала на пожилого учёного благотворное воздействие, обеспечив неведомое ранее чувство защищенности от любых тревог и волнений. Немудрено, что вечно экономящий на сне и считавшим такое разбазаривание временного ресурса настоящим преступлением, теперь в корне изменил взгляд на ценность ночного отдыха. Вымотанный десятилетиями практически круглосуточных бдений профессор теперь ежевечерне погружался в простенькие детективы, с невероятной радостью ощущая, что можно не гробить драгоценные часы чтением работ коллег, написанием рецензий и планированием очередных исследований своих учеников. Банальные истории, заурядные сюжеты и не слишком сложные герои — всё это незаметно, но надёжно вытягивало Сергея Геннадьевича из мира многомерных формул и нерешаемых задач. Когда же он вспомнил прелесть нахождения в мягчайшей постели, то уже не мог дождаться наступления отбоя, чтобы как можно скорее вернуться в забытый с детства мир Морфея…
Но в этот раз дойти до кровати ему было не суждено. Пол под ногами неожиданно вздрогнул, а через секунду под потолком вспыхнул алый огонь тревоги. Несколько удивлённый данным фактом, Сергей Геннадьевич вернулся в кресло и, в полном соответствии с инструкцией по безопасности, начал ожидать сообщений экипажа.
Минуты бежали, лампа тревоги по прежнему окрашивала помещение в багровые тона, а в голове физика роились гипотезы возможных происшествий. “С гипердвигателем ничего произойти не могло. Там ломаться попросту нечему. Террористы или пираты? В принципе, они могли пробраться на корабль при погрузке. Но сомнительно, что преступники решили позариться на столь неказистую добычу. Корабль грузовой и выполняет хоть и долгий, но заурядный рейс. Трюм набит банальными комплектами энергоустановок для планетарных колоний, которые никому не продашь. Захват заложников? Хм… На борту всего полсотни пассажиров — это простые техники и инженеры. Плюс два десятка членов экипажа. Негусто…” Сергей Геннадьевич рассеянно смотрел на полыхающий сигнал тревоги и продолжал мысленно рассуждать, хотя ничего путного из его логических построений не выходило.
Когда беспокойство пожилого учёного начало приближаться к точке кипения, сигнал тревоги внезапно погас, но в ту же секунду в каюту ворвался переполненный напряжением голос капитана:
— Сергей Геннадьевич, пожалуйста поднимитесь в рубку!
— Хорошо, сейчас, — пробормотал в ответ учёный и прямо в пижаме направился в коридор.
Вызвав лифт, он с волнением сообщил киберу:
— В рубку.
Капсула перемещения, по старинке называемая лифтом, стремительно рванула через многокилометровые недра галактического транспортника. Стоя в несущейся кабине, Сергей Геннадьевич был защищен искусственным гравитационным полем и не ощущал никакого дискомфорта. А вот мешанина мыслей ученого уже давно преодолела уровень мощности центрифуги и вовсю приближалась к торнадо. Наконец, движение капсулы прекратилось, и у распахнутых створок его тут же встретил сам капитан. Вид опытного звёздного волка в какие-то доли мгновения выбил из профессора Калимова последние остатки надежды. Нет, бравый служака не был растерян и уже тем более не трясся от страха. Но на рубленном лице пролегли такие тени обречённости, что Калимову стало жутко. Заплетающийся язык с трудом вытолкнул слова:
— Что произошло?
— Давайте пройдём ко мне. Я сейчас всё объясню.
Они оказались в небольшом конференц-зале, где уже находилось пятеро старших офицеров корабля. Капитан указал профессору на свободное кресло, сам молча уселся во главе стола. С каменным выражением лица он объявил подчинённым:
— Разрешите представить нашего пассажира — Сергей Геннадьевич Калимов, главный эксперт галактического агентства по энергобезопасности.
Затем капитан представил гостю офицеров. Это были: первый помощник, штурман, старший механик, второй механик и офицер безопасности.
Профессор спохватился, что одет совсем не для официальных приёмов и густо покраснел. Но деваться было некуда, и он чинно раскланялся и вопросительно посмотрел на командира корабля. Тот всё тем же бесцветным голосом обратился к приглашённому:
— Профессор, на корабле произошло чрезвычайное происшествие. В дозаторе антивещества произошёл взрыв. В результате чего мы потеряли управление маршевым двигателем.
— Как это могло произойти?! — Калимов не верил своим ушам, — Это теракт? Ведь само по себе…
— Судя по характеру разрушений, произошло скачкообразное изменение состояния антивещества, — едва слышно произнёс второй механик.
— Что? — Сергей Геннадьевич поражённо воззрился на офицера, — Вы знаете, какова вероятность этого события? Она ничтожна!
— Но не нулевая, — вставил старший механик.
— Да, совершенно верно. Она не нулевая. Но столь мала, что устанешь считать нули в отрицательной степени! — ворчливо заметил старик.
— Я согласен с профессором. Вероятность этого весьма невелика. Поломок такого рода ещё не случалось ни на одном корабле за всю историю звездоплавания. Поэтому вы, Сергей Геннадьевич, должны немедленно приступить к выяснению причин аварии и устранению оной, — жёстко распорядился капитан.
— Что? — Калимов не верил своим ушам.
— Я имею право отдавать приказы даже пассажирам корабля. Тем более в чрезвычайной ситуации. Все корабельные техники и гражданские инженеры к вашим услугам. Или вас что-то не устраивает?
— Погодите! Я вовсе не то имел ввиду! — запричитал перепуганный учёный, — Вы же не хуже меня знаете, как производятся силовые установки кораблей. Это вам не конвейер прошлого тысячелетия! Каждый агрегат уникален. Их неповторимость не позволяет производить замену любых узлов и компонент. А уж о камерах антивещества и говорить нечего.
— Но у нас в трюме навалом комплектов для всевозможных энергоустановок! Есть несколько законсервированных сервисных станций, на которых можно осуществлять все виды ремонта кораблей. Сотни киберов-ремонтников! Есть даже два комплекта космодромов, — отчаянно сдерживая страх, оттарабанил первый помощник.
— Рад это слышать. Только нам они бесполезны. Поймите, что даже если мы полностью соберём новую силовую установку и сможем установить её на корабле, то выйти из подпространства не получится! Это напрямую связано с физикой сгенерированного ранее гиперперехода. Вы понимаете? — профессор видел по лицам, что всё это и так известно присутствующим.
— Всё это мы понимаем. Но и вы поймите: через восемьдесят два часа мы должны выйти из гиперпространства. В противном случае, мы окажемся за пределами исследованной вселенной.
— Капитан, — профессор изо всех сил старался отгородиться от бушевавших эмоций, — У нас на такой случай должны быть криокамеры для всех пассажиров и членов экипажа. Рано или поздно нас хватятся и отследят по вектору. Конечно, это так себе перспектива, но это хоть что-то.
Калимов оглядел помрачневшие лица офицеров и понял, что какой-то важный момент ему ещё неизвестен. Ясность тут же внёс штурман:
— Дело в том, что при взрыве сместился вектор движения. Теперь, даже если на Земле узнают о нашей проблеме, то никогда нас не найдут.
Сергей Геннадьевич сидел как громом поражённый. Колоссальная махина грузового звездолёта теперь виделась ему уродливым гробом на семь десятков трупов. Ещё живых, и даже хорошо законсервированных. Но без надежды вернуться к жизни.
— Сергей Геннадьевич, вы меня слышите? — оказалось, что капитан уже не первый раз обращается к впавшему в транс учёному.
— Да… Простите…
— Ещё раз повторяю. Как капитан, я… — он горько охнул и поправился, — Нет. Сергей Геннадьевич, как человек и отец, прошу вас постараться хоть что-то сделать. На борту, кроме экипажа, полсотни пассажиров. Это сплошь молодые ребята и девчонки. Им ведь жить надо…
***
Сергей Геннадьевич долго не мог прийти в себя. Для кабинетного учёного сама мысль о нахождении на грани смерти была пугающа, осознание же безысходности загнало разум в непроглядную пропасть отчаяния. Он заперся в каюте и не выходил двое суток, лошадиными дозами глотая успокоительное и рыдая под одеялом. Его никто не беспокоил. Капитан отлично понимал творившимся с профессором. Нервы многоопытного космического бродяги были под стать титановой броне звездолёта, и он хладнокровно наблюдал через скрытые камеры системы безопасности за терзаниями старика.
На третий день Калимов наконец смирился с ситуацией. И покой души моментально пробудил почти убитую ужасом мощь разума. Профессор неторопливо умылся, заказал киберу завтрак и нажал кнопку интеркома. Капитан отозвался моментально:
— Доброе утро, профессор!
— Здравствуйте, капитан. Прошу меня простить за временное отсутствие. Не мог… — Калимов сглотнул комок в горле и мужественно продолжил: — справиться с эмоциями.
— Я вас понимаю. Не надо так беспокоиться…
— Надо! — жёстко отрубил старик, — Я позволил себе слабость, хотя отлично понимал, что я — ваша последняя надежда. Ещё раз приношу свои извинения! А теперь к делу. У меня есть кое-какие мысли и через полчаса я готов ими поделиться.
— Добро! Жду вас на мостике.
Спустя тридцать минут Сергей Геннадьевич вышел из капсулы перемещения. Как и в прошлый раз капитан решил встретить его лично. Но сейчас учёный явился при полном параде: классический английский костюм сиял респектабельностью, а платиновое пенсне придавало изрядный налёт аристократизма. Но куда больше поразил капитана взгляд профессора — жёсткий, неумолимый взгляд воина, готового к последнему бою.
Они вновь расположились в уютном конференц-зале, только в этот раз командир корабля решил вести разговор наедине.
— Сергей Геннадьевич, пожалуйста излагайте.
Калимов сцепил узловатые пальцы и каменно-спокойным голосом поведал:
— Всё, что я говорил на прошлой нашей встрече было и остается истиной. Увы, сейчас никакого решения у меня нет. Но есть предложение.
— Слушаю.
— Пассажиры и весь экипаж немедленно ложатся в криокамеры. Перед этим вы предоставляете мне всю документацию на имеющееся оборудование и даёте право полностью располагать вычислительными ресурсами корабля. С их помощью я постараюсь углубиться в решение малоисследованных проблем физики многомерного пространства. Если у меня что-то получится, я немедленно вас разбужу, и мы попытаемся спастись.
— Я рад, что вы мыслите конструктивно в такой сложной ситуации. Но не имею права оставить корабль на вас. Увы, профессор, вы не член экипажа.
— Вы что, хотите кого-то заставить бессмысленно тратить годы, пока я буду корпеть над книгами? Вам не кажется это жестоким?
— Кажется. Но я капитан. И я останусь с вами.
— Бросьте! Подумайте трезво. Мне скоро восемьдесят. Вам уже пошёл шестой десяток. На корабле я протяну ещё лет тридцать. Максимум. Если я и найду решение, то вряд ли на это уйдёт меньше десятка лет. Вы тоже состаритесь. Я не знаю, где и как мы выйдем из гипера, но не думаю, что пассажирам и экипажу будет легко выживать без полного сил капитана. К тому же утром я внимательно прочитал устав космофлота, согласно которому вы можете меня зачислить в экипаж. Ну, так как?
Но капитан лишь покачал головой.
— Ваше предложение здравое. Но я его отклоняю.
— Хорошо. Внесите более разумное!
— С вами на корабле посменно будет находится один из членов экипажа. Каждый будет сопровождать вас не более года. Затем он разбудит следующего, а сам ляжет в анабиоз.
— Согласен.
***
Голос доносился откуда-то издалека и звучал едва слышно, словно из заваленного ватой колодца. Реагировать на него не хотелось. Но он становился всё настойчивее, и от этого мир начал искажаться, расплываться… Наконец сон отступил. Капитан с превеликим усилием открыл глаза и медленно сфокусировал взгляд на склонившемся над ним первым помощником.
— Разве моя очередь после тебя? — капитан попытался подняться, но ему не позволили.
— Пожалуйста, не двигайтесь. Процедура разморозки ещё полностью не завершена , — первый помощник не отрывал взгляда от монитора, где стремительно росли цифры показателей жизнедеятельности, — Очерёдности больше нет. Экипаж выходит из анабиоза в полном составе. Потом будем будить и пассажиров.
— Ого! Значит, профессор что-то придумал?
— Так точно!
Спустя сорок минут капитан увидел профессора. Калимов был невероятно дряхл. Он с трудом передвигался с помощью инвалидного кресла, собранного из деталей кибер-погрузчика. Редкие седые пряди беспорядочно облепляли морщинистый череп. Высохшие в кость руки больше походили на мумифицированные конечности, чем на кисти живого человека. Утратившие цвет глаза, казалось, безразлично смотрели через толстенные линзы очков. Но жалость в взгляде капитана старик уловил моментально.
— Я вижу, моё состояние не слишком вас впечатлило? — в каркающем голосе явственно слышалась насмешка, — А чего вы хотели? Девятнадцать лет всё-таки!
Капитан хотел извиниться, но неожиданно запнулся. И Калимов продолжил:
— Как вы уже знаете, я кое-что тут придумал. С вами, естественно, поделюсь первым. А уж потом огласим решение всем обитателям этого ковчега.
— Да, профессор. Пожалуйста, простите. Я вас внимательно слушаю.
— К сожалению, много времени было потрачено впустую. Я несколько лет питал глупые надежды на преодоление теоретической невозможности выхода. Пока однажды не сообразил, что пора идти обходными путями. Я сделал несколько безумных предположений, расчётом которых загрузил кибер-мозг корабля. К счастью, один из вариантов оказался жизнеспособным. И над его воплощением я трудился до последнего времени. Сразу предупрежу: вариант необычный и весьма рискованный. Но ничего другого у меня нет.
— Я вас слушаю, — капитан был готов ко всему.
— Ваша решимость вселяет уверенность. Это хорошо, — пробормотал Сергей Геннадьевич. Он отъехал назад на пару метров и оглядел стоящего по струнке капитана, — Пожалуй, вам нужно присесть.
Командир послушно устроился в кресле, не переставая выжидательно смотреть на учёного. Калимов кивнул и продолжил:
— Под моим командованием киберы собрали новый аппарат ускорения. И он уже готов к запуску.
— Простите, я вас не понимаю… — нахмурился капитан, с ужасом понимая, что за годы заточения учёный мог запросто свихнуться.
— О, нет, дорогой капитан! Я не потерял рассудок. А вот у вас есть на это шанс. Потому успокойтесь и слушайте. Мы запускаем второй гипердвигатель, не пытаясь заглушить основной.
— Но… — у капитана глаза полезли на лоб.
— Да, везде написано, что в гиперпространстве нельзя нырнуть в ещё одно подпространство. Я сам неоднократно рецензировал такие научные работы. Да что там рецензировал… Разбивал в прах! Невозможность вторичного погружения была одним из столпов современной физики пространства… — старик горько вздохнул, — Это теперь я отчётливо вижу ошибочность таких измышлений.
— Погодите! Но что с нами будет в таком случае?!
— А вот это самое интересное. Увы, в родную вселенную мы не попадём. Но мы окажемся в одной из её реализаций. Думаю, там мы сможем найти себе место под солнцем, — Калимов грустно посмотрел на отвисшую челюсть командира корабля и добавил, — Пожалуй, сейчас самое время поделиться этим с остальными.
На последовавшем общем собрании капитан сдержанно обрисовал возможные перспективы. Излагая ситуацию максимально объективно, он старался говорить уверенным и полным спокойствия тоном. Что-что, а опасность паники в такой ситуации опытный командир понимал преотлично. И его старания принесли ожидаемые плоды. Экипаж и пассажиры мужественно приняли известие о предстоящей попытке прорыва в иную реальность. Конечно, не обошлось без женских слёз, но в обморок никто не падал и истерик не закатывал.
На мостик капитан с профессором поднимались в полнейшем молчании. Всё что нужно, было сказано. Всё что можно, сделано. Они разместились у командного пульта, переглянулись, и капитан нажал “Пуск”. Панель приборов моментально окрасилась феерией светоиндикации, но больше ничего не происходило. Подождав несколько минут, капитан обратился к профессору:
— Что дальше, Сергей Геннадьевич? Судя по приборам, мы выскочили из пузыря гипера и находимся в обычном космосе.
— Совершенно верно. Переход завершился. Запросите информацию об окружающем пространстве.
Но бывший на связи штурман сразу же огорошил:
— Вокруг нас пусто.
— Точнее! — нахмурившись, приказал капитан.
— При максимальном радиусе обнаружения нет никаких материальных объектов. Ни звёзд, ни галактик. Нет даже космической пыли. Датчики не могут зарегистрировать ни одну квазичастицу! Похоже… — голос штурмана дрогнул, — Мы находимся в абсолютном вакууме.
Капитан хмыкнул и обратился к учёному:
— Что вы на это скажите, профессор?
— Телеметрия перехода уже обсчитывается, — Калимов сверился с монитором, — Результаты будут, ориентировочно, через шестнадцать часов. Сейчас по бортовому времени два часа дня. Думаю, надо успокоить людей, перекусить и спокойно дождаться завтрашнего утра…
***
В ту ночь ни один обитатель корабля не сомкнул глаз. Пассажиры и члены экипажа строили догадки об их теперешнем местоположении и пытались предугадать ожидавшее их. Самым популярным предположением была мысль, что корабль покинул домен нашей вселенной и теперь дрейфует в бесконечности внешнего космоса. Вслед за этим горячие головы тут же решали, что нужно как можно быстрее опять лечь в анабиоз и ждать появления на пути новой вселенной. Более рассудительные высказывали прозаические мнения о возможном выходе из строя навигационного оборудования. Капитан же был занят более прагматичным занятием — он изучал досье пассажиров. Не раз бывавший в сложных ситуация командир корабля хорошо понимал, сколь ценно знать, на что способен каждый из вверенных ему людей.
За этим занятием он и встретил утро. На дисплее переливчато заморгал сигнал, оповещая, что по бортовому времени суток сейчас шесть часов утра. Капитан потянулся и уже хотел позвать кибер-помощника, но голосовой вызов его опередил. Калимов, явно тоже не спавший всю ночь, хрипло сообщил:
— Капитан, доброе утро. Данные обработаны. Надо поговорить.
Через две минуты капитан был в каюте профессора. По лицу старика было понятно, что горы позитива ждать не приходится. Но и отчаянием от него не веяло.
— Мы провалились в субреальность. Точнее говоря, в мыслительный пласт одной из вариаций нашего мира. А ещё точнее, в сознание жителя этой реальности.
По отвисшей челюсти капитана Сергей Геннадьевич мигом сообразил, что для бравого служаки всё же есть пределы ожидаемых неприятностей. Но капитан довольно быстро справился с удивлением. Он нервно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и поинтересовался:
— Профессор, извините за грубость, а вы сами… в здравом уме?
— Да. Не беспокойтесь. Можете ознакомиться со свежей психограммой, снятой вашим медицинским кибером.
— Но ваше заявление, что мы в чьей-то голове…
— Мы не в голове. Не думайте, что мы просто уменьшились до субатомного уровня. Мы оказались в сознании! — и видя полнейшее недоумение собеседника профессор пояснил: — Капитан, помните шутку о том, что было раньше: курица или яйцо? Так вот, сознание и вселенная соотносятся точно также. Одно порождает другое. И наоборот.
— Погодите!
— Капитан! — старик оборвал офицера словно строгий учитель зарвавшегося школяра, — Сейчас не время, чтобы я вам излагал выкладки десятилетий работы. Все записи задокументированы. Потом можете читать сколько угодно!
— Э… и что теперь нам делать? — седовласый космический волк впервые ощутил ужас собственной беспомощности.
— Вселенные порождает не любое сознание. Тут нужен творец. И вот поскольку мы именно в таком сознании, то начнём изучать его мир.
— Каким образом?
— Подключившись к его информационному каналу.
— Но вокруг нас пустота!
— Ошибаетесь! Просто ваши датчики не настроены должным образом. Я уже напряг киберов формированием новой программной среды. Очень скоро мы узнаем, в чьих помыслах оказались.
— И что потом?
— Лучше всего оказаться в разуме художника, тогда можно видеть мир его глазами. У музыканта будет доступен только слух. У писателя и поэта — и то, и другое.
— Смотреть на чужой мир, вероятно, забавно. Но как быть дальше?
— Мы сможем не просто смотреть, а так же влиять! Мы закодируем послание в его творении. Если это художник, то любитель живописи, наслаждаясь его картиной, сможет подсознательно принять сигнал. Если музыкант, то сложнее. Но успех и тут не за горами. А писатель вообще идеальный вариант — он напишет об этом прямым текстом. Дальше нам останется только наладить диалог с тамошними обитателями.
— А если они технически неразвиты?
— Творчество — прерогатива разумных существ. А разум неотделим от развития. К тому же, в этой вселенной мы не принадлежим к материальным объектам, а потому можем мигрировать из одного сознания в другое. Время нас не должно волновать. Криокамеры работают отлично.
— Да… — пробормотал капитан, — А когда мы получим возможность подключиться к каналу?
— О! Не беспокойтесь! Пара-тройка дней.
***
На исходе третьих суток Калимов вызвал капитана:
— Могу вас обрадовать. Мы в сознании художника.
— Превосходно! Можно посмотреть на его мир?
— Пока нет. Двадцать минут назад получили устойчивый видеоканал, но там ничего нет.
— Причины?
— Вероятнее всего, человек спит.
— Хорошо. Как будет изображение, сразу сообщите!
Но прошло несколько часов, а экран по-прежнему оставался непроглядно-чёрным. Сергей Геннадьевич нервно вглядывался в громадный монитор, пытаясь найти хоть какую-то зацепку в циклопических уравнениях. Капитан же сидел в каюте и с медитативным упорством созерцал распахнутый бар. Душевные силы были на исходе, и он решил хоть немного расслабиться. Наконец выбор был сделан, и в стакан полился густой янтарный коньяк…
Пробуждение в этот раз было куда тяжелее давешнего выхода из анабиоза. И хуже всего было то, что при этом присутствовал профессор. Превозмогая головную боль, капитан пробормотал:
— Сергей Геннадьевич, что вы делаете в моей каюте?
— Пришёл с вами поговорить. Но увидел ваши винные сокровища и не удержался. О, пожалуйста, не беспокойтесь! Я лишь пригубил ликёрчика. В моём возрасте не до ваших подвигов, — и Калимов укоризненно покосился на пустую коньячную бутыль.
— О чём вы хотели поговорить?
— Создалась довольно странная ситуация. Как я уже ранее говорил, мы в сознании художника. При этом визуальный канал пуст.
— Помню, — прохрипел капитан.
— Скорее всего, при настройке соединения всплыли какие-то неучтённые факторы. Потому что телеметрия пси-волн ясно показывает, что приютивший нас разум творчески активен.
Капитан с трудом перевел тело в сидячее положение и собрался с мыслями.
— И что вы предлагаете?
— Инициировать переход напрямую в его творение. Я уже просчитал этот вариант.
— Каковы его перспективы?
— Как только рисунок увидит первый зритель, мы сразу же ощутим действительность.
— Действительность?
— Да! Реальность творения. Мы станем его частью…
***
Второй переход совершился так же безболезненно как и первый. Но как и первый, он не принёс результатов. Напрасно Калимов убеждал всех, что картину обязательно кто-то должен увидеть, что надо немного подождать. Поначалу пребывавшие в растерянности пассажиры и члены экипажа теперь с каждым днём высказывали всё больше недовольства как решениями капитана, так и безрассудностью учёного.
Перепуганный таким положением дел профессор заперся в каюте и сутками вглядывался в многостраничные формулы в поисках ошибки. Видя творящееся на корабле, и без того неразговорчивый капитан теперь ходил чернее тучи. Наконец терпение лопнуло, и в один прекрасный день он обратился ко всем обитателям корабля:
— Товарищи по несчастью! Я, ваш капитан, приношу самые глубокие извинения за всё случившееся. Трагическая случайность привела к тому, что мы оказались вечными пленниками нашего корабля. К сожалению, все попытки спастись провалились. Поэтому завтра утром начинаем общее погружение в анабиоз. Возможно кто-то когда-нибудь найдёт нас…
***
Подготовка к вечному погружению в анабиоз была затяжной. Услышав слова капитана, каждый словно ощутил шуршание мела судьбы, подводившего черту существования. Враз пропала суета, недовольное ворчание и выкрики возмущения. Пропала горячность, растворились переживания. Постепенно перед неизбежным растаял даже страх…
Первый помощник капитана с тоской оглядел свою каюту. Такое родное и любимое место пребывания… Не второй дом, а самый настоящий первый. Хотя никакого особого уюта не было — обычная комплектация офицерской каюты. Пожалуй, только дополнительно смонтированный дублирующий пульт не вписывался в стандартный интерьер. Повинуясь какому-то неясному чувству, первый помощник подошёл и в последний раз щёлкнул тумблером. Экран тут же отобразил, согласно последним настройкам, трансляцию с внешних корабельных камер. Чернота дисплея казалось проникла в душу человека. На глазах навернулись предательские слёзы. Дрожащая рука потянулась, чтобы выключить уже ненужный пульт, когда глаза офицера округлились от удивления. Он тут же включил интерком и, позабыв о субординации, истошно завопил:
— Внешние камеры! Все смотрите! Вы это видите?!
Перепуганные криком старшего офицера обитатели корабля кинулись к экранам. У всех без исключения вырвался возглас удивления. Даже каменноликий капитан, словно мальчишка, закричал:
— Мы на планете? На Земле? Почему? Наш корабль не приспособлен для посадки на поверхность!
— Теперь приспособлен, — загадочно улыбаясь, прокашлял профессор.
Все семьдесят обречённых гурьбой высыпали на поверхность. От переполнявших чувств у многих началась истерика. Кто покрепче, просто поражённо вертели головами и радостно кричали друг другу:
— Воздух! Воздух-то какой здесь!
— Мать честная! Как дома!
— Ты только глянь! Тут бамбуковые заросли!
— Ой, ручеёк!
— А это… Это ещё что? — оглушающий бас заставил всех обернуться.
Капитан поражённо указывал в небо, где величаво парил дракон…
***
Солнце пробивалось через тонкие невесомые занавески, наполняя комнату теплом наступающего утра. Молодой человек открыл глаза и обнаружил, что возлюбленная давно не спит. По её едва заметной улыбке он моментально понял всё.
— Ты видела?
— Конечно! Любопытно было, почему ты в первую ночь вдруг погасил свет. Никогда не думала, что среди якудза бывают стеснительные люди.
— Да. Я член банды. Но мне впервые за это неловко. Неловко перед тобой.
Парень смутился и зарылся лицом в подушку. Но девушка нежно запустила пальчики в чёрную, как смоль, шевелюру и прошептала в самое ухо:
— Можно, я рассмотрю её получше?
— Да.
Она стянула одеяло и внимательно уставилась на картину, занимавшую всю верхнюю часть спины.
— Великолепная работа! Я в этом разбираюсь.
— Ещё бы! Это старый Онзу дедал.
— Слепой тату-мастер?
— Он.
— Я думала, что это всего-лишь легенда.
— Нет. У него удивительные руки. Недаром, даже потеряв зрение, он создаёт великие картины. Кстати, до тебя её ещё никто не видел. Ты первая!
— Спасибо! Но я думала, что такие мастера работают исключительно по классическим сюжетам.
— Конечно. А что, выходящий из зарослей тигр или летящий дракон — это не канонично?
— Я про космический корабль.
— Что? — вскричал парень, бросаясь к зеркалу, — Это ещё что? Вот старый хрыч! Удружил!
И молодой человек разразился проклятиями, но глянув на часы, быстро переменил тему:
— Чёрт! Опаздываю! Тебя до клуба подбросить?
— Нет, — девушка на мгновение задумалась, — Подвези меня… до библиотеки.
— Куда? — молодой преступник ошалело уставился на свою пассию.
— Давно хотела вернуться в университет. И вот сейчас решила!