Древесные соки

Андрей Исаев
    Мэрилин Бетси грелась у костра, держа свои нежные ладошки прямо над огнём. Когда им становилось горячо, она резко прижимала их к груди и с силой растирала. Она продолжала проделывать это снова и снова, пока холод не отступил от её рук. Вскоре он принялся терзать её щеки, ибо все сидящие неподалёку видели, как быстро они посинели. Мэрилин вновь протягивала ладони к огню и, как только те нагревались, бережно прижимала их к щекам.
    Полчища искр вылетали из-под сгорающих брёвен и устремлялись к звёздам в надежде стать такими же высокими и спокойными. Но стоило им только отдалиться от кострища, как они тут же гасли, так и не достигнув своей цели.
    В тот вечер под открытым небом собралась вся семья Мэрилин. Теперь большую часть времени они проводили на улице, не желая находится в доме, где несколько лет назад стало так пусто и угрюмо. Обязанности, которые муж и жена обычно делят между собой, ложились на плечи одной матери; она была кормилицей и воспитателем одновременно. Отец, ушедший на фронт ещё в начале войны, так и не вернулся. Своей жене он оставил троих детей, в глазах которых она всегда могла его увидеть. Каждый из них занимался своим делом: пятилетний Нильс, усевшись на коленях матери, сонно клевал носом, Луиза, младшая сестра Мэрилин, увлечённо рассказывала истории, которые удерживали остальных от сна. Эти истории были бодры и всегда имели неожиданный, а иногда даже пугающий конец.
    - А то, что я расскажу сейчас, вас просто поразит. – Луиза манерно взмахнула руками и начала свой очередной рассказ. – Яблоневые сады, как всем известно, влекут своей красотой. Иной раз бывает, что заходишь за дом, а там яблони… цветущие… шелестящие своей молодой листвой… Зашёл, значит, наш герой в один такой сад, смотрит-смотрит и видит, что он идеально ухожен: сухие ветки на деревьях спилены и аккуратно сложены в кучу, трава везде скошена и местами посажены цветы. Долго бродил он по этому саду и не мог найти ни одного изъяна, собирался уже уходить, и вдруг видит одну единственную яблоню, которая сильно выделялась среди других. Эта яблоня была суха, без единого листочка.
    - А почему за ней никто не ухаживал? – спросил Нильс, увлёкшись рассказом сестры.
    - Наверное, - с грустью ответила та, - это было самое старое дерево в саду. Да… Точно! Самое старое дерево в саду! В молодые годы оно приносило обильные плоды, но стоило ему состариться, как о нём тут же все забыли.
    Луиза продолжала свой рассказ, безудержно приукрашивая его пугающими деталями. Когда речь зашла о буйно качающейся ветке, несмотря на стоящий штиль, Нильс вскрикнул и крепко прижался к маме. Она с укоризной посмотрела на Луизу, и та, потупив взгляд, умолкла.
    Позже, когда их брат уснул, да и сама мама медленно погружалась в сон, Мэрилин спросила:
    - Как же тебе удалось выдумать такую историю? Бр-р-р… Скажу честно, сегодня ты превзошла саму себя.
    Костёр постепенно угасал. Через минуту его света хватало лишь для того, чтобы осветить сонные лица сестёр. Луиза, утомлённая после долгих рассказов, обхватила руками колени и уложила на них голову. Сквозь дымку мерцающих углей она ещё долго смотрела на Мэрилин, а затем сонным голосом сказала:
    - Да я ничего и не придумывала… Мне это приснилось, представляешь? Стою я в этом самом саду, смотрю по сторонам и понимаю, что я что-то искала, только не помню - что именно… И вдруг слышу, как впереди ветки шелестят, представляешь?! Кругом тишина, и только одно дерево не спокойно!  Я хотела уже бежать оттуда без оглядки, но оно умолкло, и тогда…
    - Что тогда? – с интересом спросила Мэрилин.
    - Тогда я решила подойти ближе.
    -Ах!
    -Да, я это сделала, подошла прямо вплотную. Оказалось, что это было то самое дерево, о котором я рассказывала. Оно и правда было сухим, почти гнилым… Даже гнилью веяло, представляешь? Кругом всё так ухожено и вдруг на тебе! Гниль посреди сада! Какой ужас!
    - Ну так что было дальше? –  всем телом сестра подалась вперёд и казалось, что она вот-вот упадёт прямо на угли.
    - А дальше, - продолжала Луиза, - я решилась его обнять. И когда я обхватила его руками, мне стало так тепло! Мэрилин, помнишь, как папа рассказывал нам о том, что деревья могут отдавать тепло?
Мэрилин живо кивнула.
    - Так вот, мне кажется, то дерево было самым тёплым из всех, что мне доводилось обнимать. В тот момент я ощущала себя как человек, который после диких морозов встал под горячий душ; вода обжигала, но не переставала быть менее желанной. Я стояла в обнимку с этим деревом и мне не хотелось уходить, оно будто высасывало из меня всё плохое, понимаешь?
    - На каком же моменте своего сна ты проснулась? – поинтересовалась Мэрилин.
    - Я проснулась сразу, как только уснула. – ответила Луиза и после этих слов закрыла глаза.
    Она уснула, и Мэрилин пристально наблюдала за тем, как меняется выражение её лица. Наверняка она видит очередной сон, подумала девушка, и где-то в глубине её души заиграли завистные нотки.
    Угасли последние угли костра. Соловьи, распевшиеся на удивление громко, то и дело перелетали с ветки на ветку. Мэрилин внимала их пению в надежде уснуть, но сон не шёл. Она сидела на старом пне и спиной была повёрнута к тому месту, где под утро должно было взойти солнце. Так она просидела всю ночь и только когда на горизонте стало светать, девушка почувствовала, как тяжелеют веки. Утренняя дымка над полями, тихо шелестящая листва на деревьях и светлеющий купол синего неба – всё это она успела запечатлеть своим сонным взглядом. А потом она увидела его…
    Он неожиданно вынырнул из тумана, идя прямо по полю, в сторону леса. Долговязый и обросший старик. Его седая борода была сплошь усеяна листвой, а походка была неуклюжей и вялой. Каждая черта в его обличии твердила о том, что человек он бездомный.
    - Постойте! – крикнула ему Мэрилин, но он её не услышал. Он продолжал ковылять в сторону леса и, казалось, не замечал ничего вокруг.
    - Постойте же! – вновь позвала она, но уже несколько тише, боясь разбудить остальных.
    Старик снова её не услышал. Постепенно он отдалялся от них, а густой туман снова заключал его в свои объятия. Как только он исчез из виду, девушка побежала за ним. Она бежала через всё поле, слыша, как хлюпает вода в её галошах. Несколько раз она спотыкалась и падала, и происходило это очень даже вовремя, потому что как раз в такие моменты старик оборачивался и озирался вокруг, а на бегу Мэрилин уже решила, что хочет остаться незамеченной.
    С восходом солнца они достигли леса. Девочке было немного страшно входить в него, но любопытство пересилило, и она, ступая медленно и осторожно, прячась за кустарниками и деревьями, продолжала идти. Тропы, которыми шёл незнакомец, вели вглубь. Держась левой стороны, Мэрилин забежала вперёд, легла на землю и укрылась за дряхлым пнём.
    - Эх… дороги-дороги… - вымолвил старик, на мгновение остановившись. Руками он упёрся в бёдра и слегка согнулся, жадно вдыхая воздух.
    На нём была тёмно-зелёная рубашка со множеством кровавых пятен в области живота и спины. Девочка заметила, что пятна на спине были больше, нежели спереди. Он был так близко, что она могла различить цвет его глаз; они были серыми. Потрёпанные брюки больше походили на стволы молодых деревьев; поросшие мхом, они местами выпускали из своих дыр зелёные ветви. Мэрилин не заметила этого сразу, так как все детали скрывали злаки полей, да густой туман.
    - Ну и что ты тут забыла? – спросил незнакомец, посмотрев в сторону пня, за которым она пряталась. Однако, обращался он не к ней; на пне тут же появилась белка, держа в своих лапках желудь причудливой формы, который напоминал сердечко. Соскочив с пня, она невозможным для белки прыжком забралась старику на плечо.
    - Ох-хо-хо! – рассмеялся он. – Ну, что расскажешь, дитя моё?
Белка склонила свою рыжую мордочку над его ухом и принялась отчаянно пищать.
    - О! – удивлённо восклицал старик, после каждой реплики белки. – О! Неужели это правда?! Так я не ошибался! Ну и ну… Погоди, если это правда, в чём я не сомневаюсь, тогда у наших братьев есть шанс начать всё сначала, верно я говорю?
Белка утвердительно кивнула.
    - Так это значит, что всё закончилось… Нет-нет, само собой, я понимаю, что для всего мира это далеко не конец, но для наших-то ребят, - лицо его озарилось искренней улыбкой, - для наших всё закончилось, и это меня радует… Да, определённо радует… Знаешь, бельчонок, я о многом жалею: жалею, что многим не успел помочь, жалею, что при жизни так и не понял главного – не понимал, что любовь наитеснейшим образом связана со страданием. Без него она и не любовь вовсе, понимаешь? Ты, да и любой другой зверёк теперь понимаете это намного лучше, чем люди. До такой степени мы докатились… Ну ничего, ещё есть надежда как для наших, так и для не наших. Хотя знаешь, - с озадаченным видом он присел на землю, - мне кажется, что было бы лучше, если бы не было никаких ни «наших», ни «не наших», но возможно ли это теперь? Думаю, что возможно, ведь я встречал на своём пути тех, которые не делят себя на своих и чужих, на рабов и господ, на черных и белых, на худых и толстых, на образованных и безграмотных. У тех все хороши, потому что из одного и того же теста слеплены, да и стремятся все в одно и тоже место. Хорошо бы всем быть, как те ребята…
    Мэрилин лежала на земле и долго слушала их разговоры. Неожиданно для самой себя она вспомнила, что так ничего и не сказала родным. Наверняка сейчас они её повсюду ищут, подумала девочка и ужаснулась от представшей картины в голове: мама, вся в слезах, бегает по полям и спотыкается, затем встаёт, кричит до хрипоты в горле и снова начинает бежать. А Луиза, наверное, крепко сжимает Нильса, так, что тому становится ужасно больно, и он плачет, частью от этой боли, частью из-за страха за пропавшую сестру.
    - Ну ладно, - прошептала сама себе Мэрилин, - ещё немного, ещё совсем немного и сразу к своим. Только бы они не ушли, Господи, прошу Тебя, только бы они не ушли.
    - Что ты такое говоришь?! – прокричал старик. Он обращался всё к той же белке, хотя теперь его окружали и другие звери, некоторые из которых были хищными. – Уж не хочешь ли ты мне сказать, что за нами наблюдают?
  Несколько лисиц привстали на задние лапы, подтверждая тем самым истинность его подозрений.
    -Да,- говорили они неведомым для девочки языком,- за нами наблюдает Мэрилин, дочь одного из наших.
    - Чтож, весьма рад такому известию. Ёжик, скажи нам, эта юная леди пришла сюда для того, чтобы услышать худую новость или хорошую? Мне бы не хотелось разбить ей сердце худым известием. Так скажи нам, жив ли он, вернётся?
    Из своего укрытия Мэрилин не смогла разглядеть ёжика, но она слышала его громкое сопение. Посопев, он несколько раз топнул по земле, но она не поняла, что это значит. В ответ старик лишь утвердительно кивнул. Лицо его не выражало ни радости, ни скорби; оно оставалось таким же таинственным и задумчивым.
    - Да будет так. – сказал он и встал с земли. – Дорогие мои, я знаю, мы с вами ещё увидимся, но, когда это произойдёт - неизвестно. Что мне сказать вам напоследок? Сказать, что теперь всё будет по-другому? Не скажу. Люди поживут над мирным небом года два-три, а потом опять война… Сказать вам, что те, которые вернутся домой своими телами, смогут вернуться и душой? Не скажу, потому что это не так. О моя бедная девочка, хоть бы она не увидела этого… Итак, я ухожу, но в тоже время остаюсь здесь, со своими братьями. Прощайте, мои дорогие и приветствуйте, плачьте и радуйтесь, и никогда не теряйте надежды.
    Сказав эти слова, он сделал шаг назад и ветви из его потрёпанных брюк стали расти вверх. Проплетаясь между его рук и пальцев, они становились всё шире и шире, пока окончательно не срослись между собой, заключив старика в серый ствол. Дерево, которым он стал, было дряхлым и худым на вид, но кое-что в нём изменилось: теперь оно плодоносило. Когда звери разбежались, Мэрилин подошла к нему. Солнечные лучи пробивались сквозь могучие кроны дубов – исполинов и освещали его плоды, ярко-красные яблоки.
    Девочка не верила своим глазам; это было то самое дерево, которое приснилось Луизе.
    -Уж не сон ли это? – спросила она и своими тоненькими руками обхватила серый ствол. – Надо проверить.
    Яблоня оказалось горячей, даже очень, но отпустить её было уже невозможно. Она стояла там весь день, пока сон не набросил на неё свои убаюкивающие сети. Последним что она слышала, была колыбельная соловьёв, которые то и дело перелетали с дерева на дерево. Поднявшийся ветер уносил вдаль звуки леса, а когда всё вокруг стихло, Мэрилин уснула.
 
 Проснувшись, она увидела над собой лицо сестры. Та широко улыбалась, загораживая собой солнце, которое теперь достигло зенита.
    - Ну что, соня, насмотрелось снов? – спросила она. – Давай рассказывай, что снилось.
    И Мэрилин пересказала ей свой сон: рассказала о том, как увидела незнакомого старика в поле; о том, как бежала за ним, спотыкаясь на каждом шагу, рассказала о происшедшем в лесу и о странном разговоре, который ей довелось услышать.
    - Вот это да! – удивилась Луиза, когда сестра окончила свой рассказ. – Уж и не знаю, кто из нас теперь лучший рассказчик, ты или я. Ты не будешь против, если я расскажу эту историю сегодня вечером? Ты же знаешь, как это для меня важно.
    -Конечно. – ответила Мэрилин и искренне улыбнулась. Она смотрела вслед сестре, которая теперь неслась к маме и Нильсу, чтобы объявить им о предстоящем рассказе.
    Сидя у давно потухшего костра, девочка смотрела на своих родных. Они играли в догонялки и их смех заливал весь сад, в котором они находились. Как же здесь не хватает ещё одного человека, подумала Мэрилин, их отца.  «Так скажи нам, жив ли он, вернётся?» - звучал в её сердце вопрос, и как же сильно ей хотелось знать ответ!
    - Мэрилин, ты чего там сидишь, давай к нам!
    - Да-да, сейчас. Уже бегу. – слегка привстав, девочка принялась поправлять своё платье, чтобы оно ни за что не зацепилось во время игры, и в этот момент из его широкого кармана выпал желудь причудливой формы, напоминающей сердце.