Я нарисую тебя одной мыслью, и что делать потом? Это простой эксперимент. Новое в области ноотропии. Мысленная материализация.
Достаточно просто подумать о чем-нибудь и создать эскиз на бумаге. При определенном художественном таланте, возможно, созидать по-настоящему реальные вещи.
В первое время ученые Научного Исследовательского Института работали, субъективно подходя к заданию. Биоинженеры, имеющие знания об объекте, рисовали его, начиная с внутреннего строения, заканчивая оболочкой. Вместе с подобной схемой, учитывались различные внешние факторы. Поэтому до появления генератора мыслей – дженитрискепса, создавать те или иные вещи, не исключая живых существ или растений, оказывалось делом трудным.
После создания дженитрискепса, идеи находили всевозможное применение. И не обязательно становиться инженером или биологом, чтобы сотворить жизнь. Надо было просто представить, что тебе нужно.
Поначалу нашу лабораторию заполнили не только синие яблоки и арбузы в тигровой шкуре. Художники-генераторщики изощрялись, как могли, вплоть до создания эльфов, плюшевого говорящего медведя и дракона, чуть было не устроившим пожар. Да, фантазии им не занимать. Мы с Бенедиктом посмеивались, радуясь, что система пожарной безопасности оказалась безотказной.
После собрания, где заведующий институтской лабораторией, высказал опасения по поводу безответственного отношения к работе дженитрискепса, было принято решение – никаких бездумных опытов и хулиганских выходок.
– Вам необходимо доработать аппарат, вложив в него некоторые ограничения, - сообщил мистер Твидл. – Пока вы не уничтожили лабораторию, как минимум.
– Но позвольте, мистер Твидл. – Невысокий кибер-биолог Харли поднялся из-за стола. Очки с толстыми стеклами делали его похожим на стрекозу, как и вытянутый нос. – Что тогда будет с дженитрискепсом? Для чего он нужен тогда?
– Да, мистер Твидл, - кивнул рыжебородый Бенедикт, скрестив руки на плотном животе. – Первым делом люди начнут воскрешать умерших родственников, любимых, а так же сломанную технику, автомобили и прочее, чем загонят экономику в коллапс, по сравнению с которой Великая депрессия двадцатого века покажется детским лепетом.
– Не могу не согласиться с вами, - уныло покачал головой мистер Твидл. Яркие блики от лампочек играли на его гладковыбритом черепе, делая заведующего лабораторией похожим на одного из экспериментальных андроидов. – Дженитрискепс создан, и необходимо применить его с умом. Вы понимаете, ¬ - в этом «понимаете» прозвучал не вопрос, а утверждение, и все присутствующие осознавали ответственность перед Человечеством за новое изобретение. – Осталось выделить дополнительное время, чего у нас в ресурсах лаборатории не достаточно. А пока мы поговорим о новом заказе Правительства.
***
Проект заморозили, и как говорится, отправили на дальнюю полку склада номер 15. Я знала, что работники лаборатории время от времени пользовались так называемыми услугами генератора мыслей. Однако подобные вольности держались в секрете. И мои коллеги старались не распространяться о шалостях.
Но, как бывает, не заряженное ружье, рано или поздно выстрелит. Дженитрискепс, тем не менее, сыграл свою роль.
Жером – это собака, любимая и замечательная дворняга белой масти. Упитанное тело носили короткие лапы, тем не менее, высоко прыгать и быстро бегать пес умел не хуже своих собратьев. Никогда не думала, что я так привяжусь к этому чуду, понимающего с первого взгляда, и порой, как мне казалось, умеющего читать мысли.
***
– Элис, Жерома сбила машина! – выкрикнул вбегающий в кабинет Бенедикт с белым, как полотно лицом. В его покрасневших глазах стояли слезы. Я потеряла дар речи, а мой друг, взрослый мужчина, причитал точно ребенок. Появившаяся пустота в сердце грозила превратиться в черную дыру. Мне не хватало воздуха.
Не сразу осознав случившееся, я опустилась в кресло. Дрожь пробрала, рассыпавшись мурашками по коже, перед лицом стояла улыбающаяся мордочка Жерома, с вываленным розовым языком. Помню, когда пес часто дышал, и норовил лизнуть в лицо, я смеялась и гладила его между ушей.
– Элис. – Бенедикт тронул меня за плечо. Я словно очнувшись, взглянула в его испуганные глаза, понимая, как он расстроен и заплакала.
– Она уже знает? – спросила вошедшая Кирстен, системный администратор, она часто приносила Жерому косточки и котлеты из нашей столовой. Ее лицо пошло красными пятнами, и она сама была готова разреветься.
Бенедикт кивнул. Он хотел что-то добавить, но замолчал на полуслове, а вошедший Харли, меня добил словами:
– Как же его размазало по дороге…
– Славный был пес, – почти прорычал Бенедикт, уставившись на Харли, давая понять этому балбесу, что сейчас не место и не время рассыпаться в подробностях смерти любимца лаборатории. А главное – моего любимца.
Мы все недолюбливали Харли Джонсона, ядовитого человечка, позволяющего бесцеремонно «заглядывать за плечо», словно желая украсть твои идеи. Это обычно злило всех. А еще Харли – любитель настучать начальству о том, что происходит не так, по его мнению, в лаборатории.
Думаю, с его легкой руки или если быть точной, болтливого языка, проект «Дженитрискепс» и заморозили.
Я все время хотела забрать Жерома к себе. Почему же возникали препятствия? Сейчас я могу признаться сама себе, что я просто не была готова смогу ли уделять ему достаточно времени. В последние месяцы я чуть ли не ночевала на работе, и оставлять собаку на целый день в четырех стенах казалось делом неправильным.
Уборочная служба автомобильных дорог вскоре смыла следы гибели любимца. Больше я его не видела, я не смогла проститься. На столе красовалась его фотография в рамочке. Я была искренне рада, что у меня было это фото. Я не любитель снимков на телефон, однако, однажды у меня вышло сфотографировать Жерома. Животных, как и маленьких детей, весьма трудно снимать, из-за того, что они в постоянном движении и не желают в отличие от взрослых людей позировать. Тем не менее, в тот раз Жером замер, разглядывая меня, высунув из белозубой пасти розовый язык. А я успела запечатлеть моего четвероногого друга, чтобы оставить не только в памяти.
Сейчас он будто бы так же разглядывал меня любопытным взглядом собачьих карих глаз. Черный нос на белоснежной морде, отчего-то навевал мысли о белом медвежонке, и я, подчас, так и называла Жерома.
***
– Элис, у меня к тебе дело. – Бенедикт подкрался незаметно. При своем высоком росте он умел, как это ни покажется странным появляться внезапно. Я его еще называла Чеширским котом. Тогда мы смеялись, а сейчас я просто спросила:
– Что там у тебя?
– Я думаю, никто не будет против, если мы материализуем Жерома.
– Что, ты, – отмахнулась я. – Ты хочешь, чтобы мы лишились работы? Ты помнишь, о какой ответственности говорил мистер Твидл? И думаешь, мне не приходила эта мысль?!
Бенедикт замолчал ненадолго, а потом сообщил, что мистер Твидл дал добро.
– Врешь, – горько рассмеялась я. – Чтобы заведующий лабораторией пошел на подобный риск? Чтобы потом ему ставили в обязанность воскрешать умерших друзей?!
Только не это, рассуждала я, только не так. Материализация человека станет последним камнем в могиле Человечества, и если позволить возродить любимца, воскрешение людей из мертвых, пусть и путем дженитрискепса, станет началом конца.
Бенедикт помолчал, а потом добавил, что если это сделаю я, Жером получится по-настоящему тем самым.
– Ты же лучше всех его знала и любила, Элис. А что получится у кого-нибудь из нас? Я бы не решился на подобный эксперимент.
– Вот и я не хочу делать этого, – отрезала я, решив, что лучше отсечь больную часть тела сразу, чтобы потом не умирать от гангрены.
Время шло, вот только портрет Жерома всегда напоминал мне о том, что прошлое, увы, не возвращается. При всем при том, спрятать фото в стол не хотелось, я бы сказала, рука не поднималась,.
В институте было шумно, корпоратив по поводу получения очередного гранта, а у меня снова разболелась голова. Поэтому я спустилась в лабораторию, закончить кое-какие дела. Я не люблю алкоголь, а Бенедикт, появившись точно приведение, убеждал меня, что я должна научиться расслабляться, и отпускать проблемы.
– Пусть это очень болезненно, Элис, но никто это не сделает кроме тебя, – проговорил он.
– Ты пьян, Бен, – бросила я. – Да и домой пора.
– Кто там тебя ждет? Новая книга или переписка в сети? – спросил он, как мне показалось с издевкой. Я простила ему эту вольность, сделав скидку на его нынешнее состояние и нашу дружбу.
– Перестань, Бен, я думаю, и тебе хватит на сегодня, – парировала я тоном учительницы. Бенедикт рассмеялся и потряс указательным пальцем перед моим носом.
– Идем. У меня тут одно дело, – вдруг заявил он.
Мне, собственно говоря, было ничего не ясно, но почему-то я повиновалась. Мы дружили с Беном давно, и очевидно он рассчитывал на большее, но всегда что-то останавливало меня. Вероятность снова получить под дых? Спрашивала себя, давно разочаровавшись в отношениях. Может поэтому я опекала собак и кошек. Времени никогда не хватало ни на что кроме работы, хотя однажды мне заявила Кирстен: «Тебе еще повезло иметь хорошую внешность в сорок пять».
Внешность. Усмехнулась я, кому это сейчас нужно.
Я отправилась следом за Бенедиктом, особо не задумываясь, что у него на уме.
Склад номер 15. Металлическая бронированная дверь. Ключи имелись лишь у мистера Твидла, а здесь были заключены самые опасные изобретения. В том числе и дженитрискепс, который лежал под номером 201. Меня удивило откуда у Бена доступ к складу, или благодаря шумной вечеринки они оказались у него?
В помещении оказалось холодно, а Бенедикт, словно читая мысли, взял меня за руку.
Ладонь у него теплая, и я согрелась, размышляя о цели нашего визита.
– Как ты думаешь, Элис, неплохо было бы вернуть Жерома? – завел старую песенку мой друг.
Я ожидала этого, и сама хотела возвратить собаку, но сейчас, глядя на дженитрискепс, колебалась.
– Будет ли он прежним? – подумав, пробормотала я, ощущая, как пересохло во рту. – Смогу ли я в точности воссоздать его?
Бен пожал плечами, а потом сказал, что в нашем возрасте времени для эмоций становится с каждым годом меньше. Я вглядывалась в прибор, стоявший на полке, и мне, казалось, он слушает наш разговор. Не до конца осознавая происходящего, я не вдумывалась в слова Бена, который говорил о жизни и о том, что приходит время, когда пора делать выбор.
– Элис, знаешь, для чего я привел тебя сюда? – Бен развернул меня к себе, и теперь я видела, что алкоголь полностью выветрился. Он был трезв как стеклышко. – Выходи за меня?
Он вытащил из кармана кольцо и протянул его:
– Знаешь, уже год хожу с ним и никак не решусь сделать тебе предложение.
Слова застряли в горле. Конечно, неужели я не замечала, что нравлюсь Бену так же, как и он мне. Работа, вечная гонка по кругу, наверное, лишь с Жеромом я могла быть до конца честной. С собакой я имела возможность говорить о чем угодно, забывая, что все больше отгораживаюсь от мира людей, замыкаясь в себе.
– У тебя есть выбор, я не стану торопить, – добавил Бенедикт, все думая, а не ошибся ли он. Наши взгляды украдкой, улыбки по утрам и доверительные разговоры, всего лишь иллюзия симпатии со стороны нас обоих?
– Сейчас я могу запустить дженитрискепс, и Жером вернется. Гарантий нет, что это будет он, однако без сомнений будет похож на твоего любимца.
Рука Бенедикта потянулась к прибору, а я уже знала, как поступить, и Жером сам того не ведая соединил нас. Милый друг, Жером. Перед глазами пробежала наша последняя прогулка на заднем дворике института.
– Бен, пойдем отсюда, – я тронула его за руку, в которой пряталось кольцо. – Ты прав, иллюзиям не стоит доверять и нужно продолжать жить.
Он ничего не ответил, а смотрел мне в глаза, усталость снова вернулась, ресницы дрогнули, а потом Бенедикт повернулся к выходу.
Я задержала его, положив руку на плечо и тихо прошептала:
– Ты разве так ничего и не понял?
Бен, остановившись, замер, я кожей ощущала, что он на взводе, поэтому взяла из его ладони кольцо и надела себе на палец.
– Давай возьмем отпуск?
– Я думаю, это здравая мысль, – ответил Бен и вздохнул, словно только что вынырнул из глубокого колодца. Захлопывая дверь хранилища, а потом и склад номер 15, он повернулся ко мне. – Кольцо впору?
– Ага, – кивнула я, улыбнувшись, ощущая себя девчонкой. – Точно меня дожидалось.
Он кивнул и обнял меня, впервые позволив подобную вольность, а я не выдержала и всхлипнула. Провожать любимых больно, сложно. Главное –нам есть на кого опереться и порой то, что казалось далеким и незаметным, выплывая из-за горизонта, раскрывает тебе глаза на жизнь. Ты начинаешь верить, что можешь быть счастливым, что ты достоин этого самого счастья.
Мой друг Жером, возможно, если бы не твоя гибель, мы еще долго не могли решиться сделать шаг навстречу друг другу.
Мой друг Жером…