Вместо эпиграфа.
АРИЯ МЕФИСТОФЕЛЯ
Автор перевода — П. И. Калашников.
На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир — телец златой!
В умилении сердечном
Прославляя истукан,
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном,
Окружая пьедестал!
Сатана там правит бал!
Этот идол золотой
Волю неба презирает,
Насмехаясь, изменяет
Он небес закон святой!
В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной;
И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
Люди гибнут за металл,
Сатана там правит бал!
________________
Без коммантариев.
* * *
ЧИСТО ПСИХИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО
(В сокращении)
В кошельке было тысячи три и стало пусто, пока дошла до палаты. Раздавала каждому, кто возникал и преграждал путь: «Пропустите!» — и пятисотка, как сахар овчаркам. Пропускали. Все, кроме Анны Григорьевны, она в своё сознание так и не пропустила. Юля обнимала, гладила её по волосам, шептала и кричала, умоляла и впадала в истерику — непроницаемо. Взгляд тяжёлый, тупой, совсем ничего не выражающий, — люди так не смотрят.
— Да что ж ты так убиваешься, милая, это же не она, это аминазин, — сказал кто-то рядом.
— Что? — переспросила Юля, нервно перетряхивая сумочку в поисках сотового телефона, — что?
«Нет сети», — пожаловался телефон.
— Аминазин. Попал сюда — значит, аминазин. Голову вяжет посильней верёвок. А уж если выступаешь — порция поболе, чем положено, — сказала пожилая санитарка. — Как, значит, наказание.
Юля посмотрела на неё с той же тяжёлой тупостью, что и Анна Григорьевна. Не заметила, как вошёл дежурный врач:
—Вы, собственно, кто больной будете?
—Я? — переспросила Юля. — Ей?
Вот вроде бы кровь-любовь — рифма, но не поэзия. Рифма иногда обязывает поэтов выставлять слова там, где им вовсе не живётся — нет внутреннего ритма. А есть слова не по рифме — по духу необходимые, точные. Белые стихи — они как люди, родные не по крови, но близкие. Человеческие связи — они иногда тоже как стихи... Только как такое объяснить дежурному врачу-психиатру? Вон она и так напряглась:
— Так кто?
— Подруга.
Смех.
—Да ты ей, милая, во внучки годишься!
Вот только про внуков не надо говорить. Не надо было говорить.
—Подонки! — закричала Юля. — Сколько он вам заплатил?
* * *
Три дня назад, всего-то три дня назад, был разговор по телефону:
—Здравствуй, детка. Завтра сорок дней, если сможешь, приезжай. Только, Юлечка, себя не мучай, если трудности какие — я пойму: подъедешь, когда сможешь.
—Как вы себя чувствуете, Анна Григорьевна?
—Нормально. Семён бы не одобрил, если б я распускалась. Делаю гимнастику по утрам. Хлопочу много перед завтрашним.
Попрощавшись, Юля тихо опустила трубку — на душе стало как-то грустно-светло. Все, казалось, не выдержит, не перенесет, а она — про гимнастику. Она еще и про саму Юлю: «себя не мучай», — в такой-то ситуации. Надо было знать, какое горе для Анны Григорьевны смерть Семена Николаевича. Она его любила всю жизнь, с детских лет, потеряла в войну и обрела только на склоне лет, когда перевалило за 75. Сколько же лет они вместе прожили — три года? Четыре?
Как назло, на следующий день клиенты турфирмы звонили и шли один за другим, когда переговоры, одни бестолковее других, наконец закончились — было девять вечера. По дороге домой Юля чуть было не выскочила на «Кропоткинской» — ее тянуло, просто вело к Анне Григорьевне. Но по трезвом размышлении не выскочила — пожилые люди спать ложатся рано, а в такой-то день, намучавшись — тем более.
Наутро телефон Анны Григорьевны не отвечал. То же повторилось и назавтра. Не на шутку забеспокоившись, Юля засобиралась ехать. Мысли уже были там, крутились в квартире, в которую она когда-то ещё сопливой, расстроенной девчонкой просто ворвалась без всякого приглашения:
— ...Ну и где он? Где Андрей? Нету? Ох, как жаль, — огляделась зло.
А ничего себе квартирка! Что же он ноет, что бедно живёт? А вы, стало быть, и есть его злая бачеха?
—Бачеха? — переспросила Анна Григорьевна.
—А кто? Не кормите внука, мучаете. Он же на мои деньги только и питался! В кафешках, да всюду я платила. И я же теперь для него презренная нищенка! Потому он женится, вы не знали? Он женится, потому что её папа — знаете кто?
Вот такой монолог она тогда выдала и пошла к выходу, не прощаясь.
В дверях Анна Григорьевна ее и поймала: «Без чая я тебя не отпущу, девочка. И не отказывайся, ты даже не знаешь, какой у меня чай — забайкальский!»
Юля поначалу так злилась, что даже разбила чашку, но уже через час ей казалось, что не было человека ближе, родственнее и теплее. Всхлипывала: «Он не просто бросил — растоптал, зачеркнул. Как после этого жить?» Анна Григорьевна вопрос будто проигнорировала, просто стала рассказывать свою историю, но так, что там, в паузе, вполне на месте оказался Юлин вопрос: «Как же вы выжили?»
Она ждала любимого с войны девять лет — пропал без вести. Ходила по парку, где на одной из скамеек сохранилась вырезанная надпись: «Анна плюс Семен». Скамейку красили не раз, а надпись все равно проступала. Она не отвечала ни на чьи ухаживания, а по ночам стояла на коленях: «Господи, пусть он вернется, пусть без рук, без ног, но живой». Он явился целым, но с женой и ребёнком.
—Как выжила? — повторила она Юлин вопрос. — Я никогда не думала о себе так: «меня бросили». Меня предали. А если кого-то предали, разве это он стал хуже?
Это было впечатление для Юли колоссальное. Не только от слов — от всего. Анна Григорьевна спала в мороз при открытой форточке, делала гимнастику, ходила на плавание. Свежесть, подтянутость, энергия. Юля будто чем-то заразилась, она ушла от нее сильной. То есть — вообще другим человеком. Они проговорили в ту ночь до утра. Юля узнала, что позже она вышла замуж за полковника, и только года через два после этого к ней явился тот самый Семён, пытался объясниться: женщина, на которой он женился, выходила его, когда он был слаб, прежде не хватало духу разойтись, а теперь... Она не стала дослушивать. Но с Юлей поделилась: «Знаешь, я, наверное, проиграла жизнь. Жила достойно, но счастлива не была. И внука я проиграла. Вижу, неладное что-то с ним, но сделать ничего не могу».
Она водила Андрюшку по театрам и музеям, в цирк и зоопарк. Когда был уже в классе седьмом, заявил: «Бабуля, я хочу жить с тобой, в центре. Уговори маму». Уговорила, стали жить вдвоём. Часто приходили на квартиру больные — всех принимала и всем помогала. Всегда пытались отблагодарить: «Вы же свое личное время потратили, вы же спасли!» Не брала. Андрей дулся: «А они потом на иномарках мчатся, когда ты ждешь трамвая под дождём!»
—Я старый медик, Андрей! Поздно мне переделываться. Я за помощь человеку в беде денег не беру.
Отгораживался. Молчал. Или кричал: «Я никогда не буду жить, как ты!»
* * *
Уже поднимаясь к выходу на станции метро «Кропоткинская», Юля вдруг замерла на месте. Впереди, еле передвигая ноги, одолевала ступеньки скрюченная старуха. Так уже было... Привиделось? Сколько лет прошло? Три года? Четыре? Тогда Юля предложила старушке:
—Держитесь за меня, — и уже на улице, вглядевшись, спросила: —Простите, вы не родственница Анне Григорьевне? Очень похожи на одну мою знакомую, которая живет здесь, неподалеку, на Рылеева.
—Я — Анна Григорьевна.
— Не может быть, — вырвалось тогда у Юли. Она все смотрела и смотрела на нее, не веря. — Что с вами случилось?
—Только что выписалась из больницы, иду домой.
—А Андрей? Что же он?
Юле показалось, что и без того согнутая Анна Григорьевна согнулась ещё ниже:
—Я никому не нужна, мне никто не нужен. Приду домой — тишина. Скоро уйду, — сказала и заковыляла прочь.
После минутного замешательства Юля догнала ее: «Да как вам не стыдно! Ну если бы кто-то другой говорил...» — и тараторила всю дорогу. Вспоминала, напоминала, пыталась рассмешить. Так и дошли до подъезда.
—Пожалуйста, я вас очень прошу, вот номер, — Юля достала визитку.
—Обязательно позвоните мне, как только будет что-нибудь нужно. Пожалуйста!
Анна Григорьевна достала лупу и стала с ее помощью читать:
—Девятьсот два...
—Нет, двести девять, — упавшим голосом поправила Юля, осознав: она никогда не сможет даже позвонить!
—Но ведь она смогла! Все смогла — выпрямиться, помолодеть! Вы должны помнить, вы же сами восхищались, — говорит сегодня Юля и тычет пальцем в концовку моей статьи в старом журнале.
Я слежу за её пальцем — концовка мажорная, абсолютный хэппи-энд. Только в двух словах о внуке: как только Анна Григорьевна оформила ему дарственную бумагу на свою квартиру, подстроил так, что ее сбила машина. Отделалась легкими ушибами, никуда не стала заявлять, но состарилась враз, совсем себя забросила. И вдруг неожиданная встреча с другом юности, первой любовью, и дальше только об этом: «Она не входит — вбегает, вы же говорили: больно ногу ставить? Лицо в морщинах, волосы белые, но глаза! Молодые, ясные — это ими она пыталась читать через лупу?
—Она такой и была всё то время, что вы её не видели, такой! — говорит мне Юля. — А тут вдруг эта скрюченная старуха в метро, и я застываю. Ну, с чего вдруг? Ведь только на днях говорили по телефону... Застываю, потом веду саму себя как под конвоем на Рылеева, набираю номер домофона — никакого ответа. Меняю одну цифру, попадаю к соседям, и мне говорят: «В психушку её отвезли. Упиралась она страшно, кричала, они грозили, что верёвками свяжут. Никто тут ничего не понял, с чего это её?
* * *
—Что вы себе позволяете? Кто заплатил? — взвилась врач-психиатр. — Больная поступила в предсуицидальном состоянии. По закону о психиатрии мы стационируем, если есть угроза жизни.
—Кто? Кто сказ-зал? — Юлю трясло так, что просто зуб на зуб не попадал. — Про это с-суицидальное, кто? Внук?
—Да, внук, очень любящий её молодой человек. Он очень озабочен ее душевным состоянием, очень. И тому есть веская причина, она похоронила мужа и не смогла справиться в таком возрасте с постигшим горем…
—Это у него причина, а не у неё! — закричала Юля. — Причина в квартире, а не в горе!
—Я не знаю, кто вы и как сюда попали, но лучше освободите помещение по-хорошему.
Юля повисла на плече Анны Григорьевны.
—Не заставляйте применять силу! — совсем обозлилась психиатр.
— Да она проспится, — шепнула сердобольная санитарка с Юлиной пятисоткой в кармане.
—Правда? Правда? Давайте тогда её уложим, — Юля поторопилась сделать это сама, но что-то мешало. Анна Григорьевна была туго привязана к кровати веревками.
—Сейчас, милая, сейчас расслаблю, — подскочила санитарка.
Юля, не слушая, побежала к выходу. Она собиралась поднимать на ноги всех, кого возможно.
<...>
Через день друзья нашли ей адвоката, они наметили план вызволения, но вечером того же дня Анна Григорьевна умерла от острой сердечной недостаточности.
—От передозировки психиатрических лекарств, — уверена Юля, — они её просто убили.
<...>
Родственникам, решившим избавиться от престарелых владельцев квартир, сегодня проще заказать их не киллерам, а психиатрам. Почему проще? Закон, вставший в своё время на пути карательной психиатрии, оказался ситом для самых беззащитных и слабых — для стариков. И для детей.
(«Новая газета» (электронная версия) № 42 от 19го июня 2000го года)
НОВАЯ КАРАТЕЛЬНАЯ ПСИХИАТРИЯ: «КАК ВО ВРЕМЕНА ТРЕТЬЕГО РЕЙХА»
Петербургские правозащитники заявляют, что в последние годы наблюдают всё больше случаев, когда психиатрия, как в советские времена, используется в карательных целях. Её жертвами становятся оппозиционеры, журналисты, кроме того, она всё чаще используется для решения бытовых проблем. Поэтому правозащитники всё увереннее говорят о возрождении карательной психиатрии.
Минувшим летом СМИ писали о нашумевшем случае активистки Объединенного гражданского фронта Ларисы Арап, помещенной в мурманскую психиатрическую больницу после того, как в печати появилась ее статья «Дурдом» о методах, которыми психиатры лечат детей. В прошлом году правозащитники насчитали ещё несколько случаев помещения в психиатрические больницы авторов «неправильных» публикаций. Но есть и другие факты - например, в психбольницу была увезена Надежда Шишкова, лидер инициативной группы жильцов одного московского дома, весьма привлекательного для инвесторов. Она несколько месяцев пыталась выяснить, почему жилую площадь в квартирах вдруг приравняли к техническим помещениям. И вот Шишкову из больницы не выпускают, а активистов в этом доме больше нет.
Жилплощадь становится причиной трагедий и в случаях, так сказать, меньшего масштаба, но нарушения прав человека от этого не выглядят менее вопиющими. Об одном из таких случаев говорит адвокат Санкт-Петербургской коллегии адвокатов, юрист организации «За конституционные права граждан» Людмила Сосновец:
- Моя клиентка Бельчикова Анна Михайловна, ей сейчас уже 75 лет, с 2000 года мыкается, ищет справедливости в судах России, но, к сожалению, тщетно. У неё была родная сестра, которая ей оставила квартиру по завещанию. Однако это завещание было признано недействительным, Анна Михайловна была выселена прямо на улицу, в никуда. Выселение происходило в её отсутствие, когда Анна Михайловна находилась в кардиологическом отделении в больнице. Она как в одной сорочке оказалась в 30-градусную жару в больнице, так и бедствовала, целую зиму она зимовала в том, что ей собрали друзья.
- Почему это завещание было признано недействительным?
- Завещание было признано [недействительным] Пушкинским районным судом в составе профессионального судьи и народных заседателей. Как выяснилось впоследствии, полномочия народных заседателей исполняли лица, которые таковыми полномочиями наделены не были. Вот этот незаконный состав суда принял незаконное решение о признании завещания недействительным, исходя из предположительного заключения судебных экспертов о том, что сестра Анны Михайловны, наследодатель, в момент подписания завещания якобы не могла понимать значения своих действий. Подчеркиваю: врач-психиатр консультировал эту бабушку на дому исключительно для того, чтобы она получила направление в больницу для ветеранов войны. Это был общий порядок для лиц престарелого возраста, чтобы попасть на общее отделение больницы. Психиатр констатировал, что сестра Бельчиковой здорова. Тем не менее, за этим последовало посмертное предположительное заключение экспертов. Квартиру получил сын умершей, не общавшийся и не помогавший ей даже перед её смертью, когда она почти ослепла.
К сожалению, когда врачи, эксперты, психиатры поверхностно изучают материалы дела, не принимая во внимание факты нормального социального функционирования лиц, которые умирают и оставляют своё имущество, они почему-то руководствуются несколькими записями врачей, которые наблюдали умерших в последние минуты так называемых терминальных состояний. Но [эти записи не передают той] клинической картины, которая была на момент подписания завещания. Однако случаи такого бездумного написания, к сожалению, в моей практике нередки.
Жалоба Анны Михайловны Бельчиковой принята к рассмотрению Европейским судом по правам человека. Однако многочисленные подобные случаи складываются в некую порочную систему, говорит исполнительный директор гражданской комиссии по правам человека в Петербурге Роман Чёрный: «Я должен провести некоторую аналогию и сравнить то отношение к пожилым людям, которое мы видим в этой истории, с тем отношением к пожилым людям, которое было во времена Третьего рейха в нацистской Германии. И тогда психиатры так же, как и чиновники министерства здравоохранения в нацистской Германии, они действовали, исходя из того, что нужно избавляться от пожилых людей, которые являются, по их мнению, балластом на шее здорового немецкого общества. По сути дела именно это отношение мы видим в истории с Анной Михайловной Бельчиковой, как и в историях некоторых других людей.
Источник: svobodanews.ru
;
ПСИХИАТРЫ ПЕТЕРБУРГА ПОМОГАЮТ ЧЁРНЫМ РИЭЛТЕРАМ
Преступная группа, которая занимается мошенничеством с недвижимостью путём насильственной госпитализации людей в психиатрические учреждения города, действует в Санкт-Петербурге. В настоящий момент эту информацию проверяют органы городской прокуратуры. Об этом заявили участники общественных слушаний «Нарушения прав человека в психиатрии, связанные с недвижимостью пациентов».
«Имеются данные, что в городе действует группировка, в которую вовлечены сотрудники психиатрической службы, сотрудники СОБЕСа и риэлторы. Мои клиенты обратились с заявлениями в прокуратуру города, и пока они ещё не получили информацию, опровергающую их суждения», — сказала адвокат Санкт-Петербургской коллегии адвокатов «Юристы за права граждан» Людмила Сосновец.
По данным одного из организаторов слушаний — Гражданской комиссии по правам человека — число обращений граждан, потерявших жилье из-за беспричинного насильственного помещения их в психиатрическую клинику, заметно выросло. Количество таких обращений, иногда 2–3 в неделю, подтверждает мысль об организованной преступной группе, пояснили в комиссии. В основном жертвами такого рода преступлений становятся одинокие люди в возрасте за 50 лет, большинство из которых проживает в центральных районах Петербурга. По существующему законодательству, не только родственники, даже соседи могут инициировать принудительную временную госпитализацию в психиатрический диспансер.
«Если уголовный процесс предполагает право допросить, проверить слова обвинителя, то в таких ситуациях душевнобольной или предполагаемый больной они даже не могут получить информацию – кто о них это сказал. Вполне возможно, что против каждого из нас будет сделано судебное решение, что мы «лаем на трамваи» или «воем на луну», якобы подтверждающее душевную болезнь, и мы даже об этом не узнаем», — пояснила Сосновец.
По рассказам родственников психически больных людей, в приёмном покое психиатрической больницы буквально сразу выясняется, какое имущество имеется у лица, помещаемого в стационар. По словам юриста правозащитной организации «Мемориал» Леонида Лемберика, до сих пор в психиатрической системе страны действует негласная система распределения неприватизированного жилья пациентов.
«Ещё в советское время жильё одиноких пациентов психиатрических лечебниц и больниц доставалось персоналу клиник, в больницах были заинтересованы в увеличении таких случаев. Я думаю, что до сих пор существует такая политика распределения неприватизированного жилья в случае, если человек попадает в психоневрологический интернат, либо умирает там при временном размещении, это жильё достается работникам соответствующего учреждения. Проверить, выяснить это невозможно», — сказал он.
При этом адвокат Сосновец подтвердила, что количество обращений по такого рода делам постоянно растёт. Но не всегда такого рода махинациями занимаются посторонние люди. Зачастую таким образом пытаются решить жилищный вопрос родственники. Например, дети организовывают психиатрическую экспертизу для своих родителей с целью помещения в стационар и признания их психически больными.
Участники слушаний подготовили резолюцию, в которой обозначили необходимость проверки деятельности нескольких психиатрических клиник Петербурга, а также сформулировали необходимость внесения поправок в действующее законодательство РФ.
Резолюция будет направлена президенту РФ, губернатору Санкт-Петербурга, уполномоченному по правам человека, а также в адвокатские конторы и коллегии.
ПОСМЕРТНАЯ СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА
Случай Бельчиковой Анны Михайловны, жительницы Санкт-Петербурга.
Бельчикова А.М. сообщила Гражданской комиссии по правам человека СПб, что девятого февраля 2000 г. её старшая сестра Родионова Елена Михайловна составила завещание в пользу Бельчиковой А.М. Сестра завещала госпоже Бельчиковой квартиру и имущество.
Сын Родионовой Е.М. Родионов Н.Н. оспорил это завещание, мотивировав тем, что на момент составления завещания по своему психическому состоянию мать была не способна понимать значение своих действий и руководить ими.
Пушкинским районным судом иск Родионова был удовлетворён, городской суд СПб решение оставил в силе. Основанием для вынесения этого решения послужил акт судебно-психиатрической экспертизы и показания свидетелей Родионова Н.Н., допрошенных в судебном процессе.
Экспертная комиссия врачей-психиатров городской психиатрической больницы (ГПБ) № 6 ЗАОЧНО признала, что Родионова Е.М. не могла понимать значение своих действий и руководить ими.
Мы ссылаемся на А.М. Бельчикову, т.к. она участвовала в процессе, знакома с материалами дела. По её мнению, выводы экспертов-психиатров не соответствуют действительности. Эксперты необъективно и односторонне отразили фактические обстоятельства дела.
Родионова Е.М. – блокадница, участница Великой Отечественной войны. В семье она была старшей, после войны заменила Бельчиковой А.М. мать.
Они были дружны и близки, постоянно поддерживали отношения. Бельчикова жила в г. Кола, рядом с Мурманском.
В последние годы госпожа Бельчикова часто приезжала к сестре. Из-за возраста у госпожи Родионовой ухудшалось физическое здоровье. Но в умственном отношении сестра Бельчиковой была совершенно здравым человеком. Она постоянно поддерживала отношения с друзьями, бывшими сослуживцами, участвовала в культурных мероприятиях, которые проводились для блокадников и ветеранов войны, интересовалась текущими событиями в стране – постоянно читала “АиФ”.
В 1998 г. Бельчикова А.М. приезжала в Пушкин и жила у сестры два месяца. В 1999 г. она приехала к сестре по её просьбе, Родионовой Е.М. нужна была операция по зрению. Бельчикова А.М. жила у сестры с января по май, за это время поставила Родионову Е.М. на очередь на операцию. Провела радио, установила телефон.
16 января 2000 г. Бельчикова А.М. приехала по телеграмме. Сестра была в больнице им. Семашко. Бельчикова стала за ней ухаживать - каждый день посещала и кормила. Всё это время Родионова была под наблюдением врачей, которые не отмечали у неё никаких отклонений в психике. Сын также приехал из Москвы по телеграмме, но был у матери только один раз. Он не обращался к врачам с просьбой об осмотре матери врачом-психиатром. Если бы он сомневался в её дееспособности, то мог бы в то время законным путём установить над ней опекунство. Однако им не было предпринято никаких действий. В судебном процессе Родионов также показал, что обращался к матери с просьбой, чтобы она написала завещание на него. Эти факты подтверждают отсутствие у Родионова Н.Н. сомнений в психическом здоровье матери.
В больнице госпожа Родионова была с 09.01.00 г. по 22.01.00 г. Была выписана в удовлетворительном состоянии. 27 марта 2000 г. сестра Бельчиковой была госпитализирована в госпиталь участников ВОВ. В течение нескольких дней её состояние резко ухудшилось, у неё развилась двусторонняя пневмония, интоксикация и отёк головного мозга. В акте психиатрического освидетельствования приведены данные этого периода времени в качестве одного из доказательств наличия слабоумия.
В акте психиатрической экспертизы не отражены сведения, представленные в других медицинских документах. Объективные данные медицинской документации до помещения в госпиталь доказывают, что госпожа Родионова была в здравом уме и всё понимала.
Завещание было написано ей осознанно. Её волей было оставить квартиру тому, кто стал бы за ней ухаживать в последние годы жизни. В этом вопросе она проявила твёрдость.
Заочное признание Родионовой Е.М. слабоумным человеком при отсутствии оснований Бельчикова А.М. считает посягательством на честь и достоинство Родионовой Е.М. Это также причинило моральный и материальный вред г-же Бельчиковой, так как результатом решений суда стало то, что Родионов Н.Н. выгнал её из квартиры. Бельчикова является косвенной жертвой необъективности психиатров-экспертов, не в полном объёме исследовавших материалы дела, и не оценивших представленные доказательства в их взаимосвязи друг с другом. Кроме того, во время судебного разбирательства не были приняты во внимание аргументированные доводы адвоката Бельчиковой Людмилы Сосновец, показания её свидетелей, а также свидетелей (нотариуса, заведующей Пушкинским психоневрологическим диспансером (ПНД) Марины Копалиной, заведующей терапевтическим отделением поликлиники №66), которые не имели какой-либо заинтересованности в исходе дела. Не были учтены сведения медицинских и иных документов. Свидетели по делу, знавшие Родионову длительное время не отмечали каких-либо странностей в поведении Родионовой Е.М. Друзья и сослуживцы также не заметили каких-либо изменений в психике сестры Бельчиковой. Бельчикова А.М. считает, что Родионова Елена Михайловна – блокадница, участница Великой Отечественной войны, участница прорыва блокады Ленинграда, - посмертно признана слабоумной с единственной целью, чтобы аннулировать её завещание.
В настоящее время Бельчикова А.М., пенсионерка, инвалид второй группы по общему заболеванию, осталась без крова, проживает у различных людей, временно предоставляющих ей кров. Бельчикова имеет высшее образование, закончила институт им. Герцена, преподаватель. Её общий трудовой стаж составляет 35 лет, из которых 20 лет она отработала на Севере.
ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ИНФОРМАЦИЯ: ДОКЛАД О НАРУШЕНИЯХ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
САЙТ СУТЯЖНИК.РУ.