М.М.КИРИЛЛОВ
КЛЯЗЬМА
Рассказ
Отец мой был военным инженером. В войну и после неё служил на оборонных заводах в Москве в системе Главного артиллерийского управления. Семья мучилась от бесквартирья, и потому я часто менял школы, в которых учился. 6 класс в школе на шоссе Энтузиастов, 7 класс у Измайловского парка, 8 класс – в посёлке Шереметьевский, возле Хлебниково, 9 класс опять в Москве, но у «Электрозаводской», 10 класс - вновь в Шереметьевской школе. В это время отца перевели на службу в Крым, в город Евпаторию. А я остался в Москве и жил подчас у чужих, но хороших людей.
Обычная судьба семьи военнослужащего с пятью детьми. Трудное было это раннее послевоенное время.
В 8 классе классным руководителем у нас была учитель математики и завуч Шереметьевской школы Алевтина Алексеевна Житникова – властная, строгая, но почему-то любимая всеми. «Маршал» школьной педагогики. Волосы у неё сзади были схвачены гребнем, а на носу сидели очки. Дети звали ее «старуха», хотя было ей тогда всего 53 года. С переходом в эту школу началась моя новая школьная жизнь.
Шереметьевская средняя школа была открыта задолго до войны. В ней учились ребята и из Хлебниково, и из Клязьмы, и из Лобни, и даже из Долгопрудного. Тогда ещё не было аэропорта Шереметьево, и место это было тихое.
В разное время Шереметьевка относилась административно к разным районам Московской области, в том числе в 1948 году к Краснополянскому району. Недалеко от посёлка протекал канал «Москва-Волга» и между мостом на Дмитров и железнодорожным мостом у Хлебниково простиралось водохранилище, где стояли корабли и яхты. За посёлком располагались лес и кладбище. Хорошо помню большой участок на краю леса, занятый захоронениями убитых солдат (по- видимому, вывезенных с мест ближайших боев у Красной Поляны в 1941 году). Сама Шереметьевка захвачена немцами не была.
Я уже писал об этом времени в своей книге «После войны. Школа», впервые вышедшей в 2010 году. Прошли годы, и стало ясно, что кое-что осталось недосказанным.
Вот одно из ранних воспоминаний об этом времени. В конце сентября 1948 года наш 8 класс (человек 25) на один день сняли с уроков и отправили в местный колхоз, расположенный в местечке Клязьма. Шли по грунтовой дороге пешком километров 5. Нам дали задание: собрать морковь с целого поля. Собирали морковь в корзины. При этом, конечно, баловались, носились, хохотали по пустякам, но задание выполнили. Приехали лошади с повозками, ящики с морковью погрузили и вывезли на усадьбу колхоза. И сами мы строем и с песнями отправились туда же. Всем хотелось есть. В то время, сколько помню, нам всегда хотелось есть.
Нас ждали: в большом зале правления стояли столы. Женщины-колхозницы угостили нас свежим молоком с хлебом. Ограничений не было. А главное – очень благодарили за помощь: в колхозе после войны нехватало людей. Что такое Клязьма, я так и не понял тогда. Клязьма и Клязьма. Наверное, колхоз, в котором мы так дружно поработали.
Вскоре мы все вступили в комсомол. Учился я с удовольствием.
Чем для меня стала Шереметьевка уже тогда? Просто школа, учителя, ребята, привязанности? Нет. Она стала моей духовной родиной, где даже воздух был родным. Здесь всё было пропитано романтизмом, естественным спутником пятнадцатилетних.
В 9 классе пришлось вновь учиться в Москве. Но это была обычная московская школа. Я очень скучал тогда по Шереметьевке. Ловил себя иногда на мысли, что идти в эту, новую для меня, школу, мне не хочется. Пару раз вместо занятий даже уходил в соседний Измайловский парк и гулял там, пока голод не загонял домой. Я жил тогда вместе с сестрой.
Несколько раз ездил в Шереметьевскую школу несмотря на удалённость. Как-то был там на танцах (школа была общей для мальчиков и девочек). Видел друзей. В школе произошли перемены. Литературу стала преподавать новая учительница – Людмила Ивановна Ерошенко. Удивительно искренняя молодая женщина. Уже только от этого в классе что-то изменилось. Пришёл Боря Рабинович, сдавший экстерном все экзамены за 8 класс. В классе появилась Майя Чигарёва, до этого она училась в Клязьминской школе, где работала её мама.
Зимой неожиданно умер одноклассник Юра Колотушкин. Говорили, простудился на катке и заболел менингитом. Мне сообщили, и я приехал прямо на похороны. Провожали его всей школой. Отчего-то его знали все и любили. Дети тяжело переносят горе. Все ревели. Похоронили его на кладбище в Шереметьевке.
Я остался тогда в посёлке на ночь. А утром в моём, теперь уже девятом, классе писали сочинение под руководством новой учительницы Людмилы Ивановны Ерошенко. На свободную тему. И я писал, писал от сердца, сказывались вчерашние переживания. Главным для меня было побыть со своими одноклассниками. Все это так и поняли.
На 1 мая 1948 года мои одноклассники шереметьевцы устроили вечер в помещении Клязьминской школы. Завучем этой школы была мама Майи Чигаревой. Она и разрешила. Я к ним примкнул, внеся свой взнос. Принесли патефон, пластинки. Танцевали. Угощение, конечно, было не богато, но варёная колбаса, сыр, пирожки, салаты, печенье - были. Было и спиртное, но по чуть-чуть. Чай, компот из разведённого варенья.
Было очень душевно. Танцевали под патефон. Телятников бессовестно сметал печенье. Но не всем было хорошо. Я видел, как одна из наших девушек стояла на тёмном повороте лестницы и тихо плакала. Она была горбата. Природа её обделила уже тогда, когда ещё никого из нас не успела наградить. Горе всегда идет вперемежку со счастьем. Девчонки её успокаивали и старались, чтобы она не оставалась одна. Потом, через десяток лет, и она всё же вышла замуж.
Расходились под утро. Пока шли к Шереметьевке, пели песни («Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна» и другие). Получилось, в Клязьме был, а саму Клязьму и в этот раз я так и не разглядел.
Как закончился учебный год в моей московской школе, я не помню. К тому времени по моей просьбе и с согласия Бори Шеломанова мои родители договорились с его мамой (её звали тётя Галя) о том, что, пока я буду учиться в следующем десятом классе, буду жить у них.
Я так лелеял в душе предстоящий переезд в Шереметьевку, что решил отметить окончание 9-го класса пешим путешествием по железнодорожным путям от Савёловского вокзала до этого посёлка. Взяв с собой еду и воду, пошёл по шпалам, пропуская железнодорожные составы. Станции Дигунино, Лианозово, Бескудниково, Долгопрудная, Марк, Водники, Хлебниково и, наконец, Шереметьевка. 25 км!
По пути видел много интересного. Останавливался на станционных платформах на привал. Мимо проезжали поезда. К обеду становилось жарко. Но я мужественно шёл, сам себя награждая мыслью о своей преданности любимой школе. Прошёл по мосту над каналом имени Москвы. Это было так здорово! Я думаю, что ещё ни один ученик нашей школы за все время её существования не решился проделать такое путешествие.
Когда я дошёл все-таки до платформы Шереметьевская, оказалось, что меня, конечно, никто не ждал. Да и с чего бы это! Но позже факт моего подвижничества (в прямом и переносном смысле) стал известен всем.
За спокойным миром школы в какой-то мере незримо для нас жила страна. Жила и строилась. Регулярно стали ходить электрички до Дмитрова и Лобни. Почти рядом с поселком началось строительство аэродрома Шереметьево. Свидетельством роста страны стало очередное снижение цен. Это стало нормой. Трудностей в стране было много. Послевоенная разруха, огромная армия, которую нужно было кормить, но И.В.Сталин и правительство делали то, что могло улучшить жизнь народа уже тогда. А главное – они выполняли свои обещания.
Прошёл год, и незаметно закончился и наш десятый класс. Вместе со страной росли и мы. Мы были неразрывны со страной. Главное, что мы поняли тогда, что главное – это содержание, а не форма. И еще мы поняли: в жизни нужно не казаться, а быть.
В начале пятидесятых годов, уже после окончания школы, мне вновь довелось побывать на Клязьме. На этот раз я с Борей Рабиновичем навестил там родственников его семьи.
Дорога привела нас в этот уже знакомый и в то же время незнакомый мне небольшой посёлок. В центре его за низким забором стояла всё та же двухэтажная школа.
Стоял июль. В летние каникулы школа была закрыта. Было очень жарко. Посёлок утопал в зелени. Рядом, в низине, заросшей кустами, текла речка Клязьма. Получилось так, что ренее я же бывал здесь, а главное – речку - увидел впервые.
Никаких пляжей на речке, конечно, не было. Спустились мы с Борькой через кусты прямо к воде. Речка оказалась неширокой, не более пяти метров, но неожиданно глубокой, холодной и быстрой. Её поверхность в тени высоких деревьев была тёмной.
Тут же, в траве, мы разделись и залезли в воду. Берег и дно были глинистые. Это было не очень приятно. Окунулись и поплавали немного. Жару как рукой сняло, но долго сидеть в речной прохладе было небезопасно, и мы вылезли на берег.
Побродив по посёлку по каким-то делам ещё с часок, мы вернулись в Шереметьевку.
Это было моё последнее посещение Клязьмы. Но в Шереметьевке я бывал и позже, и очень часто. Всё навещал свою уже очень старенькую учительницу, Алевтину Алексеевну Житникову, заходил и в школу.
В последние 60 лет посёлок Шереметьевский, как он официально называется, стал знаменит не только нашей школой, но и своей близостью к крупнейшему аэропорту страны «Шереметьево», обязанному ему и своим названием. Все самолёты, идя на посадку и пересекая Савёловскую железную дорогу, летят над моей дорогой Шереметьевкой, причём так низко, что, кажется, можно с земли заглянуть в их иллюминаторы. Это почётно, конечно, но каково здешним жителям?
С Шереметьевкой всё понятно. Это и судьба, и духовная родина, и любовь. Но что такое Клязьма в моей жизни? Что-то вроде Луны для Земли? Что-то реально существующее, но непознанное и ненужное. Получается, бывал, но ни разу не остался… И всё-таки из песни слова не выкинешь! Я бы и сейчас сходил на Клязьму, да устарел, не дойду.
А река Клязьма не такая уж и маленькая, подлиннее Москва-реки будет. Прежде, чем в Оку впасть, проходит, петляя, Московскую, Владимирскую, Ивановскую и Нижегородскую области, создавая по пути, к тому же, громадное Клязьминское водохранилище. За 70 лет, что мы не виделись с Клязьмой, сколько воды утекло! За это время не осталось ни страны нашей советской, ни учителей наших, ни почти всех друзей наших, что когда-то клязьминскую морковь собирали. Осталась только память. Но и этого немало.
Саратов, июнь 2019 года.