ПРОПОВЕДНИК И ЗНАЧЕНИЕ СИСТЕМАТИЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ
Бенджамин Уорфилд (1897)
http://www.tms.edu/tmsj/tmsj7i.pdf
Растущим заблуждением в обучении проповедников является идея, что форма заменяет суть, что методика важнее, чем содержание. На самом деле, напротив, проповедник несет главную ответственность перед своими слушателями за то, как он представляет истину, изложенную систематическим богословием. Для этого он сам должен иметь твердое понимание христианской доктрины. Это не значит того, что, как нам говорят, его проповедь должна будет являть холодный интеллектуализм, напротив: знание им учения должно сочетаться с теплотой евангелизационного духа. Общепризнан принцип, что то, во что человек верит, определяет, как он себя ведет, и это подчеркивает важность проповеди правильного учения. Каждый проповедник, признает он это или нет, имеет свой набор убеждений, так что крайне важно, чтобы он имел правильное систематическое богословие. Это лучший способ взрастить и упорядочить молитвенную жизнь как самого проповедника, так и его слушателей.
Профессор Флинт из Эдинбурга несколько лет назад в заключение своей вступительной лекции воспользовался случаем, чтобы предупредить своих учеников о том, о чем он говорил как о надвигающейся опасности. Это, по его словам, растущая тенденция «считать делом первостепенной важности, чтобы служители приступали к своему делу как проповедники, и придавать лишь второстепенное значение тому, чтобы они были учителями, мыслителями и богословами». Дело обстоит не так, говорит он, «чтобы из этого получались великие или даже просто хорошие проповедники. Таковые формируют себя сами, прежде чем формируют свой стиль проповеди. Содержание должно предшествовать форме, а не форма заменять содержание. Они должны учиться знать истину прежде, чем думать, как ее представить… Только так проповедники приобретают прочную основу для проявления любви к душам – через любящее, всеобъемлющее и всепоглощающее постижение истины, спасительной для этих душ» (1).
В этих прекрасных словах изложен сам смысл неизменности систематического богословия для проповедника. Он выражен в утверждении, что если души спасаются через истину, то соответственно дело проповедника – представить эту истину людям, и, следовательно, его основная обязанность – самому обладать этой истиной, чтобы он мог представить ее людям и таким образом спасти их души. Было бы, конечно, нрелегко переоценить значение для проповедника благодатных даров, которые готовят его для того, чтобы он мог представить людям всепобеждающую силу этой истины, то есть того, что и делает его практикующим проповедником. Но, очевидно, еще более важно для него то, что он должен иметь четкое и твердое понимание того, что есть истина, которую он должен представить людям с помощью этих даров благодати. Ясно, что для этого твердого и четкого понимания истины, конечно же, не обойтись без изучения систематического богословия. Ибо это богословие есть не что иное, как спасительная истина Божия, представленная в систематизированном виде.
Необходимость систематического изучения какого-либо корпуса истин, которыми мы должны овладеть, пряд ли подлежит сомнению. Также нельзя сомневаться, что тот, кто должен передать другим людям данный набор истин, должен сначала приобрести мастерство в нем сам. То, что сейчас стало предметом споров – это вопрос о самой сути христианской истины, которая лежит в основе христианской надежды и жизни в такой степени, что первейший долг проповедника – обладать истиной самому, чтобы иметь возможность учить ей. Существует мнение, что практикующие проповедники и простые христиане – это не богословы, что от них не требуется тщательное, систематическое постижение всего того, что называется христианской доктриной, но главным образом твердая вера в Иисуса Христа как Спасителя и горячая любовь к Нему как Господу. Функция проповедника – не теоретическая, а практическая, и независимо от степени своего знания или невежества он может передать своим слушателям в общении веры и любви то, что горит в его собственном сердце. Не учение, а пыл – вот что здесь требуется, более того, часто говорят, что излишняя ученость часто неблагоприятна для эффективности дела проповедника. Поглощение ума богословскими тонкостями исключает сердечную преданность и практическую направленность работы служителя, которые составляют две стороны его славы – его внутреннюю жизнь и внешний венец его деятельности. Дайте нам не ученых, говорят нам, но простых практиков и людей кафедры, чьи простые сердца горят любовью ко Христу и вся жизненная энергия истощается в деле спасения душ.
Конечно, если здесь подразумевается определенный антитезис, нельзя сказать ничего против этих требований. Если мы вынуждены выбирать между холодом интеллектуализма и теплом благовестия, то мы должны стремиться к последнему всеми силами. Сравнительно ограниченный служитель, горящий рвением к спасению людей, бесконечно предпочтительнее того, кто полностью поглощен чисто интеллектуальным интересом к истине, который не оказывает влияния на его жизнь и не оживляет рвения миссионерской любви. Но вопрос нельзя решить, лишь заостряя взгляд на этих крайностях. Что произойдет со служением, которое будет находиться в тупом невежестве относительно полноты христианской истины? Очевидно, оно не будет служением вообще. Мы признаем, что для человека вполне возможно настолько погрузиться в чисто интеллектуальные аспекты христианской истины, чтобы стать совершенно непригодным для дела служения. Но возможность злоупотребления систематическим богословием не есть основание сомневаться в его полезности или даже значимости для проповедника. Высокий интеллектуальный потенциал и любовь к математике могут жить в весьма непрактичных мозгах и, насколько мне известно, мир полон чистыми математиками, которые абсолютно бесполезны для него, но из этого не следует, что можно обойтись без специалистов по прикладной математике или без математики вообще. Подобным же образом, хотя вполне возможна такая вещь, как бесплодное знание даже самых жизненно важных христианских истин, нет и не может быть такого понятия, как христианское служение без глубокого и живого знания этих истин. И очень плохо, когда люди иногда позволяют себе отталкиваться от своего острого чувства бесполезности отвлеченного знания и не придавать значения живому постижению Божественной истины, без которого никакое истинное служение не является возможным. Предупреждение, которое дает нам Обри Мур, крайне актуально для нашего времени. Он говорит: «Есть много серьезно настроенных христиан, которые так болезненно боятся бесплодного знания, что они иногда позволяют себя заявлять, что любое глубокое познание Слова – это формализм, как будто это некая вера в веру, которая на самом деле бесполезна и опасна. Верно, конечно, то, что, как мы хорошо знаем, правое вероисповедание само по себе не может спасти человека, и Жених может прийти, не найдя среди нас масла в светильниках, но если мы вообще выбросим светильники, мы потеряем вместе с ними и драгоценное масло» (2).
Основополагающий принцип, на котором зиждется значение для проповедника систематического богословия и глубоких знаний христианской истины, вполне ясен; он, конечно же, коренится в истине психологии, которая ясна из общечеловеческого опыта. «Весь опыт говорит о том, - пишет епископ Уэсткотт, - что поведение в конечном счете совпадает с верой». И. конечно, он имеет право добавить, что «этот сам по себе неоспоримый принцип несет и важные следствия». «Терпеливое исследование, - продолжает он, - покажет, что ни одна доктрина не остается без отношения к действию. Влияние догмы может быть хорошим или плохим, что является важным критерием ее качества, но речь сейчас не об этом, а о том, что если догма действительно принимается, то она сама по себе имеет некое моральное значение. Каждая религия или секта имеет свои характерные формы жизни, и если особенности этих форм со временем сглаживаются, то только потому, что тип веры, которому они соответствуют, перестает сохранять свою целостность и четкость» (3). Таким образом, говорит Уэйс, «тенденция некоторых современных историков недооценивать влияние на человеческую природу изменений в религиозных и моральных принципах странным образом противоречит предстоящим им доказательствам» (4). «Мировая история, - добавляет он, - во многом показывает, каким образом религиозные идеи, имеющие, казалось бы, абстрактный и тонкий характер, могут определять будущее целых рас, народов и обширных стран. Исторические факты, таким образом, могут себе позволить дать убедительное доказательство тому, что инстинкт христианского мира или, вернее, всего человечества не ошибся, приписывая крайне важное значение изменениям в вере, даже в вещах, по-видимому, второстепенных, которые до сих пор производят столь тяжелые разделения в христианском мире» (5).
Вся проблема наиболее ясно и всеобъемлюще разъяснена в «Систематическом богословии» покойного профессора Джона Майли. «Религиозное движение с той властью, которая способна поднять души к истинной духовной жизни, должно находить источник своего возникновения и развития в четком и серьезном представлении о жизненно важных доктринах религии. В каждом таком движении в истории христианства имел место тот порядок вещей, при котором сначала реформируется учение, а затем, через более истинную доктрину, становится выше и лучше нравственная и духовная жизнь… Таков всегда был и должен быть хронологический порядок этих фактов, ибо это и логический порядок. Когда души переходят от греховной жизни или мертвого формализма к истинной духовной жизни, они должны иметь необходимые причины и мотивы для своих действий. Если мы должны быть освящены для Бога в жизни святого послушания и любви, то этот долг и мотив духовного блага должен иметь причины, которые вполне ясны только из специфических доктрин христианства. Эти учения не есть просто интеллектуальные принципы или сухие абстракции, но они – живые истины, которые воплощают в себе всю практическую силу христианства. Духовная жизнь стоит выше при наличии форм евангельского христианства, чем это возможно при любых других формах, сакраментальных или рационалистических, так как в них великие учения христианства облекаются в живую веру и действуют с трансцендентной силой на практическом уровне во всем, что входит в нашу жизнь» (6).
Если эти замечания имеют какой-то смысл, то значение систематического богословия для проповедника становится из них очевидным. Ибо речь идет не только о том, что определенное знание христианской истины имеет важное значение для того, кто ей учит, но о том, что тот тип жизни, которые производит его проповедь, до тех пор пока она сама является эффективной, непосредственно зависит от уровня постижения христианской истины и ее представления в проповеди. Епископ Уэсткотт пишет: «Ошибка и несовершенство в таком случае производит результат в жизни, которая оказывается больной и искалеченной там, где она могла быть благородной и полной… Истинная доктрина - это неиссякаемый источник силы, если она переведена в практику» (7).
Непосредственно о том же муж святой жизни д-р Гораций Бонар говорит: «Всякая неверная мысль о Боге, будь то Отец, Сын или Святой Дух, бросает на душу тень, что омрачает ее. Иногда эта тень не столь глубока и холодна, как в других случаях, но она никогда не бывает мелочью. И именно это дает надлежащий ответ на легкомысленный вопрос, который так часто задают: какое значение имеет то, во что человек верит? Любой неверный взгляд на Божий характер сказывается на жизни души и мире совести. Мы должны иметь правильное понимание Бога, если хотим поклоняться Ему, как Он того желает, чтобы мы Ему поклонялись, жить той жизнью, какую Он хочет для нас, и наслаждаться тем миром, который Он даровал нам» (8).
И то, что правильное учение о Боге влияет на все наши мысли и дела, д-р Уэсткотт резюмирует так: «Та же закономерность, которая показывает благое влияние идей о Боге, будущей жизни и Воплощении в самом общем виде, действует и в деталях этих идей» (9).
Соответственно д-р Александер Уайт свидетельствует о соотношении правой веры и нашей преданности столь поразительным образом, что мы не можем удержаться от того, чтобы процитировать его в несколько большем объеме. Он пишет: «Один из признанных духовных наставников предостерегает нас от «преданности без богословия». «Истинная духовность, - настаивает он, - всегда была ортодоксальной». И читатели его «Согласия» всегда помнят, с какой виртуозной убедительностью, равной его красноречию, он излагает тот факт, что богословие Символа вера и катехизиса, если оно правильно понято и должным образом принято сердцем в той же мере, что и умом, способно полностью преобразить наше мышление. И мы не можем не учиться из книги «Личного благочестия» Эндрюса прежде всего его исповеданию веры, зная, что глубина и сила евангельского посвящения проистекают именно из богословия… Автор говорит, что он никогда не воспринимал христианскую преданность помимо Афанасьевского символа веры. Мы, безусловно, чувствуем что-то особое в том, как Эндрюс толкует Апостольский или Никейский символ веры… Когда Эндрюс воспринимает любую из этих вещей своим интеллектом, воображением и сердцем, он уже обеспечивает своих читателей великим опытом молитвы. Это так же верно, как и то, что все истинное богословие непосредственно обогащает евангельскую преданность в служении» (10).
Читатели «Жизни Торнуэлла», труда д-ра Палмера, могут одновременно вспомнить о том, что дало душе Торнуэлла изучение Вестминстерского исповедания, и мы можем засвидетельствовать опыт власти этого исповедания в оживлении и оформлении религиозного чувства и в руководстве глубоко посвященной жизнью. Это столь верно, что мы можем лишь повторить мысль Уайта, что все истинное богословие непосредственно обогащает евангельскую преданность в служении. Нам не может быть, таким образом, безразлично то, какую доктрину мы проповедуем или же то, что мы не проповедуем никакую доктрину вообще. Мы не можем проповедовать без научения, и тип религиозной жизни, который вырастает из нашей проповеди, будет определяться характером доктрин, которые мы проповедуем. Мы обманываем себя фантазиями, если пренебрегаем доктриной и вероисповеданием. Предположим, что мы индифферентны по отношению к основным истинам христианства и избегаем всякого обучения системе верований. Но даже крайний доктринальный индифферентизм, когда он поднимается на кафедру, обязательно становится определенной схемой веры. По словам яркого писателя из Athlantic Monthly, люди всегда готовы верить во что-то. Даже «сторонники Ренана обладают набитыми карманами верований и призывают общество попробовать их в тоне разносчика за тележкой на бульваре» (11). Имеем мы старые верования или новые убеждения, но у нас всегда есть или те или другие, и когда мы восходим с ними на трибуну, мы волей-неволей становимся учителями веры. Люди, о которых мы говорим, могут придавать христианским истинам бесконечно мало значения, ибо, как едко выразился Обри Мур, «они от первого до последнего знают слишком мало о христианстве» (12). Но мы не должны обманываться, думая, что они не учат о них ничему или не в состоянии проповедовать определенного рода догматическую веру, на самом деле занимая индифферентную позицию. Удерживать истину от слушателей – это не просто акт отрицания, ибо ее утеря самым отрицательным образом влияет на духовное развитие других людей. Что бы ни делал проповедник, его слушатели не останутся без определенной системы верований, и если он дает им для жизненного руководства лишь фрагменты истины, то стоит ли ему удивляться, если они впадут в смертельно опасные заблуждения? В лучшем случае эти люди будут «приведены к своего рода опытному богословию, пытаясь использовать свое несовершенное знание для того, чтобы связать религиозные истины и их следствия» (13), и именно так будет развиваться ошибочная система веры, на которую они будут разменивать свою жизнь. В худшем же – они просто откажутся от забытых или дискредитированных истин, а с ними – от всей системы христианства, которое они видят, а проповедник не считает себя обязанным связать в единое целое, и таким образом, окажутся в полном неверии. В любом случае множество омраченных или загубленных жизней окажутся на совести проповедника. Тому, кто стоит за кафедрой, не дано решать, научит он системе или нет, ибо он всегда сообщит людям определенную систему верований, которая будет формировать их жизнь и определять их судьбы. В его власти определить лишь, чему именно он будет учить людей, на основе каких принципов он будет формировать их жизнь и объяснять совершаемые им обряды.
В той же, однако, мере, в какой система верований является неизбежным следствием проповеди, осторожность в формировании системы убеждений также остается необходимой обязанностью проповедника. И это – лишь еще один способ подчеркнуть, что систематическое постижение Божией истины, то есть изучение систематического богословия, является необходимой подготовкой к кафедре. Только конкретная истина, представленная во всех отношениях, может иметь право влиять на жизнь и возрастание души. Иными словами, систематическое богословие – это истинный учебник проповедника. Его изучение, без сомнения, может быть предпринято с холодным и безлюбовным духом, с умом, склонным лишь к схоластическим классификациям и спорам. В этом случае богословие действительно будет для проповедника бесплодным занятием. Но отсюда не следует, что оно не может иметь другого характера. Оно существует ни для какой иной цели, кроме как умудрить ко спасению. И если оно используется как средство приобретения тщательного и точного знания тех истин, которые способны умудрить ко спасению, то оно, без сомнения, принесет свои плоды как в собственном сердце проповедника, его прекрасном мастерстве и способности верно излагать слово истины, так и в жизни слушателей, имея власть сообщать им правильное отношение к Богу и взращивать их в полноту возраста Христова.
(1) The Scotsman.13.11.1888
(2) Moore A. Some Aspects of Sin. L.,1892. P.20
(3) Westcott B.F. The Gospel of Life. L.,1892. P.48,57
(4) Wace H. The Foundations of Faith. L.,1884. P.194-198
(5) Ibid.
(6) Miley J. Systematic Theology. V.1. Oxford,1892. P.48-49
(7) Westcott B.F. The Gospel of Life. Р.58
(8) Bonar H. The Gospel of Spirit’s Love. Glasgow,1881. P.22
(9) Westcott B.F. The Gospel of Life. Р.55
(10) White A. Lancelot Andrewes and His Private Devotions. L .,1896. P.49-51
(11) Henry T. Sedgwick, Jr., in The Atlantic Monthly (August 1896):188.
(12) Мoore A. Some Aspects of Sin. Р.26
(13) Ibid. P.25
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn