— Позови меня в запой, я приду сквозь злые ночи…
На этой драматической ноте пришлось вспомнить, что пора делать ноги или хотя бы искать нору-дыру, чтобы спрятаться в ней от домогательств чешуйчатого извращенца. Но ни норы, ни дыры, ни других укромных мест найти не получалось. И не потому, что их не было вовсе. Нет. Скорее всего, они были. Просто, казавшиеся ватными ноги уставшей девушки соглашались активно искать только то место, куда можно примостить не менее уставшую пятую точку, но вовсе не где её спрятать.
Вначале Эсмеральда, тоскливо вздыхая о том, что в голове полнейшая каша, посидела на сундуке с такими масивными цацками, что рыночные цыгане в обморок бы попадали от счастья и вожделения при одном взгляде на них, затем, выудив из ларца с более утончёнными украшениями усыпанный розовыми самоцветами браслет, долго любовалась искусно обработанными сияющими гранями и, наконец, не выдержав накатывающей сонливости, сняла с пыльной деревянной подставки несколько не менее пыльных, подбитых мехом плащей, чтобы застелить их прямиком в тазике, который Смауг назвал своей маникюрной принадлежностью. Наверняка, когда он вернётся, с высоты его роста подобное ложе покажется ему скорлупкой-колыбелью Дюймовочки, зато, может, злиться не станет, раз она не пытается от него сбежать. Всё равно наверняка некуда, иначе он так спокойно одну бы здесь не оставил.
— Сладких снов, — сняв рюкзак, пожелала себе жертва ненормированного праздничного рабочего дня и, забравшись под побитый молью мех, не единожды громко чихнула, уповая на то, что всё это ей только мерещится из-за чрезмерной усталости и бесконечной переработки. — Благослови Эру, проснуться утром в своей постели.
Но Эру не был склонен к милости, он был склонен к шуткам. А потому подарил измученной тяжёлым днём девушке сон про прекрасного принца. Про Леголаса. Который, склонившись над разведённым очагом, готовил что-то, что пахло так восхитительно вкусно, что даже сквозь сон ощущалось, как сжимается не видевший кроме завтрака никаких удовольствий оголодавший желудок. Рядом тоже чем-то пахло, не так вкусно, но от этого не менее восхитительно, однако сил открыть глаза, чтобы рассмотреть ароматный объект, не находилось. Веки упорно отказывались разжиматься. Даже когда принц оказался совсем рядом и прижался к её губам в будоражащем поцелуе.
Вот приснится же такое…
Почаще бы, Эру всемилостивый!
Хоть во сне они приданного за своё внимание не требуют.
— Просыпайся, спящая красавица.
Хрипловатый мужской голос, почти насмешливый, если бы не такой страстный, заставил разомлевшую от чудесных грёз Эсмеральду буквально подскочить под пыльным мехом в облюбованном тазике и больно врезаться лбом в лоб Леголаса. Который при ближайшем рассмотрении вовсе таковым не оказался.
— Вы… — почти заикаясь от смущения, она прижала ладонь к покалывающим от крепкого поцелуя губам и во все глаза уставилась на рыжеволосого красавца с квадратным подбородком и невероятно глубокими янтарными глазами. Того самого. Которого приняла за сына мирквудского короля. Почти голого возмутителя женского спокойствия. Потому что из одежды на нём были только штаны, и те шибко короткие, а литые мускулы на руках, шее и груди бугрились так, что дух захватывало. — Кто?
— Ну что, моя жаркая жемчужинка, в таком обличии я тебе больше нравлюсь?
— Я не жемчужинка, — торопливо отведя взгляд от его широких голых плеч, по которым в беспорядке рассыпались густые вьющиеся пряди, Эсмеральда, наконец, заметила то, что пахло так приятно, но не вкусно — букетик горной лаванды, и тут же прижала его к лицу, чтобы хотя бы так скрыть разгоревшийся на щеках лихорадочный румянец. — Точнее, это просто мой ник на фикбуке.
— Ник, говориш-шь?
— Приятно познакомиться, а вы Смауг, значит? — сжавшись в клубочек и перекатившись на бок, у неё почти получилось выбраться из-под его нависающей богатырской фигуры. Оставалось, взяв цветы в зубы, встать хотя бы на четвереньки и ретироваться к спасительным колоннам, но тут мужские сильные руки дёрнули её назад, зафиксировав в не самой удобной позе зю. — Ой!
— Ага, герой твоего Восьмого марта, — подтвердил явный драконооборотень, огладив попку заметно напрягшейся девушки. — Так как, говоришь, тебя папа с мамой нарекли?
— Вы не поверите…
— Ну так удиви меня, моя крошка, — обняв аппетитно округлые девичьи бёдра, покрепче притянув к себе попытавшуюся взбрыкнуть экономистку, Смауг с удовольствием прижался губами в том месте, где задравшийся над джинсами свитер оголил участок нежной кожи. — Ммм… какая ты сладкая…
— Эсмеральда! — воспользовавшись тем, что неприлично громко расхохотавшийся дракон ослабил хватку, она юрко вывернулась из медвежьих объятий и что было сил припустила в своё укрытие. — Оставьте меня в покое, я полицию вызову!
— Да хоть гномов с Трандуилом во главе, они тебя не спасут, — всё ещё подрагивая от смеха, разрушив всякую надежду спрятаться, он шагнул вслед за ней за колонну. — Ну сама подумай, что они мне могут сделать? Пальцем погрозить?