Н А К У Р С А Х Ф Р А Н Ц У З С К О Г О
(ч а с т ь т р е т ь я)
Закончился благодатный сентябрь и мы снова собрались в
Сокольниках.
У двери нашей аудитории маленькая толпа из семи человек.
Коликова я знал уже десять лет к тому времени и еще имел
шапочное знакомство по институту с парнем, работавшим на кафедре
физики, Толей Токаевым, подтянутым, педантом, как мне казалось.
Остальные были мне незнакомы.
Ровно в девять часов утра к двери с ключом в руке подошла
симпатичная молодая особа явно кавказского типа, как оказалось, наша
училка. С этого момента и начались десятимесячные муки.
Все классные занятия, кроме ларингофонных, проходили в
одной и той же учебной аудитории. Её, правда, и аудиторией-то называть
не было основания. Обыкновенная комната площадью не больше
двадцати квадратных метров с одним окном.
Главное, что нас удивило - в ней отсутствовали привычные
для учебного процесса парты.
Мы расположились в старых полукреслах с удобными
широкими подлокотниками, расставленных вдоль трех стен буквой "П".
В центре комнаты, внутри "П", стоял низкий прямоугольный стол,
сориетированный длинной стороной от окна к двери. За короткой
стороной, ближе к двери сидела наша училка.
Чувствовала и вела себя Алла Хореновна, несмотря на свою
молодость, очень уверенно, как опытный тамада за сложным столом.
Конечно, армянского акцента там и в помине не было, а ее
французским мы заслушивались с первых дней, еще ни бельмеса в
нем не понимая.
В ней чувствовался опытный педагог, умелый воспитатель
учеников в полтора раза старше себя.
Немного смущало отсутствие привычных парт в аудитории.
Но скоро стало ясно, что полукресла делают атмосферу менее
официальной, а это был важный момент для солидных по возрасту и
своему положению слушателей.
Дальше больше. Как выяснилось некоторое время спустя
менее официальную атмосферу надо было превратить чуть ли ни в
детсадовскую.
В этом-то и была важная задача педагогов, работающих по
методу болгарского профессора Лозанова. Обучающийся должен
забыть свое прошлое, иностранные языки, которыми он уже владеет,
кроме родного, конечно.
С этой минуты забудьте свои имена, фамилии, должности,
ученые звания, степени, общественное положение. Именем Директора
Курсов я присваиваю всем вам новые имена и фамилии.
Запомните их, откликайтесь только на них и представляйтесь
только ими. В этих стенах, разумеется. И уверяю вас, хотите вы этого
или нет, но очень скоро вам будет казаться, что вы с ними родились.
Вот наши новые имена и, какие вспомнил, французские
фамилии:
Жан Леблон, Жюльен Леброн, Леон Дюпон.
Далее Пьер, Алекс, Ален, Бернар, Поль, французских фамилий
которых не помню.
Сначала было смешно и непривычно, но она так серьезно
ко всему относилась, что нам тоже пришлось это принять.
Мадам не вдавалась во всякие подкорковые дела, которыми
теоретически обосновывал профессор Лозанов свою методику. Кстати,
довольно продуктивную, даже если судить только по нашим результатам
овладения языком за такой короткий курс.
На первых порах она просто заставляла нас ходить вокруг
стола взявшись за руки, как это делают дети детсадовского возраста.
Повторяя десятки раз подряд короткие французские фразы,
совершенно не понимая их смысла, распевая песенки на какие-то чужие
мелодии не из нашего детства.
И, важный момент, всё только на французском, ни слова
не понимая, что ты слышишь и что как попка повторяешь за Хореновной,
но только по-французски .
Изредка ее короткие воспитательные монологи на русском:
-Леон, если вы не уловили смысла фразы, которую мы сейчас
все повторяем, то не старайтесь ее перевести про себя, а просто твердите
за всеми на французском.
Зубрите ее наизусть и она непременно запомнится вам
навсегда. Твердите и запоминайте. Repetez et retenez.
"Ни единого слова по-русски" не уставала повторять мадам,
включала свою сентиментальную бобинно-магнитофонную музыку и
под нее приступала к чтению очередного текста.
Если мне не изменяет память, она не возражала даже
против того, что кто-то невзначай и всхрапнет. Теория метода утверждает,
что наиболее выраженный эффект в овладении языком наступает в
полусонном состоянии субъекта или даже во сне.
Сначала она прочитывала весь текст, естественно,
по-французски, с выражением и многозначительными паузами, для
впитывания, что ли.
На первых уроках мы оставались глухи к смыслу, а Леон
честно признался, что ему уже паузы становятся как зловещая тишина
перед бомбежкой.
Любой учебно-методический материал по изучению
французского языка, кроме словаря, был запрещен. Все начинают с
нуля. И те, естественно, кто никогда не видел или не вникал во
французский текст, а таких было семеро.
И восьмой, Юра Тырсин, кликуха Ален, парень на 12 лет
моложе меня, который в школе имел дело с французским.
Так, с грудного возраста начиная, постигает родной язык
всякий человек. Но у нормального индивидуума для этого есть время,
а у нас только десять месяцев.
Какое-то время спустя стали проблескивать в сплошном
тумане искорки смысла в этих текстах.
И мы, мучимые ими устно, а еще и диалогами, песнями,
стихами, каждый день на протяжении пяти часов, не зная их перевода
на русский, так и не увидевшие их своими глазами ни единого
раза в течение целого месяца, постепенно начали сходить с ума от этой
надоевшей до смерти слепоты.
Мы как дети изнывали от любопытства.
Ну, как же, в конце концов, выглядят эти, уже известные нам
на слух французские фразы, слова, буквы, аксанты грав и эгю, будучи
напечатанными!
Конечно, этот методический прием, основанный на долгое
время не удовлетворяемом, искусственно гипертрофированном
любопытстве, здорово стимулировал процесс обучения.
И когда, в конце концов, мадам попросила помочь ей
принести из методического кабинета 8 экземпляров первого урока,
каждый толщиной в сантиметр и форматом с тогдашний журнал
"Огонек", с нами чуть не случилась истерика от наступления
долгожданного счастливого момента.
Сколько было детского восторга, криков, хлопанья ладонями
по коленям когда наступил момент узнавания устного текста по
печатному.
Наверное, такое же мы переживали много лет назад, когда
учились читать "ма-ма мы-ла ра-му" по букварю.
продолжение:http://www.proza.ru/2019/06/21/399