Не думаю, что мы рисковали, дав деру из Поти. Дед и не стал бы заявлять в органы, поскольку выстрел даже в воздух, даже из охотничьей двустволки — это уже применение огнестрельного оружия, причем неправомерное. Кто подтвердит, что он в воздух стрелял? А может он бил на поражение? Мало-мальски грамотный адвокат переквалифицирует дело, а дед остаток дней будет шить тапочки или фуфайки где-то в Ивдель-Обской зоне, т.е. в местах, не столь отдаленных от субтропиков. Велика страна, как говорится, а от Риони до Иртыша — рукой подать. Так что приехали мы в столицу Аджарии, вычеркнув последние три дня из списка причин для дальнейшего беспокойства.
У нас другие поводы для беспокойства были, а именно: я-то в комплекте, а Женька в комнатных тапках. Сильно он за свой внешний вид переживал, все казалось ему, бросается он в глаза окружающим, вызывая своими «шузами» подозрение. Он просто не видел, как местные в маршрутный (город Батуми – аэропорт Батуми) ПАЗик пытаются втиснуть корову, чтобы перевезти ее на отдаленное пастбище, причем водитель ПАЗика, глядя в зеркало заднего вида на салон, еще и давал хозяевам коровы советы по более эффективной посадке голодающего животного. И, что интересно, никто из пассажиров при этом не выказывал хоть малейшего недовольства. С пониманием наблюдали. А что, корова своим ходом лишь до вечера до пастбища доберется! Кстати, после того случая мое отношение к жизни кардинально изменилось. А мог бы вырасти нормальным человеком.
Босоножки мы для Женьки покупали два дня. Он еще в Поти хотел начать этот процесс, и я бы его не отговорил, очень он щепетильно к внешнему виду относился: щеголять в домашних тапках позорно для коллектива. Просто тогда в стране еще не было БОМЖей, и тунеядцев сажали на принудработы. В понедельник в Поти не до покупок было: первым делом самолеты (точнее, летучие корабли). А в воскресенье, к моей вящей радости, обувные магазины выходные. Но уж во вторник и среду меня, почти местного, ждала обширная экскурсия по городу с обязательным посещением абсолютно всех обувных и похожих на них магазинов (рейд включал тотальное прочесывание батумских улиц на предмет их, магазинов, наличия). Женьку (характер такой) очень тревожило, что одни и те же босоножки могут стоить семь рублей тридцать копеек, а в другом магазине — шесть девяносто пять. Он все цены и все магазины, им соответствующие, помнил, что меня до глубины души поразило. В конце концов, он купил самые дешевые из всех возможных сандалии, безошибочно приведя меня в тот магазин, в котором они продавались. Не стоит забывать, что Женька два этих «жопинговых» дня ходил по городу в домашних тапочках, стесняясь и глядя исключительно в асфальт и брусчатку. Карму отрабатывал.
Не поверите, несмотря на полученные в Поти ожоги, мы в волю загорали и купались. Для равновесия я предложил спалить уцелевшие участки кожи. Я подставлял под ультрафиолет неповрежденную грудь, он — неповрежденную спину. В мире, как однажды мне поведал мой друг и по совместительству поэт, журналист и судовой врач Александр Ляшко, не так уж и много песчаных пляжей. Песок на пляже — скорее исключение, чем правило. Одним из таких исключений, как говорят знатоки — самым лучшим из исключений, являются одесские пляжи. А в Батуми между водой и сушей кем-то всесильным аккуратно уложена галька, а тут же под водой песка, хоть в карманы набирай. Кстати, это здорово, что на пляже галька. Можно целую коллекцию причудливых камней собрать. Что-то не встречались мне отдыхающие, собирающие коллекцию причудливых песчинок. Так что, повторюсь, галечный пляж — это здорово: всегда есть интеллектуальное развлечение под ногами. Правда, если ложиться обгоревшей спиной на раскаленные камни, то романтика и очарование моментально испаряются, протяжным стоном распугивая соседей. А я начальство предупреждал: в субтропиках работать гораздо опаснее потому, что обгоревших гораздо больше, чем обмороженных.
Особых развлечений, кроме игры в прятки с дневным пеклом, в тропиках нет. Утром кофе и хачапури, в обед хинкали и кофе, вечером долма и чача. А еще Зина (Зинаида Борисовна Митрофанова, моя тетя), которая не на много меня старше, поэтому всю жизнь я ее называл по имени, непревзойденно готовит сациви. Гурам (ее муж) считает, что он готовит лучше. Мужчины в Грузии, факт, не подвергаемый грузинскими мужчинами сомнению, готовят лучше. Долма он действительно готовит так, что я только подумал — уже слюной захожусь. Для нас, для бездельников субтропическая действительность течет плавно, размерено, однообразно сладко. Мы и проморгаться не успели, как и вторая командировочная неделя к концу близится. Мы уж забывать стали, зачем мы тут. Разморили нас субтропики. Все экскурсионные места мы посетили, даже на Зеленый Мыс съездили. Вроде бы пора уже и тоске по Родине разгореться. А как не хочется обратно в нашу пыльную степь.
Женька стал намекать на то, что пора купить на базаре совесть и узнать все про честь. В смысле, пора и честь уже знать. Я с трудом его убедил, что мы себе просто не простим, если еще семь раз по утру не попробуем по двойному хачапури по-аджарски. Поскольку хачапури (особенно двойной) — еда культовая, Женя нанес запрещенный удар, мол, сроки командировки и т.д. и т.п. Мол, не пришлось бы за свой счет хачапури потреблять, да еще и «без премии в квартал». Мы — люди государевы, должны блюсти.
С почтамта я позвонил шефу, объяснил, что билеты на самолет будут только через неделю, а поездом мы как раз неделю ехать и будем. Шеф рекомендовал в кассах аэропорта взять справку, что билетов на ближайшие рейсы нет и напомнил про чай, которого я теперь в два раза больше ему должен.
Гурам не стал объяснять, есть ли у него знакомые в авиакассе, просто сказал: «Пошли!» Авиакассы находятся в здании морского вокзала. До морвокзала нам идти 15 минут, не запыхавшись. Вот мы стоим в центре зала у касс, наблюдаем медленно шевелящуюся, но ничего не покупающую (явно билетов нет) очередь человек из 15-ти, которые нет-нет, да и поглядывают на нас подозрительно. Знаю я, что именно они подозревают. У Гурама легкий грузинский акцент и иронично-скептическая манера говорить: «Видишь кафе? — Указывает он мне кивком головы. — Иди, купи самую большую шоколадку за рубль пятьдесят, лучше за два! Подойдешь к кассе, протянешь в окошко девушке, кажешь от Сережи, потом ко мне иди!» Девушка-кассирша мне улыбнулась, а я к Гураму опять вернулся. Ждем. Он мне взглядом, мол, все нормально.
Минуты через две-три из кассового помещения выходит женщина в униформе аэрофлота, рукой машет и уверенно так, на все помещение: «Сережа, иди сюда!» Я от неожиданности не понял даже, что ко мне обращаются. «Иди, тебя зовут, — слегка подталкивает меня Гурам, — расскажешь ей проблему». Очередь без всякого там «молодой человек, вы куда» с пониманием (ясно, ведь, что знакомы или родственник кассирши) провожает меня визуально, пока я не оказываюсь внутри кассового помещения.
— Куда тебе и на какой рейс? — И улыбка, словно я ей племянник родной или сын подруги и к ее дочурке посватался. Говорю куда и когда.
— Так это ж через неделю! – Удивляется она. – Я думала сегодня или завтра. Что ж ты через неделю не подойдешь?»
Я коротко объясняю, что справка нужна об отсутствии билетов. Две справки — для меня и коллеги. Она, даже не задумываясь, видать я не первый такой, просит командировочные удостоверения. Читает название родной конторы, произносит протяжное и уважительное «О-о!»
Через десять минут я — счастливый обладатель двух справок с печатями Батумского аэропорта, выданными для предъявления туда, куда надо, и двух билетов на самолет, гарантирующих еще неделю спокойной и размеренной пляжной жизни, — с изумлением в душе покидаю морвокзал. Гурам улыбается. Еще неизвестно, кто из нас более счастлив.
«Хачапури по-аджарски, хачапури по-аджарски, долма, сациви, хинкали! — Мысленно передразниваю сам себя. — Шоколадка по-аджарски — это реально вкуснее!»