Записки преподавателя немецкого. Часть 13

Наталья Иванова 26
Моя деятельность преподавателя немецкого в Институте языков и коммуникации в Ганновере продолжается. Заканчивается один курс, начинается другой. Приходят новые люди, и вдруг оказывается, что к ним почти неприменимы старые методы и приёмы, что для них нужно разрабатывать другие упражнения, устанавливать другой темп, придумывать новые ритуалы урока. То, что нет одинаковых классов – это аксиома. С одной стороны, это дополнительная нагрузка. С другой – никогда   не бывает скучно, потому что нет рутины, которая может убить любой творческий процесс.

Ко мне на занятия время от времени приходят практиканты – преподаватели, решившие сменить сферу деятельности и знакомящиеся со школой, с разнообразными курсами, с методиками преподавания. Одна из последних практиканток навела меня на размышления,  которыми хотелось бы поделиться с другими преподавателями.

Первое, о чём меня спросила Даниэла – очень типичная немка, основательная и старательная – а что бы я ей посоветовала почитать по дидактике. Я ей ответствовала, что вся дидактика, которой я пользуюсь на уроках, основана на моём личном опыте и находится в постоянном развитии. Я ей посоветовала, поскольку она конспектирует каждое занятие, отмечать «шаги», из которых состоит урок, определять дидактическую цель каждого «шага» и проследить, каким образом эта цель достигается – при помощи каких упражнений и методик. Я надеялась после каждого занятия кратко обсуждать с Даниэлой дидактику, но времени постоянно не хватало, и я надеялась, что мой совет всё-таки как-то ей помог.

У меня на уроках редко возникают конфликтные ситуации, но тут вдруг совершенно неожиданно разгорелся скандал между Сонаем и молоденькой Ремин. Сонай начал отвечать на поставленный мной вопрос, но Ремин встряла, и это вывело Соная из себя. Нужно знать, что все мои ученики из южных стран, то есть они эмоциональные и обладают взрывным темпераментом. Пока Даниэла ходила за выбежавшей из класса Ремин, я спокойно выключила доску (у нас интерактивная доска) и подготовилась к лекции о хорошем поведении.

Когда Ремин вернулась, я открыла на доске правила, которые мы в самом начале составили для нашего курса. В этих правилах мало слов, там в основном простые рисунки  и смайлики, но составлены и написаны они понятно для всех.

Я начала с самого начала: когда мы приходим, когда у нас перемена, когда мы уходим домой и констатировала, что это правило большинством учеников соблюдается. Второе правило, что на занятии можно пить, но нельзя есть, тоже соблюдается. И тут я подошла к третьему правилу, в котором записано, что во время занятий мы говорим только по-немецки, и отметила, что Сонай и Ремин ругались по-арабски. И сделала вывод, что если бы правило соблюдалось, подобная ситуация не возникла бы. Следующее, четвёртое правило тоже было нарушено. А оно гласит, что когда один человек говорит, другие молчат. При слове «один» я показала на Соная, а при слове «другие» - на Ремин, не согласившись тем самым с образом жертвы, который она на себя навесила.

Но и Соная я не собиралась полностью реабилитировать, и в этом мне помогло пятое правило. В нём написано только одно слово – Respekt – уважение. «И где здесь было уважение?» - спросила я обоих оппонентов с изумлением. Завершила я лекцию, которую прочитала совершенно спокойно, тем, что призвала при конфликтных ситуациях обращаться  ко мне, а не кидаться друг на друга. И оба сказали в завершение: «Tut mir Leid», то есть извинились.

В конце урока ко мне подходит Даниэла и спрашивает, а что это было. Она присутствовала в классе так же, как и я, она сидела между обоими кофликтующими, но ничего не поняла. И дело не в том, что она не знает арабского – я его тоже не знаю. Дело в том, что она, скорее всего, не понимает людей, их поступков, их эмоциональных состояний, их движущих мотивов.

И тут я поняла, насколько важно в моей профессии быть психологом, хотя бы немного. Практикующим психологом, а не «что мне почитать по психологии». Насколько важно уметь находить подход к каждому ученику в отдельности и к классу в целом.

Психологическими приёмами я пользуюсь всегда, осознанно или неосознанно. Когда говорит слабый ученик, я подхожу к его столу, тем самым показывая, что я здесь, я готова придти на помощь. Когда отвечает сильный, я демонстративно делаю шаг от него, тем самым подчёркивая, что я верю в него, что он справится. Я всегда хвалю, но и похвала эта бывает разной: слабых я хвалю с восторгом, сильных – с достоинством. Ошибки я исправляю тоже по-разному: иногда публично, если ученик спокойно и с пониманием относится к этому процессу, иногда дискретно, если я знаю, что человек переживает.

Главное правило в немецкой педагогике – показать воспитуемому границы его поведения. Показать, что есть красные флажки, за которые нельзя заходить. Это система запретов, но как это ни странно, эти запреты не ограничивают свободу, то есть у воспитанников не возникает ощущения, что их свободу ограничивают. Потому что на территории внутри этих красных флажков они абсолютно свободны, и они это знают и чувствуют.

Установление границ почти коррелируется с правилами патриархального общества, в котором мои ученики выросли и в котором они живут до сих пор. С одной только разницей: в патриархате больше запретов. Но в обоих случаях мои ученики чувствуют себя защищёнными: и домашним патриархатом, и системой запретов демократического общества.

Именно с целью показать границы дозволенного я иногда слегка повышаю голос. Нельзя быть всё время милой и ласковой. Не потому, что это воспринимается как слабость. Крик – это не сила. И меня не считают слабой, потому что у меня много качеств, которые моими учениками воспринимаются как признаки силы: мой возраст, моё образование, моё терпение.

Но иногда нужно показать, что я могу и по-другому. Так было с Хамидом, подделавшим подписи в списках, о чём я уже как-то писала. Так было и в этом курсе с Рискаром.

Приходит к нам молодой человек, которому осталось учиться сто часов и которого руководство не знало, куда деть. За предыдущие 800 часов он замучил всех, толком ничему не научившись. И меня девочки из офиса очень попросили потерпеть его. Да ради Бога! И вот он приходит и начинается: то он опаздывает на полчаса-час, а у нас группа дисциплинированная, то не приходит несколько дней и не приносит никаких справок, зато жалуется на самочувствие. Ксерокопии у него валяются кое-как. Уроки он не делает. Мне это однажды надоело, и я ему громко и разборчиво сказала, что если здоровье не позволяет ему учиться, то это не беда. Он просто должен принести от врача справку, в которой чёрным по белому написано, что он не может ходить в школу по состоянию здоровья, пойти с этой справкой в офис и забрать свои документы. «Заберите свои документы!» - повторила я. А мигрантам нельзя этого делать: они подписывают обязательство интегрироваться, учить язык и искать работу. И если они самовольно бросают школу или если их исключают из школы за прогулы или плохое поведение, то у них возникают проблемы с государством Германия – им могут сократить денежное пособие.

Я довольно резко говорила с Рискаром. Я ему показала, что он зашёл за красные флажки. И он это чётко понял. И насколько это вообще для него возможно, исправился. Конечно, с поводка его спускать нельзя. Последние два дня он опять стал опаздывать, и я это отмечала в списках. Рискар опять стал ныть, что его трамвай опаздывает. Вот ничей не опаздывает, только его! Я ему спокойно посоветовала выходить на двадцать минут раньше.

Долгое время для меня оставался непонятным один психологический приём. Если я хочу, чтобы воспитанник чего-то не делал – возьмём для примера разговор во время урока на арабском или курдском  языках – то есть ряд правил.
Я не могу сказать: «На уроке нужно говорить только по-немецки». Это слишко безлично и поэтому не доходит.
Я не могу сказать: «На уроке нельзя говорить по-арабски или по-курдски». Пожелание не должно выражаться в форме запрета.
Я не могу сказать: «Я не хочу, чтобы вы говорили по-арабски или по-курдски». В пожелании не должно быть отрицания.
Единственная форма, в которую я могу облечь своё пожелание: «Я хочу, чтобы вы во время урока говорили по-немецки». В этой формулировке нет запретов и отрицаний, и она очень персональная: в ней присутствуют личные местоимения «я» и «вы».

Этот приём мне известен давно, и я им активно пользуюсь. Но только я никогда не понимала, почему он работает, а он работает!

И тут я прихожу на замену в один продвинутый курс и сталкиваюсь с проблемным молодым человеком по имени Валид. Моя коллега, которую я в тот момент заменяла, как раз мне частенько жаловалась на него. Валид действительно был проблемой: он постоянно вставлял свои пять копеек в речь учителя, давал ценные советы, перебивал. Надо сказать, что многие отрицательные моменты можно купировать с помощью юмора. Например, вдруг удивиться и спросить: «А что – у нас два учителя?» И класс, и Валид реагируют на юмор живо и с пониманием. Или показать на себя и сказать: «Я – шефиня. Я говорю – вы делаете» - это встречалось без возражения. Но часто бывало, что класс уже  делает какое-то задание, а Валид сидит и смотрит в пространство – нарушение концентрации, рассеянность. После нескольких напоминаний с моей стороны, что пора бы уже и..., я сказала фразу, которая поразила Валида в самое сердце. Я сказала буквально следующее: «Я только хочу, чтобы вы сконцентрировались». Всё. Конечно, построена фраза была по всем правилам психологии: она была персональной, в ней не было запретов и отрицаний. Но эффект превзошёл все мои ожидания: Валид вдруг посмотрел на меня, как будто проснулся, и тут же принялся за упражнение. Меня изумил его взгляд – в нём было столько благодарности! И тут я поняла, почему этот психологический приём работает: в пожелании, выраженном подобным образом, человек чувствует заботу о себе, и он искренне благодарен за эту заботу.

Всё равно, какую просьбу вы высказываете: чтобы ученики приходили вовремя, чтобы они говорили по-немецки, чтобы они слушали, когда говорят их товарищи, чтобы они уважали друг друга – они непременно слышат при этом моё желание, чтобы они становились лучше. Они слышат мою заботу о них. А это не только не отрицается, но и воспринимается с благодарностью: если учительница от меня это ожидает, значит, я это могу, значит, я это сделаю, чтобы доказать себе и ей.

Вот такая занимательная психология.