Бравур. А кто это такой?
Его назвали при рождении иначе. Но долгий плен южных племен, скитания с табором по равнинам востока, житье с бродячим цирком, выживание среди горцев юго-востока и, наконец, тоска по дому в вольных ротах запада - напрочь стерли из памяти не только имя, но и лица родных и близких.
Но они не стерли улыбки с его лица.
Ведь он всегда верил в лучшую долю. В то, что где-то его ждет и томится в "активном поиске" его суженая. Ну или весьма расширенная - это уж, как сердце укажет. Ведь давно известно, что химия любви всегда притягивает людей не за что-то, а вопреки.
Еще он верил в домик у реки, на краю леса. В солнечный луг после дождя. В доброе и милое лицо хозяйки его души и сердца, и шумную ораву детишек у ее подола.
Но что бы ее найти, он знал, что надо пройти не одну версту, съесть не один пуд соли и хлебнуть не один пуд лиха.
Вот и бродил он, плывя по течению, куда ниспошлёт его судьба. Воевал за богатых, помогал бедным, пил с простыми, пировал с высокими. Но всегда был один. И эта тоска не покидала его до сего дня, проводя в его компании каждый вечер.
Оттого и напивался Бравур при каждом удобном случае. Лишь бы не чувствовать эту тоску и душевную боль. Появившуюся однажды в его судьбе, когда перешел он дорогу одному достойному человеку.
А случилось это вот как.
Довелось ему примкнуть к отряду лихих людей, промышлявших на Большой дороге откровенным разбоем. Грабить слабых богатеев Златолюдов дело не хитрое, только охрану шугани, которая всегда оказывается застигнутая врасплох, если с умом к засаде подойти, конечно.
Златолюды сами бандиты еще те. Наживают мошны на простых работягах, дельцах да фермерах. Отобрать их злато не западло. А случись кому погеройствовать из них, так и прибить не грех. Атом простит.
И вот, случилась эта встреча.
Был обычный летний день. По дороге шествовал богатый кортеж. Шестеро коней в мехошлейке тянуло четырехдверную карету. Да все в золоте и бархате. Сплошной атлас и дорогая отделка жемчугом. Ну совсем без совести путешествуют! И главное где? Не имперская дорога, а так - простая грунтовка провинции. Хоть и большая. Для данной местности.
Эскортом двигались восьмеро всадников.
Но почему-то позади.
Не придал тогда этому значения ни он, ни его тогдашний капитан-ватажник. Налетели из лесной глуши и шквальным положили охрану вместе с конями. Когда такая карета, о луте с охраны думать не дело. Жадность это излишняя.
Карета, помнится, как ей и положено, пошла в отрыв. Банда, как водится, пустилась в погоню, да то лишь видимость была. Впереди-то на дороге вторая засада ждала.
В общем, остановили сей транспорт. Вскрыли. А оттуда как вылетят трое, да как начнут рубиться! Ну и покрошили пол банды в гранулы.
Да только тут он, Бравур, взялся за топоры. Разделал он их всех под орех, хоть и сам отхватил по полной. Спасибо медичке трофейной, вынесла в бою и не дала пропасть. Сколько там игл его искололо за те минуты боя? Десять? Двадцать? Зато на ногах остался.
И тут из кареты вышли двое. Лица под шляпами широкополыми, на ртах намордники от пыли воздуха богомерзкого, на глазах очки с защитными линзами. Они вообще откуда приехали? Здесь лес кругом.
Оба обнажили холодное. Первый два ножа, второй - полуторный меч. Причем странный какой-то, двулезвенный.
Самим не смешно? Против топоров то!
И все же бой с ними затянулся.
Первого Бравур вырубил в первые мины - угадав момент, приложил по затылку плашмя.
Со вторым пришлось повозиться. Хорошо оберег последнего желания помог - метнул в него заговоренный удар, да и пробил ему грудь топором, в итоге.
Ну, а как намордник, да шляпу снял - остолбенел на месте... И одна и вторая - девицами оказались. Да такими, что ни сказке сказать!..
Надломилось что-то в нем. Ведь не воюет он с бабами. Нарок себе давал. Да и не дело как-то...
Опустились руки у бойца. Не смог он дальше.
Молча слушал, как орали что-то "коллеги по бизнесу", как стреляли в воздух трофейными жнецами, да как кричали ему, Бравуру, здравницу. Молча смотрел, как глумились над трупами охраны, да разрывали на дроп карету, да собирали лут. А в памяти навсегда застыли два тела двух девиц, лежащие в грязи с разметавшимися по дороге длинными волосами, глядящие в небо стеклом холодных глаз...
Разбойники тогда захотели воспользоваться девичьим телом. Ну и что, что мертвые? Дикому человеку все одно.
Тут то и сорвался Он. Схватился покрепче за топоры, да разметал по окрестностям черепа, да кости полесной братвы. Да и не братья они ему, гниль серомордая. Так – попутчики. Были.
А девченок похоронить решил. Цепануло его что-то. Одно дело с мужиком схватиться. А то с бабой…
Первую у леса прикопал. Кол с атомовой решеткой на могилу поставил – все, как учили в Храме когда-то. А вторую…
Вторая еще жива оказалась!
Дотащил он ее тогда до села одного. Его там знали. Плохо знали. Да только Лекарь там был свой, выхаживать умел. Едва ли с не с того света людей возвращал. К нему Бравур и направился.
В селе девушку принять отказались, а его самого не пустили. Вот и снова взялся Он за топоры. Да снова показал себя во всей красе. Чего-чего, а биться он умел.
Когда третьего силача местного одолел, селяне бросили упрямиться и согласились принять гостей.
Бравур ничего не ел и не пил, от даров местных отказался и раненую тоже кормить не давал. Все, что до нее допускал, сам приносил, да сам готовил. Ночами не спал, караулил, что б местные не выкинули чего. Мало ли! На Атом надейся, а сам – топор на поясе подтяни, да смотри, что б в руку брался легко.
Лекаря взял на испуг, тот и лечил. Удар топора в грудь – не детский лепет, тут постараться надо, что б больной не «отмучался».
Уж лето подошло к концу, минула осень. Поднял док девицу на ноги к первому снегу.
А та… как глаза открыла, так все проклятия на него сложила, какие только знала, да какие в голову пришли. А Он и рад, стоял и лыбился, как мудак. Уж больно по сердцу Она ему пришлась. Да к тому же прикипел Он к Ней - столько вместе!
И хотя пластом девица пролежала все это время, не видя, не слыша и не зная о его присутствии рядом с ней, Он, Бравур, говорил с ней, рассказывал о своих похождениях, травил байки, предавался воспоминаниям, да делился впечатлениями. А в силу того, что провалялась она в отключке, то и кормил ее с ложечки и мыл и косы заплетал и даже ногти стриг. Словом, содержал в порядке и в ладу.
А как поправилась, да в себя пришла…
Отпустил он ее. А девица… куда она пойдет? Ни оружия, ни одежды, ни коня, ни карты.
Одел Бравур ее, как фермершу, да пошел вещи ее искать.
Куда там! Селяне растащили все давно. И хотя выследил Он у кого что находится, возвращать на отрез отказались.
И снова Он взялся за топоры. Убивать не стал, Она запретила. И он их просто покалечил чуток, нанеся на их фермерско-дельцовые тела синяки и ссадины разной степени тяжести. Телеги им порубил правда. Но фермера ни одного не прибил. Хоть это было бы проще.
- Фрагов ноль! – только и сказал Ей, когда вернулся, скромно положив Ее мечи и приблуды с одеждой и амуницией на лавку подле Нее.
Село покинули на радость всем селянам.
Ехали молча, но было в том молчании больше смысла, чем в тысяче слов.
Заночевали спустя день на том краю леса, что дальше всего от деревни.
Утром до городища по прямой через луг – сама справится. А последнюю ночь ему просто хотелось побыть с Ней рядом. Помолчать. Увидеть что-то в ее глазах, что не давало забыть ту схватку.
Ведь как он жил? Все сам по себе.
- Ты бравый малый, - сказала Она, - но мрачный, словно носишь траур. Я буду звать тебя БравУр!..
Он не ответил. Только скупо улыбнулся, видя, как окрепло ее тело и как-то ненавистное и злое выражение ее лица сменила маска тепла и интереса к нему.
- Иди сюда, - сказала Она. – Мне надо.
Он поддался. Понимая, что Она легко может вогнать ему нож в горло или спину. Не важно. Какая разница куда?
И у них была ночь любви.
Он впервые ощутил, что такое спать с женщиной, наслаждаясь ее теплом, которое она отдает ему, чтобы согреть, и ожидая такого же тепла от него.
Это было не похоже на то бестолковое траханье, что давали ему кабацкие шлюхи или даже то чувство обладания, которое он получал от пленниц, прежде чем ими насладится вся ватага и убьет их, а может и съест, если зима или голодный год.
Здесь было нечто другое. И это наполняло Его теплом.
И Он был счастлив.
- Я много потеряла сил, - объяснила она. - А ты мне должен.
А утром, когда он твердо решил сопроводить ее до городских стен, на них вышли бандиты. Мало ли ватаг рыщет по лесам?
И снова он схватился за топоры. Она встала рядом. И эта близость наполнила его счастьем!
Он так и не дал ей поучаствовать в бою. Сам раскидал лихих людей, не дав им даже прикоснуться к ней.
Она сильно разозлилась на него за это. Как бы то ни было, но Она все же воин!
Он что-то промычал в ответ. Но до города ехали вместе.
А там… там их встретил Летучий разъезд. Когорта Императора, стерегущая выезд на Большую имперскую дорогу. Они его признали, обнажив оружие. Его лицо не раз красовалось на придорожных билбордах с подписью «Разыскивается за вознаграждение».
Он был готов сдаться. Подумаешь вечность в ботстве отсидеть. Застенок – рай, если в сердце покой…
Но они взяли и Ее. Что-то там про соучастие и тому далее, и такое, подобное.
Везли их в цепях до города. Встречные закидывали камнями и несвежими овощами. Поделом, он это заслужил.
Но она!..
Она была не при чем, и он… он выбрал момент и ринулся в драку. Легионеры не сильно сведущи в охране преступников, чай не миллиции. Этим и воспользовался. А как только руки дотянулись до топоров…
Они стояли у леса. Чтобы дать Ей вернуться в привычную Ей среду и не подставить под удар, Ему пришлось Ее отпустить.
- Я тебя запомню, - сказала Она.
Он молча улыбнулся. Они разъехались.
Его путь лежал на юго-запад, ее – куда-то в даль.
Он хотел исправить что-то в своей судьбе, зарекомендоваться бравым воякой, заработать денег и найти Ее. Может… даже серьезное что-то… предложить. А там как пойдет. Для начала просто отлежаться на каком-нибудь дне, пока слухи не улягут, а имперцы потеряют желание его искать...
Но больше он ее так и не встретил.
Денег много не заработал. А вот честным и бравым воякой стал. Аж саги про него стали складывать трактирные менестрели. Правда за монету звонкую, да пиво свежее. Ну и на том спасибо. Всяк не плохо для начала.
А как ее найти? Слишком поздно он спохватился, что имени ее так и не спросил. Не до того, как-то было.
- Я тебя запомню, - сказала она. – Ты бравый малый, Бравур…
Он молча улыбнулся, вспомнив это, лежа на белоснежной простыне трактирной кровати одноместного номера для «деловых», затягиваясь душистой самокруткой в ночной тиши, изредка прерываемой сопением молодой служанки, спящей под боком.
- И все же она меня запомнит, - сказал Бравур в пол голоса.
Во вспышке огонька самокрутки ему блеснули в ответ два топора, крестом поставленные к стене, так, что б в случае чего их можно было легко и быстро схватить в руки.
И на душе вновь стало тепло и спокойно. И вместо деревянных перекрытий потолка, он увидел звездное небо далекого теперь леса, где он был счастлив рядом с Ней, девчонкой с двулезвенным мечом...