Пособие начинающим стервам

Елена Багина
Добрый вечер, дорогие мои девочки. Сегодня, у меня праздник. Мое любимое чадо играет свою свадьбу. Глаза горят, рука нервно теребит прядь непослушных волос. Сегодня я поднимаю бокал за счастье молодых. Я счастлива. Я успешна…. А кем бы была я если бы не одно, весьма досадное происшествие в моей жизни.

Вас когда-нибудь бросал муж? В момент, когда у вашего ребенка отказали почки? Может быть, он изменил вам, урвав для любовницы последнюю крошку хлеба изо рта больного ребенка? Да? Тогда слушайте–ка меня сюда!
Нет, дорогуши. Я не буду учить вас жить. Не буду настраивать нежные обертоны ваших организмов, духовно ослабленных разбитыми надеждами и болью потери, на развод, мщение и, упаси Боже, убийство неверных мужей. НЕТ. Я расскажу вам свою историю.
Давайте знакомиться. Александра.
 
Мне 27. Мое ненаглядное чадо в больнице. Я оставила его на сутки мужу и когда вернулась, у ребенка температура - 39.5. Отеки по телу, и тоска в покрасневших глазах. Три месяца мы лежали в стационаре детского отделения. Но как только нас собирались выписывать – новая череда анализов показывала лейкоциты, лимфоциты и много разных там -цитов, в которых, впрочем, я совершенно не разбираюсь. Скажу больше – в них ничего не понимает и наш участковый педиатр. (Тихо! Никому!) Она… Сверяет... Их… По листочку у нее под стеклом. –- И слава Богу, - скажете вы, - по крайней мере не ошибется. И зачем ей заучивать эти пять цифр? Ну? Зачем?
Да, наверное, я с вами соглашусь. И поэтому моя дочь вместе со мной лежала в больнице. Еда была скверной. Но, поскольку финансовое положение в семье было не очень хорошее, санитарки взяли меня под свое крылышко и подкармливали тем, что не ели дети. Помните фильм: «Не объедки, а остатки!»  Меня это устраивало, но ребенку этого для выздоровления было мало. Нужны были пробиотики, кефирчик, витаминки… Звоню мужу, с мольбой:
- Дорогой, нашему любимому чаду врач пописал…
- Я что, деньги печатаю? Нет денег. Денег нет. Нет, занимать не буду. Разберись !!! сама! Ты уже взрослая.

 В обед я пошла домой, порыться в своих лекарственных заначках… и нахожу в холодильнике… Торт, ведерко малины и … Шампанское. Вау. Полный джентльменский набор И кому, спрашивается, сей презент?
И тут, как нарочно, стук в дверь. Открываю.
 На пороге нечто  женского пола, пухлое, заспанное, в халате с запАхом, распахивает мне этот свой запАх четвертого размера (даже по прошествии многих лет, я так и не поняла зачем) и говорит:
- Скажите Димочке, что Тосик сегодня не придет. Мой мозг со скоростью процессора интел пентиум 4, производит аналитику обнаруженных фактов, и вычисляет происходящее с быстротой и неумолимостью злого рока, прокручивая всех знакомых «тосиков» в радиусе 1000 м.
- Несомненно, - говорю я. Вы идите, а я, будьте уверены, передам.
Забрав у Тосика половину малины и криво вырезав середку тортика, я оставила записку, что врач требует лекарства. Вы думаете, что на этом все закончилось? Нетушки, именно с этого и начинается мой рассказ.
Нас выписывают. Муж воротит от нас морду. Да и хрен с ним, нам бы счас восстановить ребенка, который чувствует себя лучше, смеется и пошел в садик.
Ах да, совсем забыла: Тосик – это и есть наша няня. Из садика. Вьющиеся кудряшки, тоненькая деревенская смешливая девица. Честно скажу – внешне у нее только один недостаток. Бу-ра-ти-на. Нет не с носом. Рот до ушей. Реально до самых ушей, когда улыбается. Хэллоуин. Просто Хэллоуин….

  Приходим мы в садик. Я нежно целую свое дитя и отпускаю в группу.  Вечером, мы с грустным ребенком вышли из садика, зашли в парковую зону, где нет людей.
-Ну, что сегодня было? - спрашиваю я своего ребеночка. И вдруг из-за куста выныривает наша Буратина. Вы ведь не против, что я ее так называю? Для меня-то она не Тосик, а злая нахлебница, отбирающая хлеб изо рта моего горячо любимого чада.
-Сколько можно вас ждать? Значит так. Поскольку ты не умеешь распоряжаться семейным бюджетом, поскольку ты решила, что твой муж ребенка кормить обязан, я считаю!!! что ты не можешь быть его женой. Убирайся вон. Или … - угрожающе двинулась на меня Тосик. От ее миловидности не осталось и следа.
- Что или?
- … Или я отравлю твоего ребенка. Уж поверь, крысиную отраву в еду подсыпать я-то смогу.
- Я тебе так скажу, милая. Если с моим чадом случится что-то подобное, я лично вытащу твои кишки и ими же задушу, как это делали в старину.
- Чево?
- Вот этим ножичком. Вспомнив, что я купила столовый нож для разделки мяса, я достаю  и демонстрирую инструмент и, взяв дите на руки, ухожу прочь.
(Нет,  дорогуши! Здесь нет ни слова лжи. В жизни так бывает, что милая невинная барышня превращается в злую мачеху. И тогда нежная беззащитная матрона становится  неумолимым воином, способным ради ребенка абсолютно на все!!!)   
Вы же не думаете, что я стала бороться за мужа, который появлялся в больнице пару раз в неделю. Нет. На кону жизнь маленького трехлетнего существа, заколотого за три месяца так, что вид сзади – один сплошной синяк.
Идя домой, я наливалась местью. Каждым мускулом, каждым нервом.
- Стоп, сказала я себе. - Месть – это блюдо, которое подают холодным. Остынь и подумай. Мы живем в России. Самым лучшим психологом мы считаем самую близкую подругу.
Поэтому я и пошла к Людмиле, окончившей на отлично факультет ПММ, а значит обладающей изрядной долей логики, высказать наболевшее, а точнее получить свежую порцию здравого смысла.
- Ну и что ты решила делать, - спрашивает меня молодая, совершенно не умудренная опытом любовных интриг подруга-аналитик.
-Отомстить. Не за себя. Нет. За ребенка я буду мстить. До последнего вздоха.
- А у тебя есть план?
- Есть ли у меня план? О, да! У меня нет плана!
- Тогда успокойся и смотри в телевизор ваших отношений. И тогда решение придет. Само.

Вечером по телеку шел фильм "Девчата".
Героиню Клары Румянцевой , по странному совпадению Тосю Кислицину,разыгрывают в споре за пыжиковую шапку. Помните?
«А почему нет? – подумала я. –  А если на сто рублей? Ну, какой фиг, разница? Мне вот нужна толкушка для пюре».
Вечером приходит с работы с кислой мордой уставший муж, обычный инженер второй категории, невысокий, не красавец, не гений, и зарплата у него, как у микроорганизма.

И я издалека начинаю разговор.
- Мне кажется, что ты со своей работой так устаешь, что не в состоянии даже на сексуальные подвиги.
- То есть как это? – подпрыгивает, задетый за живое муженек.
- А вот так. Спорим, что эту Тосечку ты не т*ахнешь, даже ни при каких обстоятельствах. Слабо?!
- Я-то?
- Ну да. Спорим на сто рублей?
- Ты выпила?
- Какая разница? Спорим?
- Спорим. А для спора нужны свидетели.
- Какие? Зачем свидетели?
- Спор на то и спор.
Тут приходит в гости его друг, потрепанный жизнью плешивый блудливый пес.
- Ну вы даете спор. Зачем?
- Ну смотри: выиграю я – тебе 50 рублей, выиграет он – тебе 50. Чем плохо-то, - спрашиваю я озорно глядя в слащавую приятельскую рожу.
Бах, и он разбивает руки!
 Оставив этих двоих за чашкой чая усваивать произошедшее, прямым ходом я топаю… к этой Буратине. (Адрес я узнала в садике). Дескать так и так, милочка, мы зовем вас в гости. Буратина засияла: «А Димочка будет?»
-Канешна… Мы с ним при свидетелях поспорили, на секс с вами за сто рублей. Народ ждет. Уже трое!
- Ах нет, - кричит Буратина и падает на пол, картинно заламывая руки. – Не верю! (Ольга Книппер*, с испугу остаться на вторых ролях, нервно курит в сторонке)…
«Тоже мне Станиславский**… Хм, актриса Погорелого театра. Я тебе устрою МХАТ…»***
- Так ты приходи. И увидишь. Мы ждем. Половина денег свидетелям.
- То есть меня… Меня!!Ё! всего за пятьдесят рублей?
- А ты думала, что стоишь больше? Так пойдем, покажи. Во сколько тебя оценить? Может и десять много? – и с этими словами, оставив на полу безутешную, я бы сказала обалдевшую возлюбленную, я испаряюсь.
Вы думаете, что на этом все и закончилось? Хм… Вы еще не знаете невинных овечек.

Ночь. 24.00. Мы с ребенком вдвоем. Муж на дежурстве. Дитя спит крепким сном. И вдруг в дверь раздается бешеный стук.
- Открывай, сука, кому сказал.
Ага, разбежалась. Так я тебе и открыла.
- А вы кто? - вежливо спрашиваю я.
- Я те что бл… сказал? а ну быстро, открыла бл…
Я в раздумьях: вызывать милицию и отправить буяна до утра подумать о смысле жизни или открыть и окатить его рожу кипятком. Соображаю: он вероятно напутал. И пытаюсь до него донести свою новообретенную мысль.
- Мужчина, вы не туда попали.
- Туда. Тосик вон внизу стоит, сказала бл…, что пятнадцатая квартира. Она бл… не напутала. Открывай на х…. Ты бл… мою бабу обидела.
- Твоя баба с моим мужем спит.
- Не-а, эт она с него деньги доит, а мы гуляем. Поняла, шл…ха?
Несомненно я поняла. Мне объявили войну. Стоя возле двери, я начинаю говорить: «Алло, милиция, в дверь ломятся. Банда по сговору. Угрожают. Групповое нападение. Вымогают. Грозят похищением…»
-Э-Э…Ты че бл…? Мы бл… так не договаривались. Я токо это… хотел припугнуть. Это бл…. Тосик : «Дай ей бл…в глаз». А я бл… ниче.
Тут я вспоминаю нашего революционного вождя, который призывал «учиться, учиться и учиться»: «С народом надо разговаривать на его языке», вспоминаю проходную кабельного завода, где мы студентами проходили практику, и набрав в грудь воздуха, я посылаю его в дальнее пешее путешествие.
В ответ из-за двери последовал стандартный набор фраз, но он ушел.
Я, мысленно поблагодарив вождя и заводскую проходную,пошла спать.
 Утром я проснулась с мыслью, что это нежное создание  по кличке «Тосик» слегка заигралось. Залезла в шкаф. Достала вечернее платье с разрезом, туфли, с каблуком 15 сантиметров. Вырядилась и пошла к заведующей садиком.
- Вы же понимаете, ребенок нам с вами стоил больших трудов, а если его отравят? Вы же первая сядете! Я же от садика камня на камне не оставлю. Мы с вами должны растить новое поколение успешных детей, и в садик мы ходим, чтобы ребенок учился социализироваться и грамотно коммуницировать. А тут налицо когнитивный диссонанс. 
Вызывают Тосика. Моя Буратина влетает, и, увидев меня, как заорет: «Что эта гадина здесь делает? Это мой садик».
- Ну вот видите, - грустно вдыхая и опустив глаза в пол, подытоживаю я. А если…
Тосик пытается сдержаться и поэтому орет что-то вроде: «она не имеет права, это моя работа, пусть катится вон… 
- Я вам предлагаю написать на нашу няню заявление в суд, и посадить ее лет этак на восемь за покушение на убийство. Я против не буду, - говорит мне заведующая.
- Я подумаю, тем более ночное групповое нападение гарантирует гораздо больший срок,- говорю я.
- Антонина Викторовна, идите, мы с вами еще поговорим.
Сильно обозленная, но заподозрившая неладное, Буратина вылетела из кабинета, сметая все на своем пути…
Мало того, что какая-то курица не хочет убраться с ребенком из понравившегося ей дома, так еще и на  работу приперлась, тюрьмой угрожает! С горя побежала она по ведьмам «наводить» на меня порчи. И несостоявшаяся леди Макбет  опустилась до банального выброса своего мусора мне под дверь. Нашепчет на него чегой-то там скверное и ко мне…
А я по мусору, как древние по камням, училась читать ее послания: Сметаю, значит, его в совочек и смотрю, чего сегодня у Буратины было на обед. И до какой степени я сижу у нее в кишках…
 
Тут мне почтой присылают подарок ко дню рождения. И вот, нацепив на себя два золотых массивных кольца, летящее платьице из Турции и нежные замшевые итальянские туфельки, я направилась к подруге Людмиле. Отвлечься. И на аллее вдруг… дорогу мне пересекает Тосик.
- Ах, вот и  вы. Вы знаете, милая, я вам так благодарна, так благодарна, - сладким соловьем начинаю я свой монолог. Тосик начинает делать свою фирменную улыбку.
– Если бы мой муж не использовал вас в качестве подстилки, как бы он узнал, что я самая лучшая (тут меня чуть не понесло – «во вселенной», но я вовремя одумалась)!
Буратиновая улыбка начинает уползать.
- Вот смотрите, какое колечко он вчера подарил. И вот еще  одно это я на его зарплату сегодня купила, так что спасибо вам бо-ольшое! - и, оставив ошарашенного Тосика усваивать золотые колечки и аромат французских духов,  я уплываю  в заросли сквера, чувствуя, как нервно вздрагивают извилины материально деморализованного противника.
Ну вот, сейчас Буратина побежит к мужу. Плакать. Допустим, он скажет, что ничего не покупал. Но колечки-то есть. Вчера их не было. Сегодня есть. Вот и пусть исходится…
Возвращаюсь. Она стоит у меня на пороге. Я беру большую кастрюлю холодной воды и выливаю ее на глазах обалдевшего мужа на платье Тосика, со словами: «Да чтож у меня за руки, литр - и тот не удержали»…

- Ну ты и сука, - скажет чья-то молодая любовница.
- Нет. Все правильно. На войне как на войне, - скажет дама, у которой молодая красотка только что отобрала квартиру.
- А муж?
- Да – да, а как же муж?
- Муж-муж… Не знаю, было там чего у них или нет, но в чем я точно уверена: пару моих колечек она ему не простила…
 
А месяца через два я с ребенком поехала в другой город. Познакомилась с подающим надежды художником. Выставки, презентации, вечерами позирую для новой картины… Работа в университете… И жизнь завертелась…



  *Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (9 (21) сентября 1868, Глазов — 22 марта 1959, Москва) — русская и советская актриса МХАТа. Народная артистка СССР (1937). Лауреат Сталинской премии I степени (1943). Жена писателя Антона Павловича Чехова.

**Константин Сергеевич Станиславский (настоящая фамилия — Алексеев 5 [17] января 1863, Москва — 7 августа 1938, Москва) — русский театральный режиссёр, актёр и педагог, теоретик, реформатор театра. Создатель знаменитой актёрской системы, которая на протяжении 100 лет имеет огромную популярность в России и в мире. Первый Народный артист СССР(1936).
В 1888 году стал одним из основателей Московского общества искусства и литературы. В 1898 году вместе с Владимиром Немировичем-Данченко основал Московский Художественный театр.

***Из Книги Виктории Токаревой: "Книппер вышла за Чехова по расчету. Она была любовницей Немировича-Данченко, который был каменно женат, и у Ольги не было с ним никаких брачных перспектив. Она вышла за больного Чехова, поскольку Чехов – имя и можно было крутить роман с Немировичем на равных. Он – женат, она – замужем. Никому не обидно. У Чехова никакого расчета не было. Он был немножко сноб. Ему льстило, что Ольга не просто молодая женщина, а талантливая актриса, яркая личность, это интересно.
Книппер оказалась неплохим менеджером. Пристроила Чехова к доходам театра, он имел акции.
В сорок четыре года Чехов выглядел как старик. Туберкулез делал свою разрушительную работу.
Антон Павлович не покидал Ялту, а Ольга не покидала Москву, МХАТ. Они писали друг другу письма. Письма полны дружеского участия, но это все равно – только письма.
Постоянно рядом с Антоном Павловичем находилась его сестра Маша. У Маши не было своей жизни, она жила жизнью брата. Он завещал ей почти все имущество и доходы от переизданий.
Став женой Чехова, Ольга не порвала с Немировичем-Данченко и практически не скрывала этой связи. Однажды они явились домой в пять утра. Увидев, что Чехов не спит, Ольга произнесла: «Ты не ложился, дуся? Тебе вредно». И вышла из комнаты, шурша атласными юбками. Антон Павлович посмотрел на сестру и сказал: «Умирать пора».
Умер он в немецком городе Баденвайлере. Поехал в Германию лечиться. Книппер отправилась с ним и, чтобы не терять времени, поставила себе зубы. Стоматология в Германии была лучше, чем в России. Как и теперь.
Я усматриваю в этом поступке равнодушие к Чехову. Если бы Книппер его любила, не могла бы ни о чем больше думать. Умирает любимый человек. Какие зубы?
Книппер, видимо, привыкла к мысли о скорой смерти мужа, и они с Немировичем просто ждали финала.
По воспоминаниям недоброжелателей, Немирович был бездарный и пустой как орех. А Чехов, даже умирающий, – это Моцарт.
Умирая, он произнес: «Их штербе». В переводе с немецкого: «Я умираю». Кто-то из биографов Чехова предположил: Чехов произнес, обращаясь к жене: «Ты стерва».
Это, конечно, неправда. Чехов был деликатным человеком и не мог позволить себе ничего подобного. Но биограф, видимо, не любил Книппер, и это можно понять.
Гроб Чехова везли из Германии по железной дороге в вагоне из-под устриц.
Критика усматривала в этом пошлость. Дескать, Чехов всю жизнь боролся с пошлостью и вот сам стал жертвой пошлости: вагон из-под устриц. Я считаю, что это суждение – глупость. Везли не Чехова, а его тело. А тело нуждается в холоде, равно как и устрицы".