Начало: http://www.proza.ru/2019/06/13/166
3.
Зачем люди создают семью? Почему возвышенное обволакивающее нежностью счастье на свадьбе, бывает, улетучивается быстрее, нежели уйдут из памяти торжественные звуки свадебного марша? Из-за чего вдруг начинает разъедать изнутри раздражение, нетерпимость и одиночество рядом друг с другом становится невыносимым? Принимая страсть и желание обладать за любовь, следуя древнейшему инстинкту воссоединения двоих для продолжения рода, люди женятся, не задумываясь, что союз двоих без любви непосильная ноша.
Шёл седьмой год тяжкого проживания Полины с Леонидом. Сгорая в своё время от дикой нездоровой страсти к девушке-подростку, Леонид, добившись её, не получил должного удовлетворения. Он обладал ею без ответных чувств, одним лишь покорным, словно неживым телом. И если в постели она хоть как-то всё-таки принадлежала ему, то душевно и духовно Полина была закрыта от него полностью. Периодами она бросала на мужа столь ненавистные взгляды, что он пугался и злобой наполнялась сердце его. Молодость, красота жены, её трудолюбие нервировали. Шумными играми, капризами и вечной суетой приводила в ярость и Сонечка. Он давно перешёл жить в свой кабинет, в котором чаще дремал на диване и лишь изредка заглядывал ненадолго в спальню к жене.
– Зачем, скажи мне, зачем ты живёшь? – в сердцах восклицала недоумевающая Полина и брезгливо морщилась, глядя в пустые заплывшие глаза мужа. В них не было жизни. Изредка очаровательная Сонечка пробуждала в нём тёплые эмоции и тогда смешливая малышка, играя рядом, периодически толкала отца в огромный живот. Понизив голос, смешно устрашающе прищурив глаза, называла его «Чудо-юдо рыба-кит» и, сама пугаясь, убегала.
Семья держалась на стареющей и уставшей Лидии Михайловне. Она с тоской смотрела на уродливый брак, который создала своими руками и всячески ублажала невестку подарками. Боялась не развода, который, понимала, неминуем. Подкашивал ноги и лишал смысла жить страх потерять внучку.
А Полина расцвела такой красотой, что мужчины оглядывались ей вослед. Научившись в детском доме рукоделию, шила она себе чудесные платья, умело подчеркнув высокую грудь, тонкую талию. Когда пришла мода на мини, смело и, как казалось многим, вызывающе открыла стройные ноги. Но даже не красота и не смелая модная одежда привлекали к ней внимание. Весь её облик подсознательно кричал, что она – недолюбленная, недоцелованная, недоласканная пылает в желании и угасает в одиночестве.
В последние дни мая город утопал в сиреневом цвету. Не спеша возвращалась Полина с работы домой. Задумавшись, не сразу услышала тяжёлый топот за спиной.
– Полина, душа моя, – догоняя, окликнул её молодой сержант. Услышав, резко обернулась и засмеялась. Стёпка, по кличке Цыган, соседский парнишка, что ещё в школе обещал её украсть и жениться, с вещевым мешком за спиной, возвращался из армии домой. Она остановилась и, прикрыв ладонью глаза от солнца, улыбаясь рассматривала красивого статного солдата: «Степан, – удивлённо воскликнула, – вырос-то как! Возмужал! А красивый стал, как артист».
– Как Петр Глебов, – перебил он её, – знаю, все говорят.
Стёпка вызывающе открыто рассматривал Полину. Восхищенно цокнул языком: «А ты, соседка, похожа на Софи Лорен. Знаешь такую?»
– Знаю, знаю – засмеялась, и они вместе пошли домой. Степан рассказывал о службе в армии и нахально заглядывал сверху в глубокий вырез её платья. Она неожиданно смущалась и краснела.
Он уже не был смешным и долговязым пацаном, рождённым от цыгана, что ради любимой русской женщины, осел на земле и наградил её тремя красивыми здоровыми сынами. Бывало, побивал, ревнуя, затем громко, на всю улицу, просил прощение: «Анна, свет очей моих, ты святая! Прости заблудшего цыгана». А помирившись, весь вечер пел песни. Пел по зову сердца, меняя напевы, слова. Начинал тихо, глубоко безысходно и, переливаясь густым баритоном, надрывно, неожиданно ломая линию мелодии, переходил иногда даже к буйному эротическому экстазу. Анна садилась рядом, опускала голову ему на плечо. Под выразительную цыганскую лирику мечтали и мирились даже соседи.
Сейчас перед Полиной стоял высокий стройный, словно тополёк, крепкий и красивый парень с уверенным взглядом выразительных чёрных глаз и ещё юношеским румянцем на щеках. От него веяло силой, здоровьем и молодым задором.
– Вечером гулять будем. Милости просим! – пригласил Степан, откровенно смерил Полину оценивающим взглядом сверху вниз. – А лучше одна приходи. Что твоему тюленю с нами делать?
Озорно засмеялся, обнажив стройный ряд зубов, что на смуглом лице казались белее белого: «Ждать буду», – и, не сводя с неё красноречивого взгляда, подмигнул. Вспыхнула, покраснела – намёк поняла правильно, но растерялась, и затянувшаяся пауза выглядела согласием.
4.
По всей улице разнеслась радостная весть, что из армии вернулся Степан. Весь день у соседей не смолкали шум и смех. А после, в вечернем сладком сиреневом благоухании весны, переливчатый звучный плачущий цыганский голос надрывно пел:
«Эх, загу-загу-загулял, загулял,
Паренек молодой, молодой
В красной, эх, рубашоночке,
Хорошенький такой» …
Полина нервничала. Вспоминала многозначительный взгляд молодого солдата, его крепкую длинную шею с выступающим по-юношески кадыком, широкие плечи и узкую талию, перетянутую широким солдатским ремнём и высоко поднималась её грудь от возбуждения. Пересыхало в горле и, казалось, болело всё тело. Преодолеть страх непослушания и переступить черту дозволенного, казалось, невозможным. Но и мысли, и душа, и тайные желания уже давно были к этому готовы.
Уложили Сонечку, отправилась спать мама Лида. Давно храпел в своей комнате Леонид. Лишь Полина сидела в темноте перед открытым окном спальни и, слушая пламенный гитарный перебор струн, что с сиреневым ароматом сливался в бурный поток страстной нежности, с грустью вспоминала свою пустую жизнь. Как хитрая директриса бросила её – несмышлёную девчонку в объятия толстого сластолюбивого сына. Как она пыталась полюбить его, стать достойной женой, доброй невесткой, но они в своих интересах, не задумываясь, прошлись по её судьбе, что грязными ногами, и превратили жизнь в ад. Даже Сонечка не принадлежала ей. Внушая, что Полина сирота, не имеет опыта семьи и не понимает, как надо растить ребёнка, отстраняла невестку от воспитания.
Будучи на доходном месте, свекровь подкупала невестку золотыми украшениями, дефицитными вещами – лишь бы та ублажала и украшала Леонида, да, не дай бы Бог, развелась и забрала Сонечку. Несмотря на преклонные годы, усталость и нездоровье, продолжала верховодить в семье и пыталась контролировать каждого.
Горько заплакала Полина. Но вдруг решительно вытерла слёзы, подумав, что хватит раболепствовать, что она тоже имеет право на любовь, самостоятельность и волю выбора, выпрыгнула в открытое окно и не пошла, а полетела на зов плачущей гитары, сердца и плоти.
Увидев её, радостно заблестели чёрные глаза Степана. Уже небольшая оставшаяся компания изрядно подвыпивших парней с интересом рассматривала ночную гостью. «Это моя первая любовь», – он, в завязанной на поясе рубахе, с обнажённой грудью, приобнял Полину и посадил рядом. Налил полную рюмку водки: «Пей за моё возвращение».
Полина, сумевшая, хоть и тайком, победить в себе страх и чувство жертвенной беспомощности, смело выпила, и вдруг испытала вместе с шумом в ушах и приятным головокружением лёгкость и беспечность. Расслабилась, откинулась на спинку скамейки и не вздрогнула, как обычно от мужского прикосновения, а напротив, прильнула к обнявшему её Степану, с наслаждением вдыхая запах здорового молодого тела.
Она выпила и вторую, и третью рюмку. Много смеялась, пела вместе со всеми и в томлении улетала душа, когда руки солдата похотливо блуждали по её груди под тонким халатиком. Не заметила, как разошлись гости и отдалась любовному жару прямо на скамейке под сенью душистой густой сирени. Плакала от счастья и просила ласки ещё и ещё… «Ух, и горячая, – пылко шептал Степан, – каждую ночь тебя в беседке ждать буду».
В дом вернулась также через окно. Долго не могла унять волнение тела и вновь плакала от горя, только сейчас осознав весь мрак своей беспросветной несчастливой женской доли.
– От тебя пахнет водкой? – принюхивалась утром свекровь.
– Я чем-то вчера отравилась, – оправдалась Полина и, пряча взгляд, убежала на работу.
С трудом дождалась вечера, опять вылезла в окно и, крадучись, пробралась в беседку. «Голубка моя, – Степан целовал её, миловал, – краса очей моих! Никому не отдам. Только моей будешь».
И так продолжалось неделю, другую...
Полина расцвела, потухший прежде взгляд больших раскосых глаз пылал теперь любовным огнём. В движениях появилось спокойствие удовлетворённой женщины. Она стала немного рассеянной, на лице часто блуждала мечтательная улыбка и, свекровь догадалась. «Кто?» – судорожно искала ответ и пыталась проследить за нею, но ничего подозрительного не заметила. Ей даже в голову не могло прийти, что Полина ночами встречается с соседским голодранцем Стёпкой Цыганом. Что её невестка – тихая, безропотная, способна выйти через окно и босиком бегать через сад на свидания в маленькую деревянную пристройку с земляным полом, именуемую беседкой.
– Моя, – шептал в цыганской страсти Степан, – убью любого, кто обидит.
– Женись на мне, Леонид обижает, – просила Полина.
– Не время ещё, подожди, – он приоткрыл дверь, закурил, – человеком хочу стать. Инженером. Учиться надо. Вот уеду в N, поступлю на заочное, устроюсь на завод и тебя заберу.
– У меня дочка есть.
– С ней заберу, – клялся Степан и через два с лишним месяца уехал далеко за Урал. Через друга передал письмо, в котором клялся в любви, обещал убить любого, кто до неё дотронется, расписывал красоты города и свои планы. И больше не написал.
Понравилось ему в большом городе. Увлекала учёба, работа на крупном известном заводе, появились новые друзья, девушка. И образ Полины в родном городе канул в прошлое вместе с детством, юностью, оставив приятные воспоминания и недоверие к ней. Уж больно легко, как он думал, она пошла на измену мужу.
А спустя некоторое время Полина поняла, что беременна, о чём радостно сообщила по указанному адресу. Она была уверена, что это ребёнок от Степана, но ответа не последовало.
Сгорая от страсти, обиды, влюблённая и покинутая Полина потеряла и сон, и покой. Она металась и не находила выхода. Хотелось всё бросить и поехать к Степану, но балластом держала Сонечка. Она сердилась на дочь и отталкивала её от себя, считая ребёнка членом ненавистной ей семьи. «Господи, Соня дочь этого чудовища и зачем только она родилась? Чтобы помешать моему счастью, как весь этот проклятый род?» – с болью думала она. А затем раскаивалась, зацеловывала дочку, просила прощение, плакала, и хотела покончить собой.
Лидия Михайловна видела страдания невестки и радостно думала, что роман на стороне закончился. Надеялась, что скоро в дом вернётся прежнее благополучие.
Где-то глубоко в душе проскальзывала у свекрови чисто женская жалость к Полине и тогда она чувствовала непосильную усталость, безысходность, винилась и думала о смерти, как о единственной возможности освобождения от тягот жизни, что сама и создала.
Счастье в доме чуть промелькнуло с рождением Сонечки, да быстро угасло. Только один Леонид ничего не замечал. Каждый день без энтузиазма ходил на работу, собирал в папки какие-то научные статьи по истории, подолгу спал и, казалось, был доволен жизнью в своём мелком узком мирке.
Наступила осень. Полина, тщательно скрывая беременность, понимала, что скоро её тайна откроется. И в один дождливый день, собрав документы, подаренные украшения и все деньги, что смогла найти в доме, она бежала. Сонечку взяла с собой.
И немного погодя скорый поезд, мерно покачиваясь и под унылый стук колёс, увозил их далеко за Урал, туда, где никто не ждал.
17.06.2019
Окончание: http://www.proza.ru/2019/06/21/993