Глава 25.
Вот и кончилось наше танго…
Домой она вернулась под утро, когда рассвет разливал по сонным улицам бледно серое марево, растушевывая очертания домов и деревьев. Тихо, чтобы не шуметь, она прошла по коридору мимо родительской спальни, из-за двери которой доносился громкий слаженный храп на два голоса. Судя по всему, вечер вчера закончился очередным совместным возлиянием. Тревога за мать шевельнулась в глубине души и примолкла, потому что сегодня, именно сегодня Ксения была не в состоянии тревожиться даже за самых близких людей. Она ощущала себя как больной, только что выздоровевший после тяжелой болезни: слабость телесная еще одолевает, но душа уже птицей парит в небесах, радостно обозревая просторы будущего.
Из-под двери комнаты брата сочился слабый голубоватый свет. Помедлив немного и прислушавшись к тому, что происходит внутри, Ксения открыла дверь комнаты.
- Кирюша, ты что, так и не ложился сегодня? – спросила с порога, глядя на сгорбившиеся перед монитором угловатые плечи Киры.
- Ага. Привет, - буркнул тот, повернувшись к сестре и устало потянувшись всем телом. – Последний уровень!
- Кир, ты совсем с ума сошел с этими играми! Нельзя же так. Вон глаза какие красные, воспаленные. Зрение же испортишь.
- И что? – Кира хмыкнул с веселой презрительностью, - к больным ногам прибавится больное зрение. Велика потеря!
- Глупый ты мальчишка, – и немного повысила голос, - ну-ка быстро выключай компьютер и ложись спать!
- Отстань, сестрица! – не выразил послушания брат.
- Я кому сказала?! – попыталась надавить Ксения, но Кира, снова уткнувшись в монитор, только продемонстрировал ей правый кулак с вытянутым вверх средним пальцем.
- Ну и дурак! – беззлобно огрызнулась Ксения и закрыла дверь в комнату брата.
Как ни странно, но эта перепалка не вызвала обычного возмущения в душе. Она пожала рассеянно плечами и пошла на кухню. На кухонном столе царили остатки пиршества: пустые бутылки из-под пива, хлебные крошки, опустошенные консервные банки с рваными краями, точно их открывал зубами голодный звероящер, а не консервный нож, огрызки, засохшие куски хлеба, грязные стаканы… У Ларисы Сергеевны с Аркашей был очередной вечер печальных воспоминаний. Ксения вздохнула и стала убирать со стола. Ничего, думала она, время лечит, и однажды смерть Ники перестанет давить на всю семью уничтожающей тяжестью.
Составив пустые бутылки под раковину, она подошла к окну и, отдернув занавески, посмотрела на просыпающийся город. Над крышами блочных девятиэтажек вставало солнце, окрашивая в розовое и золотое серые стены, двор с заваленной мусором помойкой, грязный асфальт. Солнечный луч коснулся лица девушки, и на губах ее заиграла тихая счастливая улыбка. На душе было легко и светло. Сегодня ночью она совершила поступок, который станет водоразделом между прошлым и будущем. Она чувствовала себя как человек, который только что тонул, притянутый ко дну каменной глыбой, но смог сбросить эту гибельную тяжесть и устремился вверх, к поверхности воды. И пусть еще вокруг клубится темная непроницаемая толща воды, но вверху уже виден свет солнца. И легкие, сдавленные, разрывающиеся от недостатка кислорода, вот-вот с радостным криком смогут вдохнуть в себя новую жизнь.
Завтракая, Ксения обдумывала какими словами сообщит маме о смерти ее старого врага? Стоит ли отозвать мать в сторонку и, отложив все дела, рассказать подробности? Или лучше не заострять особо внимание, а упомянуть мимоходом, как о малозначимом эпизоде в их жизни? А может вообще не рассказывать? Жил-был на свете человек, железным катком проехавший по судьбе девочки-студентки, и вот его не стало. Психологи советуют прошлое оставлять в прошлом и жить дальше, не оглядываясь назад. Послушаться совета психологов и забыть?
Утреннюю тишину квартиры нарушил дребезжащий звук дверного звонка. Из спальни тут же появилась заспанная, с одутловатым лицом после вчерашних излишеств Лариса Сергеевна. Запахивая старенький вылинявший ситцевый халатик, надетый поверх ночной рубашки, она спросила удивленно:
- Кого это черт принес в такую рань? – и широко зевнула во весь рот.
- Иди спи, мам, я сама открою, - ответила Ксения, проходя мимо матери в коридор.
Она не поверила собственным ушам, когда на вопрос «Кто там?» услышала: «Откройте. Полиция!». На пороге стояли трое в полицейской форме. Высокий молодой человек, приложив руку к козырьку фуражки, представился:
- Капитан Антонов. Ксения Долинина здесь проживает?
- …Да. – Ответила Ксения с любопытством рассматривая офицера. – Это я.
- Вам придется проехать с нами.
- Зачем?
- Вы задержаны по обвинению в убийстве.
Недоверчивая ухмылка исказила красивое лицо девушки, будто полицейский произнес фразу, не предусмотренную сценарием и в корне меняющую смысл всего фильма.
***
Я вернулся домой только в середине дня вымотанный и опустошенный. В коридоре меня встретил Лелик громко на что-то жалуясь и сокрушаясь на своем кошачьем языке, словно все знал и понимал. Я поднял его на руки и прижал к себе теплое пушистое тельце, ласково поглаживая по спинке.
- Вот так вот, дружище, - шептал я, уткнувшись лицом в мягкую шелковистую шерсть. – Вот так…
И кот не стал вырываться, как обычно, не выпустил когти, не оскалил зубы, а тихо мурчал. Мой маленький хвостатый друг сопереживал мне, пытался как мог поддержать и успокоить.
Я прошел в спальню, положил кота на кровать, а сам повернулся к портрету той, что одним движением уничтожила всю мою жизнь. Тонкие карандашные линии с восхищением и любовью проявляли на белом листе прекрасные черты: вот нежный, совершенный по своей форме овал лица, изящный изгиб темных бровей, благородная линия носа, соблазнительные, манящие губы, загадочные глаза…
Я снял портрет со стены и долго всматривался в божественные черты, и вдруг размахнулся и с силой швырнул на пол. Осколки стекла с испуганным звоном брызнули во все стороны, рамка развалилась на куски. Кот визгнул от неожиданности и забился под кровать. Хрустя подошвами по битому стеклу, я нагнулся и поднял с пола лист бумаги с неповрежденным портретом, и, держа его в вытянутой руке, пошел на кухню.
Там я достал из шкафчика большое керамическое блюдо, порылся в ящиках и нашел газовую зажигалку. Яркий язычок пламени вспыхнул в моей ладони и задрожал, затрепетал, переливаясь всеми оттенками желтого и голубого, а в следующую секунду лизнул уголок бумажного листа.
- Вот и кончилось наше танго, - прошептал я, когда жадный огонь уничтожил большую часть портрета, обугливая, превращая в пепел небесной красоты лицо девушки.
Я не отпустил, не бросил огрызок бумаги на дно блюда, даже когда языки пламени подобрались к моим пальцам, только сжал зубы. Боль от ожога странным образом приглушала боль, расплавленной лавой затопившую мою душу. В глазах щипало то ли от жара, то ли от гари. И отчаянно хотелось, чтобы очищающий огонь дотла выжег из моего сердца эту безумную, проклятую любовь.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/06/18/435