Не расстанусь с комсомолом,
буду вечно молодым
Н. Добронравов
Навеянное новеллой Владимира Монахова
“Как я исключил себя из пионеров”
(ссылка, жаль, здесь не сохраняется)
* * *
Дело было на излёте перестройки и на излёте всей социалистической советской жизни. Году в восемьдесят девятом.
Заканчивались многие атрибуты советской власти. В том числе и комсомол.
Из комсомола тогда массово выходили по своей инициативе. По неприязни молодых людей к навязшему в зубах совку. Просто по безнаказанному выпендрёжу. И прочим объективным и субъективным причинам.
Я к тому времени про комсомол как-то забыл. Забыл, что он вообще есть. И что я как бы в нём состою. На дворе было много других разных занимательных вещей. Каждый день дарил какое-нибудь новое открытие каких-нибудь общечеловеческих ценностей. Внутри меня играл тяжёлый рок и нежный блюз полового созревания щекотал душевные и телесные фибры. Взросление страны и собственного тела переполняло все мыслимые чакры. Про коммунистический союз молодёжи я и не вспоминал.
Я в то время жил в текстильном городке с родителями и работал на крупном хлопчатобумажном комбинате. У меня тогда была девушка, славная такая то ли ткачиха, то ли прядильщица. К своему стыду, сейчас не припомню даже, как её звали. Помню только, что она была приезжей откуда-то из Сибири и жила в облсовпрофе. Облсовпрофом у нас с приятелем, по нашей с ним конспиративной терминологии, назывались женские общаги комбината. Их было несколько. В одной из них и жила та, которая причастна к этой истории. А вообще-то, на советской канцелярской мове, облсовпрофом назывался Областной совет профессиональных союзов. Это для тех, кто по молодости не знает фишек того прекрасного времени.
(Ещё употреблялось в этом смысле обозначение облпотребсоюз. Не рискну перевести эту вербальную загогулину на нормальный язык. Потому, что просто тупо не помню, кто там чего потреблял)
Сошлись мы с ней на почве радиолюбительства. Занимались в свободное время любительской радиосвязью на коротких волнах. То были интересные годы, в некотором смысле. Коллективные радиостанции при Дворцах Пионеров и ДОСААФе, радиокружки при городских Станциях юных техников, соревнования по приёму-передаче радиограмм, охоте на лис, радиоориентированию и прочими греющими душу явлениями. Красочные QSL-карточки за проведённые радиосвязи, вполне легально получаемые из-за рубежа… вращающиеся квадраты и траверсы волновых каналов антенных систем на крышах, писк телеграфной азбуки… романтика!
Не знаю, сохранилось ли что из этого сегодня. Скорее всего, мало что… и то там, где нас нет.
Вот на одной из таких club station при ДОСААФ мы с ней и сотрясали любительский эфир своими голосами да телеграфными ключами.
Был блёклый осенний вечер. Я пришёл к ней в облсовпроф приятно провести совместный досуг.
Гляжу – на вахте висит новенькая директива. Всем гостям заведения вменялось в обязанность оставлять на вахте любой документ, удостоверяющий личность. Паспорт, права, студенческий билет – у кого что есть, лишь бы была фотография, Ф. И. О. и, там, печать учреждения.
Я немного растерялся и начал, было, думать о партизанских способах проникновения в общагу мимо вахты, как вдруг обнаружил (о, чудо!) за подкладкой куртки провалившийся когда-то туда КОМСОМОЛЬСКИЙ БИЛЕТ. Билет члена ВЛКСМ. Дык.., подумал я… вот его-то мы и оставим в залог строгой вахтёрше.
Вахтёрша взглянула на документ, убедилась в наличии требуемых сведений, спросила номер комнаты и дала мне зелёный свет.
То, что происходило у девушки в комнате далее в течение нескольких часов, для данного нарратива не важно. Важно, что происходило в вестибюле у вахты.
А в вестибюле находилась то ли на дежурстве, то ли с каким-то запланированным рейдом одна ответственная дама. Я даже помню её фамилию, но это тоже не важно. Дама эта занимала на комбинате должность замдиректора по работе с молодёжью. Была тогда такая серьёзная должность.
Дама была старой закалки и, конечно же, некомсомольского возраста. Старая вешалка, перегруженная коммунистической идеологией и изнурённая вилянием партийной линии. По складу характера эта железная леди поступиться принципами не могла.
Она заметила, что паря сунул вахтёрше красную книжицу. Видимо, у неё возникли смутные сомнения в движении мира по идеологически правильным рельсам и она подошла на вахту поинтересоваться.
Когда нагулявшийся паря шествовал от подруги мимо вахты, оказалось, что Железная Леди его давно уже ждёт. Сидела она и караулила злоумышленника долго, часа три или четыре. И была сполна вознаграждена за своё долготерпение.
– Товарищ Филин, подождите минутку, – остановила она гулящего. Далее я выслушал много интересного про свою ничтожную сущность в большом мире, занятого борьбой с контрреволюцией и перегибами, строительством БАМов и Днепрогэсов и по сему зело нетерпимом к столь низким поступкам. Таким, как оставление на вахте облсовпрофа билета члена ВЛКСМ в качестве залога пребывания комсомольца у комсомолки для обсуждения материалов очередного пленума ЦК нашей родной партии.
Я удивился так, как не удивлялся уже давно. Тому, что остались ещё такие женщины в русских селениях. Если б я увидел живого представителя почившего в бозе отряда динозавров юрского периода, меня бы тронуло это гораздо меньше. Встретить вот так, лицом к лицу, живую ископаемую большевичку сталинского разлива, товарищи, это вам не шарики из дерьма катать. Это большая удача, даже, можно сказать, чудо для юноши, начавшего осознавать себя свободным, любителя Led Zeppelin, Аксёнова, радиоэфира без границ, портвейна и комсомолок.
Я набрал в себя побольше воздуха и начал солировать на весь вестибюль как я их и на чём вертел, этих динозаврих и трилобитов нашего времени.
Из нашей милой беседы, перемежаемой непарламентской лексикой с одной из свободолюбивых сторон, выяснилось следующее.
Я оставил в пыльном вахтёрском столе святыню, которую комсомольцы времён гражданской войны хранили у сердца и часто поливали праведной пролетарской кровью. И которую частенько пробивали вражеские пули. С таким оберегом и самоотверженностью первых комсомольцев контрреволюция, в итоге, не проканала.
Я получил сию святыню в колыбели Октябрьской революции, славном городе на Неве, и поэтому втройне грешен за свой безалаберный проступок. К тому же, я был снят на фото в морской форме, что навеяло Строгой Даме фишку о роли революционных матросов Питера в деле захвата и удержания власти большевиками.
(Надо сказать, что в славном городе на Неве я получил второй экземпляр этого документа. Потому как первый, который мне выписали на родине, был мной утерян. Я тогда обучался в этаком морском кадетском корпусе. После обнаружения пропажи меня, строго наказав, восстановили в членстве и вручили новый документ.)
Я не платил членские взносы года два, с тех пор как работаю на комбинате.
Я даже не соизволил встать на учёт в первичной ячейке.
Но она, Строгая Дама, тем не менее, в меня верит и предлагает всё же встать на учёт в цехкоме, заплатив членские взносы и покаявшись перед товарищами. Ибо в местных общажных пьяных разборках и дебошах, случающихся каждый божий день, я замечен не был.
Билет она пока изымает и обещает вернуть мне на ближайшем заседании цехкома ВЛКСМ, куда мне надлежит явиться как штык, по первому свисту.
В тот раз ушёл я домой окрылённый полученными впечатлениями от приятного общения с динозаврихой и в предвкушении красочного рассказа о происшествии перед друзьями-товарищами за стаканчиком портвейна.
Последствия нашей встречи не заставили себя ждать. В ближайшую мою смену на комбинате прибегает весь в мыле Коля, первый секретарь цехкома.
– Андрюх, понимаешь… надо. Ну приди ты, маленько помурыжат тебя для порядка, заплатишь ты эти взносы… Даже я за тебя их заплачу… есть у меня заначка на этот счёт. Восстановят, куда денутся…
Но я не пришёл. При всём моём уважении к Коле, неплохому, в общем-то, парню, но со слишком активной жизненной позицией.
Позже Коля мне сообщил, что я единогласно был исключён из рядов за несознательность или за что-то подобное, сейчас не помню.
Хочется ещё сказать, что из комсомола человека, однажды в него вступившего, не исключишь. И сам он из него не выйдет. Из комсомола можно только вынести вперёд ногами. По прошествии стольких лет я понял, что я до сих пор в нём. Как насекомое юрского периода, застрявшее в окаменевшей смоле. Постараюсь объяснить в двух словах.
Сейчас на дворе стоит Эпоха Культа потребления. Её антипод – это не то время, когда ни хрена нет и потреблять нечего, а когда всё основное для человека вроде есть, но чего-то не хватает. Или хватает, но без фанатизма потребления. Лет тридцать назад я жил в такую эпоху. Я в ней вырос. И её не стряхнёшь с плеч как древнюю пыль. Её не пошлёшь туда, куда я посылал Строгую Даму. Это невозможно даже для тех, кому не стали Священным писанием Апрельские тезисы или переписка Энгельса с Каутским. Комсомол был атрибутом этой эпохи. И мне, как и многим другим, из её не вылезти как кто-то вылезал из гоголевской шинели.
Человек всегда хочет оставаться молодым. Даже если и не хочет, его не выдернуть из его эпохи. Вперёд ногами нас медленно понесут в невидимой глазу комсомольской шинели. С членским билетом у сердца.