Узнаю этот ветер, налетающий на траву

Елена Поник
Анализ стихотворения Иосифа Бродского "Узнаю этот ветер, налетающий на траву"
(отрывок из эссе «Технология творчества», часть четвертая).



В 1975 году Иосиф Бродский пишет стихотворение «Узнаю этот ветер, налетающий на траву», которым завершает описание творческого процесса стихосложения.


Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
1975г


«Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву».

Стихия ветра сравнивается с татарвой: трава укладывается, клонится под ветром, как под татарвой. Получается, что стихия ветра у Бродского  - то же самое, что «татарва» у Мандельштама, то есть стихия языка.
Глагол несовершенного вида «узнаю», а также действительные причастия: «налетающий», «ложащуюся», «падающий» указывают на какие-то повторяющиеся процессы, этапы.
Значит, речь снова идет об этапах творчества.


«Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву».

Трава – это среда, это пространство, в котором растут стихи, это отсылка к Ахматовой: «что слышно, как в лесу растет трава», «Когда б вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда, // Как желтый одуванчик у забора, // Как лопухи и лебеда». Растет трава – растут стихи.


«Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь».

Князь «падающий» вызывает аналогию с опусканием князя в колодец: «чтобы в них татарва опускала князей на бадье» [2 с. 159]. Князь «обагренный» - с петровской казнью на плахе: «и для казни петровской в лесах топорище найду» [2 с. 159].  Получается, речь в этой строфе идет об этапе временного умирания, исчезновения, растворения личности поэта в стихии языка. Причем о самом начале этого этапа, потому что падающий князь еще не упал. Действие не совершено, оно совершается.


Лист набирает грязи, как бадья набирает в колодце воды – то есть ткани стихотворения. Грязь появляется на упавшем листке, как первые слова появляются на листе бумаги при написании стихотворения.
Сначала звучат рифмы – «сигнальные звоночки»: «траву – татарву»; «грязь – князь», и автор понимает, что тема нового стихотворения – это рассказ о поэте и о стихии языка.
А затем происходит процесс узнавания знакомых метафор: метафоры «ветер» и метафоры «лист». Эти метафоры уже проявлялись в предыдущих стихотворениях поэта и означают для данного автора вполне определенные понятия, образы. А что именно они означают, автор рассказывает методом сравнения: трава клонится под ветром, как под татарвой, осенний лист падает, как обагренный князь.

Почему так важно узнать, опознать знакомые метафоры в новом рождающемся стихотворении?
Потому что знакомые метафоры позволяют понять тему будущего стихотворения и не запустить стихотворение по ложному следу.
И еще, потому что именно знакомые метафоры указывают путь к новым метафорам стихотворения.
Сравнивая собственные метафоры с метафорами Ахматовой и Мандельштама, Бродский описывает свою версию сюжета, сценария процесса стихосложения: вот подул «ветер», который стихия, стихия языка, как «татарва», и «трава», которая стихи, наклонилась под ветром. Ветер сорвал лист с дерева, лист упал в грязь, и набрал грязи – ткани будущего стихотворения.


Рифма «грязь – князь» ассоциируется с выражением «из грязи да в князи»,
то есть с неожиданным возвышением человека, участника какого-то процесса.
О каком процессе, о каком возвышении здесь идет речь?
Это становиться понятным из второй строфы.

«Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу».

Лист, набравший грязи, падает возле дороги.
  В следующей строфе этот лист оказывается в другом мире, на крыше деревянного дома в чужой земле.
Почему в другом мире?
Потому что в нашем физическом мире лист, набравший грязи, становится тяжелее, и уже не может летать под действием силы ветра. И поэтому не может оказаться на крыше, если только какая-то неведомая сила его туда не вознесет.
Какая эта сила?
Та сила, что опускает князя в дремучий сруб у Мандельштама. Та сила, что сжигает птицу Феникс у Цветаевой.
Та же сила поднимает наполненный грязью (тканью стихов) лист на крышу деревянного дома. Из грязи в князи.
Эта сила – стихия языка, которая управляет творческим процессом.


Каждый поэт сам ищет путь в метафизику – строит колодец, прорывается к воде. По Бродскому область метафизики – это чужая земля.
Бродский описывает свой метод прорыва в «чужую землю». Вот подул ветер – зазвучала погудка в голове поэта, ветер сорвал лист, и он упал в грязь. Проявились слова на бумаге – грязь на листе. Все, дальше пути нет.
Но поэт инициирует процесс стихосложения, не смотря на ощущение его логической завершенности. И происходит прорыв: лист из грязи у дороги попадает на крышу дома в чужой земле – в метафизике. Это происходит неожиданно, и момент, когда это произойдет – неизвестен. Дыхание вдруг становится глубоким, каждая клеточка тела наполняется радостью, предчувствием чуда – восторг! Крыша мира.

В интервью Бродский так описывает этот метод прорыва:
• «<…>То есть когда думаешь, что тема, эмоция, образ и их смысл исчерпаны, я пытаюсь сделать следующий шаг — вскрыть какую-то невозможность образа или чувства. <…>В этих стихах виден один из главных приемов: делается следующий шаг, который представляется а) невозможным и б) даже ненужным. Может быть, это не главный мой прием, но это то, за что я себя уважаю…» [13 с.57-58]   
• «<…>Дело в том, что поэзия — это колоссальный ускоритель мышления. Она ускоряет работу мысли. И вот я подумал: хорошо, Иосиф, тебе надо изложить на бумаге мысль, или образ, или что угодно, и довести их до логического конца, где начинается метафизическое измерение. Так бы я сформулировал свою задачу, если бы умел это делать тогда» [14 с.515]


«Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу».

Деревянный дом в чужой земле узнает:
- гуся по полету
- осень в стекле внизу
- по лицу слезу.
Причем делает это регулярно.
Что это за дом такой?

Сходство деревянного дома Бродского и дремучего деревянного колодца Мандельштама в том, что они являются средством, инструментом прорыва. Колодец надо строить, рыть в земле, к деревянному дому надо прорываться в чужую землю. Возможно, и дремучий колодец, и деревянный дом в нефизическом виртуальном мире – это сознание поэта в момент растворения в стихии языка?
Ведь если в первой и третьей строфе речь ведется от первого лица, от имени поэта: я узнаю, я говорю, то во второй строфе речь ведется от третьего лица единственного числа: он (дом) узнает. Личность поэта в «чужой земле» растворена в стихии языка, «Я» - не существует, поэтому и речь ведется от третьего лица.
Колодец – это такая интеллектуальная система, которая позволяет найти чистую воду – ткань гениальных стихотворений. Деревянный дом – это такая интеллектуальная система, которая принимает на себя лист с грязью – тканью стихотворений и «узнает по лицу – слезу», то есть, по знакомой метафоре узнает новую метафору.


Метафоры – это третья опора стихотворения. К новой метафоре поэта приводит процесс узнавания, то есть цепочка знакомых образов. Этот тот процесс узнавания, о котором рассказывает Бродский в стихотворении «Узнаю этот ветер, налетающий на траву».
Как это происходит?
По знакомым метафорам, по ассоциациям поэт узнает новую метафору, то есть, сначала он узнает по полету – птицу-гуся («птицу-гуся, чтобы нас насытил»), по птице – ястреба, по ястребу – осень, по отражению осени – глаза, лицо, по лицу – слезу, и, узнав, он идет вслед за знакомой метафорой, и она приводит его к осознанию новых метафор, как главных опор создающегося стихотворения. Знакомые метафоры образуют как бы дополнительные опоры, по которым поэт добирается до новой метафоры. Знакомые метафоры – это «ветер», «трава», новые метафоры – это «слеза», «кайсацкое имя».


«я не слово о номер забыл говорю полку»
 Эта строка вызывает ассоциацию со «Словом о полку Игореве»  - с князем Игорем – с князем. Князь – метафора поэта у Мандельштама.

я не слово о номер забыл…
«я не слово о номер забыл»  - номер (слова) забыл - это отсылка к Надежде Яковлевне Мандельштам, которую Бродский знал лично. В книге «Воспоминания» Надежда Яковлевна, рассказывая о рождении стихов, употребляет выражения: «первым пришло слово», «последним пришло слово», например: «В стихах “Сохрани мою речь” последним пришел эпитет “совестный” (деготь труда)», то есть фактически писательница указывает порядковый номер слова в стихотворении.

«но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду».
У поэта, который услышал «гул» ([5 с. 368]) и узнал его, крутится на языке слово, «кайсацкое имя». Незнакомое еще, может быть, даже не слово, а мелодия, укладывающаяся на стихотворный размер. Так медленно из гула начинаются выделяться слова.

«но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду».
«Язык во рту <…> как ярлык в Орду».
Язык … как ярлык.
Ярлык – это ханский указ, приказ.  Ярлык на княжение давал право князю на управление княжеством, подчиненным Орде.
Язык как ярлык - это язык как приказ князю-поэту. Язык не просто ведет поэта, он приказывает поэту. И поэт должен подчиниться приказу стихии Языка, диктату Языка, по выражению Бродского: «Диктат языка — это и есть то, что в просторечии именуется диктатом Музы, на самом деле это не Муза диктует вам, а язык, который существует у вас на определенном уровне помимо вашей воли» [15 с.112].


…Какое стихотворение можно написать после стихотворения-посвящения в Поэты, после стихотворения-молитвы?
Самые высокие, эмоционально окрашенные ноты уже прозвучали. Поэтическую симфонию завершает часть рондо.
В нейтральном по интонации стихотворении Бродского только одна эмоция – узнавание, предугадывание привычного процесса:
Узнаю этот ветер
Узнаю этот лист
(узнает) гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.

Вот подул ветер, трава легла под ветер, как под татарву - стихию языка, лист упал в грязь. И вот уже сознание поэта растворилось в стихии языка, и теперь это сознание – «деревянный дом в чужой земле». Лист, набравший грязи – ткани стихотворения, сползает, стекает по покатой крыше деревянного дома, как слеза по лицу. Слеза – это и будет новая метафора.
От знакомых метафор автор переходит метафоре новой, которая крутится на языке, незнакомая пока, как кайсацкое имя. И язык как бы перекатывает во рту это новое слово, пока неопознанное, неназванное. Именно это новое слово, эта новая метафора является приказом Стихии языка («ярлыком в Орду»), приказом поэту к написанию нового стихотворения. Именно новая метафора является инициатором и двигателем процесса стихосложения. Записывание стихотворение на бумагу, то есть материализация метафоры – это процесс превращения сгустка энергии в материальный предмет.

В каждом четверостишии стихотворения Бродского прямо или косвенно присутствуют оба участника творческого процесса - поэт и стихия языка:
• татарва и князь, ветер и лист в первом четверостишии,
• воздух и гусь во втором,
• язык и поэт (я) – в третьем.

Бродский подчеркивает власть стихии языка над поэтом, диктат языка: «язык …как ярлык в Орду»: стихия поднимает лист и бросает его там, где можно набрать грязи – ткани стиха, стихия переносит поэта в неземные области – в «чужую землю», стихия диктует поэту - и новая метафора - «кайсацкое имя» начинает шевелиться на языке. Гул превращается в слова и вот - сгусток энергии шлепается на лист бумаги.
Так сочиняется стихотворение – так возникает новый мир…




Список литературы:

1 - «Дарю тебе железное кольцо» //Марина Цветаева Стихотворения, поэмы, проза. В.: Издательство Дальневосточного университета 1990 г 848 с.
2  - «Сохрани мою речь навсегда» О.Э. Мандельштам «Сочинения: Стихотворения. Проза. Эссе» //Е.: «У-Фактория» 2003г 864с
3 - «Многое еще, наверно, хочет» // Ахматова А.  Стихотворения, поэмы, прозы. В.: Издательство Дальневосточного университета 1990 г 432 с.
4 – «Профессия и болезнь» т. 1 // Мандельштам Н.Я. «Воспоминания» в 2 т.  Т. 1  М.:  Вагриус 2006 г 448 с.
5 – «Остаться самим собой» Иосиф Бродский. Большая книга интервью. //сост. В. Полухина. М.: Захаров. 2000. 704 с.
6 -  «Власть поэзии» Иосиф Бродский. Большая книга интервью. //сост. В. Полухина. М.: Захаров. 2000. 704 с.
7 – Silentium О.Э. Мандельштам «Сочинения: Стихотворения. Проза. Эссе» //Е.: «У-Фактория» 2003 г 864 с
8 – Ф.И. Тютчев «Probleme»  http://www.stihomaniya.ru/2017/08/tutchev-probleme.html
9 – «Поэт»: «Он, сам себя сравнивший с конским глазом» // Ахматова А.  Стихотворения, поэмы, прозы. В.: Издательство Дальневосточного университета 1990 г 432 с.
10  - «Многое еще, наверно, хочет» // Ахматова А.  Стихотворения, поэмы, прозы. В.: Издательство Дальневосточного университета 1990 г 432 с.
11 – Иосиф Бродский. Большая книга интервью. «Никакой мелодрамы» //сост. В. Полухина. М. : Захаров. 2000. 704 с.
12 – Бродский И.А.  Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы. В 2 т. Том 1. с. 320 // Минск «Эридан» 1992 г 946 с.
13 -  Иосиф Бродский. Большая книга интервью. Поэзия – лучшая школа неуверенности. с.57-58 /сост. В. Полухина. М. : Захаров. 2000. 740с.
14 - Иосиф Бродский. Большая книга интервью. Наглая проповедь идеализма. с.515 /сост. В. Полухина. М. : Захаров. 2000. 704с.
15 - Иосиф Бродский. Большая книга интервью. Настигнуть утраченное время. с.112 //сост. В. Полухина. М. : Захаров. 2000. 704с.