Умереть в Пномпене Сын чекиста (Виктор Притула) / Проза.ру

Близкие друзья называют меня "долговязый Чэнь". Возможно по той причине, что уважаемая моя маменька была родом из Сибири. Она была женщиной крепкой, из тех, кого в России называют "ростом в косую сажень".
Мне собственно наплевать на русские идиомы, которые на спецкурсах дядюшки Кана заставляли зубрить, как и их православную молитву "Отче наш...". После Даманского работать в Советском Союзе для китайца все равно, что сунуть голову под гильотину в ожидании: авось не упадет. После хрущевской оттепели наступили брежневские заморозки. Москва решила: сверхдержав будет две, а Поднебесная - третий мир. Я думаю, что здесь сыграла зависть Брежнева к харизме председателя Мао. Скорее он понимал своим нутром, что Мао - это скала, а вся эта плеяда генсеков всего лишь бледные тени великого Сталина.
В апреле 1970 года, когда до окончания "спецухи" оставалось не более двух месяцев мне выпала высокая честь встретиться с величайшим гением шпионажа - высокочтимым Кан Шэном.
Из досье:
"Кан Шэн (Кан Син) родился в 1898 году в Циндао в семье мелкого помещика. В 1920 году стал студентом - учился сначала в Циндао, а потом в Шанхайском университете. Одновременно работал учителем сельской школы, а после вступления в компартию Китая (КПК) был слушателем курсов по переподготовке партактива при ЦК КПК. Партийную карьеру делал быстро: в 1926 году он стал секретарём Центрального, а затем Северного районных комитетов КПК Шанхая.
В марте 1927 года руководил уличной борьбой рабочих в Шанхайском вооружённом восстании накануне вступления в город Национально-революционной армии.
После этого ещё быстрее пошёл вверх: член ревизионной комиссии, заведующий орготделом ЦК, а в 1931 году уже член ЦК, член политбюро и секретарь ЦК КПК. В 1933 году Кан Шэн участвовал в работе Пленума Исполкома Коминтерна (ИККИ) в Москве, а в 1935 году был делегатом VII Конгресса Коминтерна. С 1935 по 1937 год он был постоянным членом делегации КПК в ИККИ.
Вернувшись в Яньань (центр Особого района Китая, в котором установила власть КПК во главе с Мао Цзэдуном), Кан Шэн занял пост шефа начальника цинбаоцзюй - управления информационной службы Освобождённых районов Китая. Оно выполнял функции разведки, контрразведки, юстиции, суда, прокуратуры, службы информации.
Из Москвы, где он провёл почти четыре года, совпавшие с эпохой ежовских чисток, Кан Шэн вернулся ярым антисоветчиком и одновременно поклонником методов Ежова. Комплекс недоверия ко всем окружающим, в том числе и товарищам по борьбе и по партии, сделали из него своего рода "Малюту Скуратова" при Мао Цзэдуне. Именно, благодаря ему, в жизни Мао появилась Цзян Цин.
В 1931 году семнадцатилетняя девушка со звонким, похожим на звук колокольчика, именем Цзян Цин (её первое имя Ли Юньхао, артистическое имя Лань Пин), стала любовницей Кан Шэна. К тому времени она уже сменила нескольких покровителей, в том числе толстосума Хуан Цзиня, профессора шаньдунской театральной школы Вань Лайтяня и других.
В 1938 году Кан Шэн, который ценил её не только за женские прелести, но и за ум, такт и волю, привёз двадцатичетырёхлетнюю миловидную киноактрису в Яньань, где и "передал" её Мао. Женитьба Мао на Цзян Цин (это его четвёртая жена) привела к полному духовному и служебному единению любовного треугольника. Впоследствии к ним примкнули Пэн Чжэнь, давний приятель Цзян Цин, и Чжоу Эньлай, друг Пэнь Чжэня. Именно эти люди стали потом инициаторами раскола между КНР и Советским Союзом.
После 6-го Пленума ЦК КПК в ноябре 1938 года было организовано Бюро политической защиты, названное Отделом социальных запросов (Шэхуэйбу), под руководством Кан Шэна.
В сентябре 1940 года Секретариат ЦК КПК издал директиву о подрывной работе за линией фронта врага:
"Центральный Комитет создал рабочий комитет в зоне врага для руководства операциями в крупных городах, оккупированных врагом. Общее руководство осуществляет товарищ Чжоу Эньлай, его заместитель Кан Шэн.
Чунцин является оперативным центром для оккупированных городов на юге Китая, а Яньань для операций на севере.
Политбюро, его отделы и различные местные организации партии должны создать соответствующие структуры для проведения подобных операций.
В этих комитетах будет сосредоточен специальный персонал для проведения практических операций и вербовки кадров до начала работы в оккупированной врагом зоне.
Первоначально операция преследует цели:
А. Сбор разведданных для лучшего ознакомления с ситуацией и изучения полученного опыта.
Б. Использование доступных общественных связей для маскировки мест проведения операций, их исполнения и их последствий.
В. Вербовать и формировать кадры, способные работать на оккупированной врагом территории, в зависимости от их социального происхождения, накопленного в городах опыта секретной работы, способных организовать надёжное прикрытие, обеспечивать подпольную связь и подготовить товарищей, способных проникнуть в среду технического персонала промышленных предприятий крупных городов. Партия должна подбирать таких товарищей, которые соответствуют выполняемой работе".
К 1941 году Кан Шэн превратил Управление в мощное ведомство, возложив на него и функции Генерального штаба. Одновременно он возглавил комиссию по проверке партийных и беспартийных кадров. Правда, работа комиссии вскоре приняла уродливые формы, поскольку свелась к расправам над тысячами ни в чём не повинных людей.
"Среднего роста, в очках, с большими залысинами и узенькими плотно сжатыми губами, над которыми виднелись небольшие усики, с высокими светлыми бровями, с привычкой постоянно улыбаться, шумно втягивая в себя при этом воздух, этот человек, воспитанный и с элегантными манерами, но очень много курящий, напоминал китайского интеллигента, ничуть не похожего на того, о ком говорилось: "Кан Шэн был не человек, а чудовище".
В годы Второй мировой войны Особый район Китая, а также официальное китайское правительство, возглавляемое Чан Кайши и его партией Гоминьданом, являлись противниками империалистической Японии и поддерживали дружеские отношения с СССР.
За несколько дней до начала войны Кан Шэн предупредил советских представителей о предстоящем нападении Германии. Об этом ему стало известно 18 июня 1941 года от Чжоу Эньлая, который был тогда представителем КПК в гоминьдановской столице Чунцине. Тот сообщил, что гоминьдановский посол в Берлине Чэн Цзя и военный атташе Вэй Юнцин оповестили Чан Кайши о том, что в ночь на 22 июня Германия нападёт на СССР.
Пожалуй, это был единственный факт проявления дружественного отношения Кан Шэна к СССР. Да и тот небескорыстный: узнав о планах Германии, Чан Кайши замыслил в экстренном порядке начать поход против Особого района, и руководителям КПК нужна была поддержка СССР.
В дальнейшем деятельность Кан Шэна носила неприязненный, если не сказать враждебный, характер по отношению к СССР и его представителям в Яньане, особенно в период наших военных неудач.
Одновременно с этим Кан Шэн, усвоив уроки ежовщины, начал чистку партийного и "советского" (Особый район назывался также "советским") аппарата. Численность разоблачённых гоминьдановских и японских "шпионов и агентов" во многих организациях достигло ста процентов, но нигде не меньше девяноста. Дело дошло до того, что в тюрьмах не хватало места, и "разоблачённым шпионам" разрешили продолжать до поры до времени работать на их прежних должностях.
Расправился Кан Шэн и с членами "московской группы", то есть с теми, кто когда-то учился или находился в длительной командировке в Москве. Сам он себя к ним не причислял, хотя будучи в Москве, вёл себя очень подобострастно и на всех собраниях кричал "да здравствует!" ("ваньсуй!").
Всё это не могло не вызвать ненависти к нему со стороны китайских коммунистов. Его рейтинг в партии стал падать (кстати, его за глаза называли "осенним министром", то есть "вестником смерти").

В 1945 году Кан Шэн выступил на VII съезде КПК. Судя по его докладу, в период существования Особого района в сферу его работы входили следующие вопросы: а) военно-разведывательная деятельность японцев против баз КПК; б) гоминьдановская разведка; в) сотрудничество гоминьдановцев с японцами в подготовке шпионских кадров; г) сотрудничество специальных служб США и гоминьдана.
О своём участии в "чжэнфыне", то есть широкомасштабной чистке партийных рядов и разоблачении "капитулянтских элементов, оппортунистов" и вообще всех "догматиков" (в их число входили и самые видные деятели КПК), он даже не упомянул.
Ничего не сказал он и о своей связи с тайными обществами и организациями, расплодившимися по всей территории Китая. Часть из них представляла интересы крестьянства, часть же выродилась в гангстерские шайки, торговавшие опиумом, промышлявшие контрабандой, разбоем, содержанием притонов и публичных домов. Кан Шэн получал от них информацию буквально обо всех интересовавших его людях и событиях.
Выступая на VII съезде КПК 31 мая 1945 года, Мао Цзэдун сказал о проверке кадров и борьбе со шпионажем: "В этой работе много достижений и много крупных ошибок..." Он призвал и впредь беспощадно карать несогласных, а для успокоения делегатов пообещал, что теперь в тюрьмах Кан Шэна будет "больше объективности и разборчивости".
Однако всеобщая ненависть партийных кадров к Кан Шэну угрожала, по существу, всей внутрипартийной политике Мао Цзэдуна. Поэтому в 1949 году Мао отстранил Кан Шэна от руководства службой безопасности. Он сохранил влияние только в Отделе по социальным вопросам (специальные расследования ЦК КПК и внешняя разведка). После образования КНР Кан практически не появлялся на публике и не играл важную роль в жизни страны.
Кан Шэн был вынужден уступить бразды правления военной разведкой (цинбаобу), но благодаря своим ставленникам находился в курсе всех её дел во время войны в Корее, в Индокитае, а также во время региональных конфликтов, к которым он приложил руку (партизанская война в Малайзии и на Филиппинах).
В середине 1950-х гг., благодаря своей активной роли в нападках на Пэн Дэхуая, Кан возвращает контроль над аппаратом безопасности КПК. Кан становится личным агентом Мао во внутрипартийной борьбе и начинает кампанию по борьбе с правыми силами в 1959 году, которая позже переросла в "Культурную революцию". Именно тогда он вместе с Пэнь Чжэнем и Чжоу Эньлаем выступил инициатором разрыва с СССР.
В 1962 году при поддержке Цзян Цин он становится членом Секретариата ЦК КПК. В 1966 году Кан избирается членом Политбюро ЦК КПК и становится "советником" группы организаторов "Культурной революции". Именно с тех пор он всячески поддерживал Цзян Цин и всю "банду четырёх" в проведении китайской "культурной революции", заслужив негласное прозвище "пятый в банде четырёх".
Во время "Культурной революции" Кан был вовлечен в кампании против Пэн Дэхуая, Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Линь Бяо и многих других лидеров КПК. Его позиции в партии росли по мере того, как ее лидеры попадали в опалу и покидали свои посты. Кампании политического террора, которые организовывал Кан, добрались и до Внутренней Монголии, где началась охота на членов запрещенной Народной партии Внутренней Монголии, и до провинции Юньнань, где были убиты тысячи человек. Кан умело провоцировал и манипулировал людьми, оставаясь при этом в тени всего происходящего. Мао был очень доволен Каном за его успешную борьбу с классовым врагом и умением возлагать всю вину на других людей, в результате чего Кан добился невероятной власти во время "Культурной революции".
Кан Шэну принадлежит идея широкомасштабного использования хуацяо, то есть членов китайской диаспоры в шпионских целях.
Деятельность Кана оставила след и во внешней политике страны. В то время как руководство КПК рассматривало в качестве антиимпериалистического лидера в Камбодже Нородома Сианука, Кан лоббировал интересы лидера "Красных кхмеров" Пол Пота, который позже стал протеже Китая в Юго-Восточной Азии. Именно Кан Шэн способствовал приходу к власти в Камбодже Пол Пота и "красных кхмеров".
Вершиной его власти стало то, что он начал считаться четвертым человеком в стране после Мао, Линь Бяо и Чжоу Эньлая. Его последним детищем стала кампания 1976 года, направленная против Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина. Но Кан так и не дожил до начала этой кампании и умер от рака в 16 декабря 1976 года.
Перед самой смертью он обвинил Цзян Цин в том, что она предала КПК. Возможно, он предвидел скорое поражение Цзян Цин и хотел как-то реабилитироваться в глазах новой власти.
Даже, если бы Кан не умер, он был бы смещен со всех постов после разоблачения "Банды четырех" и смерти Мао.
Ху Яобан сравнил Кана с руководителями советских органов безопасности Феликсом Дзержинским и Лаврентием Берией.
В 1980 году Кан был посмертно исключен из партии и его прах был вывезен с Бабаошаньского революционного кладбища, где покоились многие известные лидеры партии.
В отличие от Феликса Дзержинского, который искренне верил в коммунизм и вел очень скромную жизнь, Кан прожил свою жизнь очень расточительно и не отказывал себе ни в чем. Кан был очень хорошим живописцем, ценителем антиквариата, сочинял стихи, увлекался историей. В том числе он очень высоко ценил китайский антиквариат и присвоил очень много ценных вещей из хранилищ Запретного города. Этот факт его биографии открылся только после его смерти. По совокупной стоимости всех вещей, которые он себе присвоил, некоторые исследователи посчитали, что Кан был первым миллионером среди лидеров КПК.
Кан был женат на Цао Иоу. На протяжении долгого периода времени он имел внебрачные связи с сестрой своей жены. Также Кану приписывают большое количество любовниц, для которых он покупал квартиры или строил дома.
Вряд ли кто-либо сможет назвать количество как заброшенных, так и выловленных Кан Шеном настоящих и мнимых шпионов. Они исчисляются тысячами, если не десятками тысяч, что соответствует масштабам той страны, в которой он руководил разведкой и контрразведкой".
И вот с таким человеком мне предстояло вновь встретиться в Чжуннаньхае в апреле 1970 года, чтобы из уст самого влиятельного после председателя Мао человека в Поднебесной получить, возможно, главное задание в моей шпионской карьере.
"Лучше не знать иероглифов, чем не знать людей". Эту народную мудрость мой достопочтенный родитель Ши Чжэ начал втолковывать мне, когда мы перебрались из Яньани в столицу Поднебесной.
Уже тогда, в самом начале 50-х годов он был уверен, что мой удел быть тем человеком, который решает судьбы многих, оставаясь в тени этих многих.
Когда шестнадцатилетним юношей я был представлен достопочтимому Кану, он обнял меня по-отечески и сказал, точнее, прошипел: "проникнись мыслями мудреца Сунь-Цзы".
Именно после этого напутсвия дядюшки Кана я железно усвоил заповеди Сунь-Цзы относительно использования шпионов. Сунь-Цзы сказал: "Знание наперед нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путем заключения по сходству, нельзя получить и путем всяких вычислений. Знание положения противника можно получить только от людей.
Пользование шпионами бывает пяти видов: бывают шпионы местные, бывают шпионы внутренние, бывают шпионы обратные, бывают шпионы смерти, бывают шпионы жизни. Местных шпионов вербуют из местных жителей страны противника и пользуются ими; внутренних шпионов вербуют из его чиновников и пользуются ими; обратных шпионов вербуют из шпионов противника и пользуются ими. Когда я пускаю в ход что-либо обманное, я даю знать об этом своим шпионам, а они передают это противнику. Такие шпионы будут шпионами смерти. Шпионы жизни - это те, кто возвращается с донесением".
Черный "мерседес" с тонированными стеклами чуть слышно шуршал резиной в узких лабиринтах проулков Запретного города, где после императорских покоев разместились руководящие органы партии председателя. В одном из неприметных павильонов Запретного города дядюшка Кан принимал самых доверенных лиц.
Здесь и должна была решиться моя судьба. Профессионального разведчика, сына российского чекиста и главного врага советской агентуры в Индокитае, поскольку противостоять ей должны были "местные и внутренние шпионы" во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже, которые всецело подчинялись воле триад. А с некоторых пор и моей воле, поскольку дядюшка Кан готовил мне роль смотрящего за большинством тайных организаций хуацяо во всем Индокитае.
Пекин. Чжуннаньхай. Август 1970 г.
Эта встреча с Кан Шэном означала для меня бесповоротный путь в дальнейшем маршруте моего колеса кармы. Не я его выбрал, не мне о нем судить. Прошло всего лишь полтора года с тех злополучных событий, когда мне пришлось вытаскивать тело моего возлюбленного Ли с этого проклятого острова Чжэньбао, ставшего поистине "драгоценным" после того как русские сожгли своими "градами" десятки сотен наших несгибаемых солдат, каждый из тысячи которых не стоил и ногтя моего незабвенного Ли.
Я навсегда запомнил лицо того советского капитана, который расстрелял в упор мою "нефритовую Гуанъинь", как я называл Ли в минуты нашего вожделения. И я поклялся, что пока душа моя не переселится в иное тело, достать этого русского и намотать ему мошонку вокруг шеи. Дядюшка Кан знал о моей уязвимости в сексуальной ориентации, прощая мне как "игру на флейте" моих друзей, так и дозволение им "метать стрелы в мой медный таз". В остальном, кроме орального и анального секса с моими партнерами, которых я после близости с ними убивал с безжалостностью скорпионихи, мое поведение было безупречным.
К тому времени я уже пару лет жестко направлял карающую длань ***вэнбинов и цзяофаней в надлежащее русло. Люди дядюшки Кана всего лишь передавали мне списки интеллигентов, которых следовало... А уж дальше они "следовали", кто мучительнее, кто дольше, кто сразу... Как ни странно у этой интеллигентской срани оказывалась жуткая любовь к жизни. Их обливали кипятком, ломали кости, но все они цеплялись за жизнь как последние побирушки.
Однако после потери возлюбленного Ли я словно сошел с ума. Мне было мало их мучений. В каждой их гримасе мне чудилось лицо этого русского, который одной короткой очередью прошил тело храма моей любви.
(Из досье)
Из досье:
Причины советско-китайского пограничного конфликта 2 и 15 марта 1969 года в районе острова Даманский (кит. Чжэньбао - "Драгоценный") на реке Уссури в 230 км южнее Хабаровска и 35 км западнее райцентра Лучегорск.
После Парижской мирной конференции 1919 года появилось положение о том, что границы между государствами должны, как правило (но не обязательно), проходить посередине главного фарватера реки. Но и оно предусматривало исключения вроде проведения границы по одному из берегов, когда подобная граница сложилась исторически - по договору или если одна сторона колонизировала второй берег до того, как его начала колонизировать другая. Тем не менее, в конце 1950-х, когда КНР, стремясь к росту своего международного влияния, вступила в конфликт с Тайванем (1958) и участвовала в пограничной войне с Индией (1962), китайцы использовали новые положения о границах как повод для пересмотра советско-китайской границы. Руководство СССР было готово пойти на это, в 1964 году была проведена консультация по вопросам границы, но закончилась безрезультатно. В связи с идеологическими разногласиями в ходе Культурной революции в Китае и после Пражской весны 1968 года, когда власти КНР заявили, что СССР встал на путь "социалистического империализма", отношения особо обострились.
С начала 1960-х обстановка в районе острова накалялась. По заявлениям советской стороны, группы гражданских лиц и военнослужащих стали систематически нарушать пограничный режим и выходить на советскую территорию, откуда всякий раз выдворялись пограничниками без применения оружия. Поначалу на территорию СССР по указанию китайских властей заходили крестьяне и демонстративно занимались там хозяйственной деятельностью: покосами и выпасом скота, заявляя, что находятся на китайской территории. Число таких провокаций резко возросло: в 1960 году их было 100, в 1962 - более 5000. Затем стали совершаться нападения хунвэйбинов на пограничные патрули. Счёт подобным событиям шёл на тысячи, в каждом из них задействовались до нескольких сотен человек. 4 января 1969 года на острове Киркинский (Цилициньдао) была проведена китайская провокация с участием 500 человек.
По китайской версии событий, советские пограничники сами "устраивали" провокации и избивали граждан КНР, занимавшихся хозяйственной деятельностью там, где они всегда это делали. В ходе Киркинского инцидента они применили БТР для вытеснения мирных граждан и задавили 4 из них, а 7 февраля 1969 года сделали несколько одиночных автоматных выстрелов в направлении китайского погранотряда.
Однако неоднократно было отмечено, что ни одно из подобных столкновений, по чьей бы вине они ни происходили, не могли вылиться в серьёзный вооружённый конфликт без одобрения властей. Утверждение, что события вокруг острова Даманский 2 и 15 марта стали результатом тщательно спланированной именно китайской стороной акции, сейчас наиболее широко распространено; в том числе прямо или косвенно признаётся многими китайскими историками. Например, Ли Даньхуэй пишет, что в 1968-1969 годах ответ на "советские провокации" ограничивали директивы ЦК КПК, лишь 25 января 1969 года было разрешено спланировать "ответные военные действия" у острова Даманский силами трёх рот. 19 февраля на это дали согласие Генеральный штаб и МИД КНР.
В ночь с 1 на 2 марта 1969 года около 300 китайских военнослужащих в зимнем камуфляже, вооружённых автоматами Калашникова и карабинами СКС, переправились на Даманский и залегли на более высоком западном берегу острова.
Группа оставалась незамеченной до 10:20, когда на 2-ю заставу "Нижне-Михайловка" 57-го Иманского пограничного отряда поступил доклад от поста наблюдения, что в направлении Даманского движется группа вооружённых людей численностью до 30 человек. На место событий выехало 32 советских пограничника, в том числе начальник заставы старший лейтенант Иван Стрельников, на автомобилях ГАЗ-69 и ГАЗ-63 и одном БТР-60ПБ (Љ 04).
В 10:40 они прибыли к южной оконечности острова. Пограничники под командованием Стрельникова разделились на две группы. Первая группа под командованием Стрельникова направилась к группе китайских военнослужащих, стоявших на льду юго-западнее острова. Вторая группа под командованием сержанта Владимира Рабовича должна была прикрывать группу Стрельникова с южного берега острова, отсекая группу китайских военнослужащих (около 20 человек), направившихся вглубь острова.
Около 10:45 Стрельников выразил протест по поводу нарушения границы и потребовал от китайских военнослужащих покинуть территорию СССР. Один из китайских военнослужащих поднял руку вверх, что послужило сигналом к открытию огня китайской стороной по группам Стрельникова и Рабовича. Момент начала вооружённой провокации удалось зафиксировать на фотоплёнку военному фотокорреспонденту рядовому Николаю Петрову. К этому моменту группа Рабовича вышла на засаду на берегу острова, и по пограничникам был открыт огонь из стрелкового оружия. Стрельников и следовавшие за ним пограничники (7 человек) погибли, тела пограничников были сильно изуродованы китайскими военнослужащими, также в скоротечном бою практически полностью погибло отделение пограничников под командованием сержанта Рабовича (11 человек) - в живых остались рядовой Геннадий Серебров и ефрейтор Павел Акулов, впоследствии захваченный в плен в бессознательном состоянии. Тело Акулова с многочисленными следами пыток было передано советской стороне 17 апреля 1969 года.
Командование над оставшимися в живых пограничниками на себя взял младший сержант Юрий Бабанский, чьё отделение успело скрытно рассредоточиться у острова из-за задержки с выдвижением с заставы, и совместно с экипажем БТР приняло огневой бой.
Получив донесение о стрельбе на острове, начальник соседней, 1-й заставы "Кулебякины сопки" старший лейтенант Виталий Бубенин выехал на БТР-60ПБ (Љ 01) и ГАЗ-69 с 23 бойцами на помощь. По прибытии к острову в 11:30 Бубенин занял оборону совместно с группой Бабанского и 2-мя БТР. Огневой бой продолжался около 30 минут, китайцы начали обстрел боевых порядков пограничников миномётами. В бою Бубенин был ранен и решил направить БТР Љ 01 в тыл китайцам, огибая по льду северную оконечность острова, выйдя по протоке Уссури к выдвигающейся к острову пехотной роте китайцев, и начал вести по ней огонь, уничтожив роту на льду. Но вскоре БТР был подбит, и Бубенин принял решение выйти со своими бойцами к советскому берегу. Достигнув БТР Љ 04 погибшего Стрельникова и пересев в него, группа Бубенина двинулась вдоль позиций китайцев и уничтожила их командный пункт, однако БТР был подбит при попытке забрать раненых. Китайцы продолжали атаковать боевые позиции советских пограничников у острова. Помощь пограничникам в эвакуации раненых и подвозе боеприпасов оказали жители деревни Нижнемихайловка.
Около 13:00 китайцы начали отступление.
В бою 2 марта погиб 31 советский пограничник, 14 получили ранения. Потери китайской стороны (по оценке комиссии КГБ СССР под председательством генерал-полковника Н. С. Захарова) составили 248 человек убитыми.
Около 13:20 к Даманскому прибыл вертолёт с командованием Иманского погранотряда и его начальником полковником Д. В. Леоновым и подкрепление с соседних застав, задействованы резервы Тихоокеанского и Дальневосточного пограничных округов. На Даманский выходили усиленные наряды пограничников, а в тылу была развёрнута 135-я мотострелковая дивизия Советской Армии с артиллерией и установками системы залпового огня БМ-21 "Град". С китайской стороны готовился к боевым действиям 24-й пехотный полк численностью 5 тыс. человек.
3 марта в Пекине прошла демонстрация около советского посольства.
4 марта в китайских газетах "Жэньминь жибао" и "Цзефанцзюнь бао" вышла передовица "Долой новых царей!", возлагавшая вину за инцидент на советские войска, которые, по мнению автора статьи, "двинутые кликой ревизионистов-ренегатов, нагло вторглись на остров Чжэньбаодао на реке Усулицзян в провинции Хэйлунцзян нашей страны, открыли ружейный и пушечный огонь по пограничникам Народно-освободительной армии Китая, убив и ранив многих из них".
В газете "Правда" в тот же день была опубликована статья "Позор провокаторам!" По словам автора статьи, "вооружённый китайский отряд перешёл советскую государственную границу и направился к острову Даманский. По советским пограничникам, охранявшим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь. Имеются убитые и раненые."
7 марта уже посольство КНР в Москве подверглось пикетированию. Демонстранты также закидали технические здания на территории посольского комплекса пузырьками с чернилами".
(Китайцы после этого инцидента долгое время (едва ли не год) не позволяли персоналу УПДК смыть чернильные подтеки со стен. Пусть все любуются, как в СССР относятся к неприкосновенности диппредставительств).
14 марта в 15:00 поступил приказ убрать подразделения пограничников с острова. Сразу после отхода советских пограничников остров стали занимать китайские солдаты. В ответ на это 8 бронетранспортёров под командованием начальника мотоманевренной группы 57-го погранотряда подполковника Е. И. Яншина в боевом порядке двинулись по направлению к Даманскому. Китайцы отступили на свой берег.
В 20:00 14 марта пограничникам поступил приказ занять остров. Той же ночью там окопалась группа Яншина в составе 60 человек на 4 БТР. Утром 15 марта, после ведения с обеих сторон трансляции через громкоговорители, в 10:00 от 30 до 60 стволов китайской артиллерии и миномётов начали обстрел советских позиций, а 3 роты китайской пехоты перешли в наступление. Завязался бой.
От 400 до 500 китайских солдат заняли позиции у южной части острова и приготовились зайти в тыл к Яншину. Два БТР его группы были подбиты, связь испорчена. Четыре танка Т-62 под командованием начальника 57-го погранотряда полковника Д. В. Леонова атаковали китайцев у южной оконечности острова, однако танк Леонова был подбит (по разным версиям, выстрелом из гранатомёта РПГ-2 или подорвался на противотанковой мине), а сам Леонов был убит выстрелом китайского снайпера при попытке покинуть горящую машину. Усугубляло ситуацию то, что Леонов не знал острова и вследствие этого советские танки слишком близко подошли к китайским позициям, однако ценой потерь не позволили китайцам выйти на остров.
Через два часа, израсходовав боезапас, советские пограничники всё-таки были вынуждены отойти с острова. Стало ясно, что введённых в бой сил не хватает, и китайцы значительно превосходят отряды пограничников численно. В 17:00 в критической ситуации, в нарушение указания Политбюро ЦК КПСС не вводить в конфликт советские войска, по приказу командующего войсками Дальневосточного военного округа генерал-полковника О. А. Лосика был открыт огонь из секретных на тот момент реактивных систем залпового огня (РСЗО) "Град". Снаряды уничтожили большую часть материально-технических ресурсов китайской группировки и военных, включая подкрепление, миномёты, штабеля снарядов. В 17:10 в атаку пошли мотострелки 2-го мотострелкового батальона 199-го мотострелкового полка, и пограничники под командой подполковника Смирнова и подполковника Константинова с целью окончательно подавить сопротивление китайских войск. Китайцы начали отход с занятых позиций. Около 19:00 "ожили" несколько огневых точек, после были произведены три новых атаки, но и они были отбиты.
Советские войска вновь отошли на свой берег, а китайская сторона больше не предпринимала масштабных враждебных действий на данном участке государственной границы.
Всего в ходе столкновений советские войска потеряли убитыми и умершими от ран 58 человек (в том числе 4 офицера), ранеными 94 человек (в том числе 9 офицеров). Безвозвратные потери китайской стороны до сих пор являются закрытой информацией и составляют по разным оценкам от 100-150 до 800 и даже 3 тыс. человек. В уезде Баоцин расположено мемориальное кладбище, где находится прах 68 китайских военнослужащих, погибших 2 и 15 марта 1969 года. Информация, полученная от китайского перебежчика, позволяет считать, что существуют и другие захоронения.
За проявленный героизм пятеро военнослужащих получили звание Героя Советского Союза: полковник Д. В. Леонов (посмертно), старший лейтенант И. Стрельников (посмертно), младший сержант В. Орехов (посмертно), старший лейтенант В. Бубенин, младший сержант Ю. Бабанский.
Многие пограничники и военнослужащие Советской Армии награждены государственными наградами: 3 - орденами Ленина, 10 - орденами Красного Знамени, 31 - орденами Красной Звезды, 10 - орденами Славы III степени, 63 - медалями "За отвагу", 31 - медалями "За боевые заслуги".
После таяния льда выход советских пограничников на Даманский оказался затруднён, и препятствовать китайским попыткам его захвата приходилось снайперским и пулемётным огнём. 10 сентября 1969 года было приказано огонь прекратить, видимо, для создания благоприятного фона переговоров, начавшихся на следующий день в пекинском аэропорту. Немедленно острова Даманский и Киркинский заняли китайские вооружённые силы.
11 сентября в Пекине Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин, возвращавшийся с похорон Хо Ши Мина, и Премьер Государственного Совета КНР Чжоу Эньлай договорились о прекращении враждебных акций и о том, что войска остаются на занятых позициях. Фактически это означало передачу Даманского Китаю.
20 октября 1969 года прошли новые переговоры глав правительств СССР и КНР, удалось достичь соглашения о необходимости пересмотра советско-китайской границы.
Далее был проведён ещё ряд переговоров в Пекине и Москве, и в 1991 году остров Даманский окончательно отошёл к КНР.
В народе некоторое время бытовала легенда, что для уничтожения китайских войск было применено лазерное оружие огромной мощности, для питания которого на большей части территории СССР на несколько минут была отключена подача электроэнергии. В более "скромном" варианте легенды остров был обстрелян снарядами "объёмного взрыва", заряд которых был подожжён с помощью лазера. Говорили также, будто весь остров был заминирован настолько плотно, что в критический момент его полностью взорвали, стерев с лица земли.
Согласно сообщению газеты Le Figaro, в приложении к официальному печатному органу КПК, журнале Historical Reference, была опубликована серия статей, утверждающих, что СССР готовил ядерный удар по КНР в августе-октябре 1969 года. Согласно статьям, США отказались сохранять нейтралитет в случае нанесения ядерного удара по КНР и 15 октября пригрозили атакой на 130 советских городов".
(Авторская ремарка)
Оставим этот бред на совести китайского автора. Вряд ли американцы стали ради спасения лица, выжившего из ума Мао, пошли бы на собственное убийство. Ядерный потенциал двух сверхдержав в то время был примерно равен. А Китай сотрясало безумие "культурной революции".
Пекин. Чжуннаньхай. Август 1970 г.

Дядюшка Кан встретил меня более чем приветливо. При этом все время лукаво смотрел мне в глаза.
- Маленький Чжэн...
В словах этого полутораметрового коротышки, подобное обращение к почти двухметровому верзиле звучало как насмешка. Но кто бы позволил усомниться в любезности дядюшки Кана, для которого и я и все мои присные были лишь червями под его карающим каблуком.
Кан Шэн еще раз измерил взглядом мою долговязую фигуру. Черт! Неужели этот дьявол во плоти умеет читать чужие мысли. От такой догадки у любого другого мороз бы пошел по коже, но мне после потери моего возлюбленного было все равно, какой приговор вынесет мне личный инквизитор Председателя.
- Итак, Чжэн, - шипящий голос Кана обрел звучание наждачной бумаги, когда ею счищают ржавчину, - любому другому твой проступок на Чжэньбао стоил бы жизни. Но я испытываю глубокое уважение к твоему достопочтенному родителю и не хочу тревожить нашего великого вождя докладом о твоем недостойном поведении, которое я могу объяснить лишь случайным помутнением твоего разума. Это же так, Чжэн? Или ты действительно повредил рассудок?
Взгляд немигающих глаз дядюшки Кана буквально пригвоздил меня к креслу. Я был готов ко всему, но быть упрятанным в дом вечной скорби куда хуже смертной казни.
- Ну же, малыш Чжэн...
Насмешливое карканье шефа безопасности КПК давало надежду. Вряд ли его пусть даже показное благодушие соответствовало степени наказания, которое я заслуживал, отставив поле боя на Чжэньбао, чтобы унести тело Ли.
- Я виноват, достопочтенный Кан, и глубоко раскаиваюсь в своем недостойном поведении. Но больше всего мое сердце ранит сознание того, что я опозорил не себя, сам я всего лишь презренный червяк, но само имя моего любимого родителя.
- Очень правильные слова, мой мальчик. Я надеюсь, ты разделяешь наше мнение о том, что Конфуций глубоко заблуждался, когда на вопрос своего ученика Цзы-Юя: что такое сыновняя почтительность, ответил: ныне сыновняя почтительность сводится лишь к содержанию родителей. Но ведь содержат и животных. В чем будет тут отличие, если не проявлять самой почтительности? Почтительность к родителям должна проявляться в достойном продолжении их дела и в этом, я очень надеюсь...
Тут Кан Шэн выдержал глубокую паузу, - ...ты нас с досточтимым Ши Чжэ на этот раз не подведешь...
А вот теперь самое время поведать о моем отце, который накануне имел длительную беседу с Кан Шэном. Собственно эта беседа двух доверенных лиц Председателя и определила мою дальнейшую жизнь.
Родитель мой Ши Чжэ был сыном зажиточного крестьянина, благодаря чему сумел получить редкое для селянина среднее образование. Возможно, дед мой Си Чжэ потом заламывал от отчаяния руки, поскольку его дорогой сынок Ши связался с националистами из Гоминьдана. Он вступил в армию видного гоминьдановца Фэн Юйсяна. Позднее, когда в столице гоминьдановцев в Кантоне объявились посланцы Страны Советов, для передачи бесценного опыта удержания власти посредством насилия, папаша получил первые уроки красного террора. Однако готовить на месте заплечных дел мастеров для Поднебесной большевистским советникам оказалось не по силам, и в конце 1925 года двадцатилетний Ши Чжэ был командирован в Советскую Россию для получения особого военного образования. Тогда же он сблизился с некоторыми китайскими коммунистами, от которых он впервые услышал имя будущего председателя КПК Мао Цзэдуна.
Следует отметить, что идея создания марксистской партии в Китае не принадлежала ни одному китайцу. Она возникла в Москве, где в 1919 году по инициативе Ленина и Троцкого был создан Коммунистический интернационал, призванный распространять по всему миру модель русской социалистической революции. В мае 1920 года после триумфального шествия советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке Коминтерн основал в Шанхае свой центр, задачей которого было создание китайской компартии. Председатель Мао тогда еще не был коммунистом, хотя с одним из основателей КПК Чэнь Дусю состоял в доверительных отношениях. КПК была создана в августе 1920 года, и в начальный период своего существования старалась не противопоставлять себя Гоминьдану. Дело в том, что когда Сунь Ятсен был смещен с президентского поста генералом Юань Шикаем, который ранее служил императорскому двору, потом Гоминьдану, а потом самому себе, основатель Гоминьдана бросился в объятия Москвы. Тем более что пекинское правительство Юань Шикая отказалось признавать Страну Советов. Тогда же опытный советский дипломат Адольф Иоффе пошел на контакт с Сунь Ятсеном. Он писал Ленину: "Сунь стоил нам всего 2 миллиона золотых рублей". Цена признания Советов кантонским правительством Суня была невысока. Поэтому большевики и шли на союз с Гоминьданом, хотя китайские коммунисты заявили Москве, что финансирование Суня - бесцельная трата крови и пота России. Однако в руководстве самой КПК стопроцентного единства по вопросу о вхождении КПК в Гоминьдан, как агентуры Москвы не было. Так будущий председатель партии Мао Цзэдун поддержал московскую линию на внедрение местных коммунистических агентов в Гоминьдан.
В марте 1925 года на смену почившему в бозе Сунь Ятсену пришел его соратник Ван Цзинвэй. Энергичный политик, он приобрел известность в революционных кругах организацией неудачного покушения на императорского наместника. Если Сунь все-таки осторожничал в отношениях с Советами, то Ван полностью солидаризировался с эмиссаром Москвы Бородиным.
Михаил Маркович Бородин (Грунзберг) являлся одним из наиболее опытных сотрудников Коминтерна. Революционная молодость Грунзберга проходила в подполье сначала в Мексике, потом в Великобритании, где его быстренько повязали, подержали в тюрьме, после чего отправили восвояси. Именно такой человек нужен был Москве в качестве эмиссара в Поднебесной. И нужно отметить Бородин прекрасно справлялся с этой ролью практически, подчинив своему влиянию провозглашенное 1 июля 1925 года в Кантоне Национальное правительство Китайской Республики.
Ну а дальше? Дальше советские советники стали задумываться над проектом пролетарской революции в многомиллионном Китае. Но проблема состояла в том, что пролетариата в застывшей в средневековье Поднебесной практически не было. Тогда решили сделать ставку на крестьянство. Джина выпустили из бутылки, и китайские провинции захлестнула волна насилия. Устанавливая социальную справедливость, деревенская беднота стала грабить своих зажиточных соседей. Появились свои вожаки, свои головорезы и садисты. Терпеть эту "крестьянскую революцию" становилось невмоготу. Китай не Россия. Здесь во главе угла мироздания царят ритуал и традиция,а вот анархия и хаос нетерпимы.
Многие члены Гоминьдана были недовольны своими лидерами, попавшими под московскую узду. Нужен был лишь повод, чтобы очистить Гоминьдан от захвативших руководство в партии советских советников, а также их агентуры в лице членов КПК. И человек, способный совершить эту зачистку.
Повод дало пекинское правительство, которое было свободно от влияния Советов. В апреле 1927 года в руках "пекинцев" оказались документы, свидетельствовавшие о том, что Москва осуществляла в Поднебесной подрывную деятельность, направленную на свержение пекинского правительства и замену его марионеточной власть. Намек был более чем прозрачен. Националисты из Гоминьдана стали перед дилеммой: отмежеваться от русских и КПК, или признать свою марионеточную зависимость от Москвы.
Главнокомандующий армией Гоминьдана Чан Кайши отбросил в сторону колебания своих коллег и начал массовые аресты коммунистов. В списках подлежавших аресту оказались главный советский советник Михаил Маркович Бородин (Грунзберг) и будущий председатель КПК Мао Цзэдун.
В это тревожное время мой досточтимый родитель прибыл из Киева, где его обучали навыкам русского языка и кое-чему другому в Москву. Здесь он получал неплохую 80-рублевую стипендию и проходил подготовку в одном из военных училищ в Лефортове. Во время VI съезда компартии Китая, проходившего под Москвой, Ши Чжэ уже работал переводчиком.
Разгром китайских коммунистов инициированный новым вождем Гоминьдана Чан Кайши сорвал его возвращение на родину. У советских товарищей оказались свои соображения относительно его дальнейшей судьбы, так что молодой китаец, перекрещенный в Михаила Александровича Карского, в январе 1930 года был из рядов Красной Армии переведен в ОГПУ. Он выехал на службу в Сибирь, где почти семь лет проработал оперативником Особого отдела СибВО в Новосибирске.Здесь же он нашел свою жену Авдотью Евграфовну Новопашину, от которой я и унаследовал свою богатырскую стать.
В конце 1936 года Карский оказался в той группе особистов, которая влилась во вновь созданный отдел контрразведки УНКВД по Запсибкраю. В 1937-1938 годах, которые пришлись на пик сталинского террора, этот отдел перемолол по огромной тогда Новосибирской области многие тысячи арестантов, основная часть которых была расстреляна. Из представителей "враждебных национальностей" (немцев, поляков, прибалтов, а также и соотечественников моего папаши) тройка УНКВД обычно приговаривала к расстрелу более 90 процентов осужденных. Многие из попавших в чекистскую мясорубку китайцев почти не владели русским, и Карский помогал их допрашивать. Родитель и сам участвовал в арестах и пытках подследственных.
Еще одним китайским чекистом был Павел Ильич Сойкин (он же Чжан Ючжан, он же Ей Фейчжун). Он состоял сначала в компартии Китая, а затем в ВКП (б). До 1936 года являлся резидентом особого отделения Прокопьевского горотдела УНКВД по Запсибкраю. Он фактически руководил полком, состоявшим из тысячи с лишним интернированных после перехода советской границы китайцев, поскольку среди них только двое знали русский язык. Сойкин не только вербовал из китайцев агентуру, но и пользовался правом вести в горотделе НКВД следствие по арестованным соотечественникам, заняв там положение внештатного уполномоченного.
Однако весной 1937 года бывшего троцкиста Сойкина арестовали как "врага народа", затем пересажали и его интернированных подопечных. Вероятно, именно об этом арестованном рассказывал следствию в 1941 г. бывший оперативник отдела контрразведки УНКВД по Новосибирской области Л.А. Маслов. По словам Маслова, когда он допрашивал одного китайца-троцкиста, ранее исключенного из партии за брошюру о кантонской коммуне, в кабинет вошли несколько руководящих работников отдела и спросили, признается ли арестованный. Маслов ответил отрицательно, тогда начальник отделения Г.И. Бейман ударил китайца большой книгой по голове, а остальные бросились его избивать.
По словам чекиста, арестованный китаец "держался крепко, порвав на себе рубаху, заявил: "Меня японцы три раза арестовывали, избивали, угроз я не боюсь". Вскоре фамилия Сойкина оказалась в расстрельном списке из 86 обреченных, поданном 13 ноября 1937 г. новосибирскими чекистами на стол Сталину для осуждения всех по "первой категории".
Зато родитель мой оказался удачливей Чжан Юйжана (Сойкина). Хотя он тоже был уволен из аппарата УНКВД по Новосибирской области в ходе огромной чистки репрессивного аппарата, но перебравшись в Москву, стал заместителем директора 2-го интернационального детдома ЦК МОПР, а позднее сумел стать корреспондентом отдела печати Исполкома Коминтерна.
Я не думаю, чтобы он стал "шпионом смерти", потому что в этом случае дядюшка Кан Шэн и на дух не подпустил бы его к Великому Кормчему. А ведь родитель мой стал ни много ни мало помощником председателя Мао по безопасности и его личным переводчиком. Скорее всего, он попал в Китай по заданию НКВД следить за Мао, но был перевербован и дальше по наущению Кан Шэна стал "обратным шпионом жизни".
Не зря, перед тем как я, по его же воле, отправился в камбоджийские джунгли, родитель напомнил мне одну из заповедей Сунь-Цзы: "если ты узнал, что у тебя появился шпион противника и следит за тобой, обязательно воздействуй на него выгодой; введи его к себе и помести его у себя. Ибо ты сможешь приобрести обратного шпиона и пользоваться им. Через него ты будешь знать все. И поэтому сможешь приобрести и местных шпионов и внутренних шпионов и пользоваться ими.
Через него ты будешь знать все. И поэтому сможешь, придумав какой-нибудь обман, поручить своему шпиону смерти ввести противника в заблуждение.
Через него ты будешь знать все. И поэтому сможешь заставить своего шпиона жизни действовать согласно твоим предположениям".
Тогда же мой достопочтенный родитель сказал мне: "Чэнь, запомни хорошенько, раскрыть шпиона можно не только посредством пыток. Ими можно только посеять страх среди тех, кто никогда шпионами не был. В 1942 году в Яньани мы сумели заставить признаться в шпионаже сотни молодых добровольцев, которые думали, что революция это веселая прогулка по борделям. Люди не должны думать о себе и своих привязанностях. А вот о настоящих шпионах мы успевали "позаботиться без шума". Поэтому всегда думай: нужен ли тебе враг для пыточной забавы, или же его просто нужно втереть в землю как ничтожного червя".

Пномпень. 17 апреля 1975 года. 9. 20 часов утра (время местное)
Ну, вот ты и попался, мой маленький французик. Правда, француз ты лишь наполовину. Да и наличие французской крови, не дало бы тебе особых прав в секретном отделе SDECE , кабы не твой французский дядюшка Ален Бодэ.
Старая полицейская ищейка в колониальном Индокитае, Ален Бодэ сумел внедрить своих агентов практически во все политические организации, секты и тайные общества, которые как бамбук после сезона дождей стали прорастать в сороковые годы, когда нас с тобой, лягушонок Жан-Пьер, еще и на свете не было.
И кто бы знал, что когда-то нам придется столкнуться в Индокитае, где каждый из нас выполняет ту миссию, которая обязательно должна привести к смерти одного из нас.
Как гласит наша народная мудрость, "в одном лесу двух тигров не бывает". Хотя какой ты тигр, Жан-Пьер Колософф? Ты всего лишь жалкий французский лягушонок, пытавшийся барахтаться в болоте, где цаплей был твой дядюшка Ален Бодэ. Вот кто был охотником на лягушек, а ты жалкий дилетант, который решил выпендриться в самый судный день.
Ты надолго запомнишь этот день, мой французский лягушонок, потому что сегодня я переиграл тебя. И ты сдашь мне всю свою сеть, всех этих шпионов, которыми твой дядюшка Ален наводнил не только бывшую колонию, но сумел проникнуть даже в Чжуннаньхай.
Но дядя и племянник два разных человека. Как я и мой достопочтенный родитель. Разные люди, разные времена. Но все же, мы воспитанные в духе конфуцианства по иному смотрим на традиции и семейные ценности.
"Лучше не знать иероглифов, чем не знать людей". Эту народную мудрость мой достопочтенный родитель Ши Чжэ начал втолковывать мне, когда мы перебрались из Яньани в столицу Поднебесной.
Уже тогда, в самом начале 50-х годов он был уверен, что мой удел быть тем человеком, который решает судьбы многих, оставаясь в тени этих многих.
Когда шестнадцатилетним юношей я был представлен достопочтимому Кану, он обнял меня по-отечески и сказал, точнее, прошипел: "проникнись мыслями мудреца Сунь-Цзы".
Не знаю как ты, самодовольный русский француз, но я железно усвоил заповеди Сунь-Цзы относительно использования шпионов. Сунь-Цзы сказал: "Знание наперед нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путем заключения по сходству, нельзя получить и путем всяких вычислений. Знание положения противника можно получить только от людей".
Вот потому-то мне и удалось раскрыть твои карты, мой французский лягушонок, хотя ты был уверен, что сорвешь банк, используя такой козырь как пномпеньскую триаду "Белый лотос".
Но я переиграл тебя. Сегодня у меня в "Белом лотосе" есть шпион смерти, а у тебя в "Розовом лотосе" нет даже тени шпиона жизни. Ведь, в отличие от меня, ты так и не усвоил трактата мудреца Сунь-Цзы. Твоя ошибка, Жан-Пьер, заключается в том, что ты доверился "шпиону смерти". Но я не дам тебе быстро умереть. Сначала мы применим к тебе систему пыток "би-гунь синь", в которых столь преуспел мой достопочтенный родитель.
Правда, наслаждаться видом загнанной жертвы, мне пришлось недолго. Но зато я увидел диковинную "синюю птицу", которую мне послало само небо. Он ворвался на "Харлее", и я узнал в нем того самого русского офицера, который на злополучном песчаном островке Чжэньбао лишил меня моего Патрокла, моего незабвенного Ли. Правда, этот был моложе, но точная копия того русского дьявола, которого теперь я буду поджаривать на медленном огне его ада.
Но почему я, плетя густую сеть вокруг политической полиции Лон Нола, не прислушался к донесениям своих шпионов о странном русском кинокритике, который по нашей легенде переметнулся к людям из ЦРУ. Им занимался сморчок Лао из резидентуры посольства. Он затеял большую игру после того как сумел через одного из наших "шпионов смерти" заронить сомнение у резидента в посольстве СССР в лояльности этого "беспечного ездока". Бахвалился мне, что сумел завалить крупную дичь в советской агентуре в Пномпене. Но я увлеченный силками на француза оставлял все на потом, а делать этого было никак нельзя.
Откуда вдруг взялся сегодня этот русский шпион?
Говорили, что он достал всю пномпеньскую полицию своей бешеный ездой на "харлее". Похоже, совсем спятил с ума. Мы закинули им хорошенькую наживку на агента ГРУ Стрижова, который якобы перевербован агентом ЦРУ Сэнди Сэвиджом. Наживка, кажется, сработала. "Наш человек" в советском посольстве сказал: Стрижова отзывают на родину.
И вот теперь он на своем дико рычащем "харлее" врезается в толпу пномпеньцев, среди которых половина моих людей, с криком "Ше муа, Жан-Пьер!".
Лягушонок запрыгивает за спину русскому, и они уносятся в направлении бульвара Нородома.
Теперь мне только и остается, что дождаться камбоджийских хунвейбинов с юго-западного направления, а потом выпотрошить этот гнусный город, как начинающую тухнуть рыбу.
А после наша "культурная революция" покажется этим самодовольным идиотам детской забавой. Но я сделаю это!
Я найду и русского медведя, и французского лягушонка, и американского дьявола. Потому что Сунь-Цзы сказал: "Если шпионское донесение еще не послано, а об этом уже стало известно, то и сам шпион и те, кому он сообщил, предаются смерти".