* * *
В середине июля Ира рассказала о поездке своей дочери в Москву. Вернулась Наташа подозрительно быстро, объяснив, что поступать в этом году и не собиралась, а хотела всё разузнать и посмотреть на месте. Была не только в Строгановке, но и в Суриковском, и в Академии живописи, увидела работы абитуриентов. Говорит, что если писать, как они, то и учиться дальше не надо. Ира, вздыхая, подытожила, что деньги художнику плачены, скорее всего, зря. Да и не знают его в Воронеже — она уже со всеми преподавателями худграфа переговорила, никто его работ не видел и ничего о нём как о художнике сказать не может.
Вскоре встретилась Наташа, горевшая желанием поделиться столичными впечатлениями. Оказывается, её дядя Миша — двоюродный брат Николая — женился в третий раз, причём на своей студентке, которая всего на год старше Наташи, у них уже есть ребёнок — годовалый Кирюша. С женой дяди Викой Наташа подружилась. Дядя Миша — кандидат экономических наук — кроме пединститута преподаёт ещё в трёх коммерческих вузах, дома только ночует, зато денег зарабатывает немеряно. Наташа была в Москве во время сессии и пришла в восторг от того, сколько пакетов с деликатесами приносит дядя после каждого экзамена:
- Представляете, почти в каждом пакете — икра! Про сырокопчёную колбасу я уже не говорю. А ещё кофе, чай, дорогие конфеты!.. Коньяк, шампанское тоже в каждом пакете! Но дядя сейчас совсем не пьёт, каждое утро у него начинается с зарядки и холодного душа, ест понемногу, похудел. Жена молодая, как иначе?
Слушая гастрономические восторги наголодавшейся Наташи, понимала, что ждать какой-то нравственной оценки этих пакетов от неё не стоит. И нет смысла говорить о том, что сама я никогда не беру шоколадок и конфет у пациентов, а приносят часто. Взять что-то у несчастного, обездоленного ребёнка или его матери в моём понимании низко: они сами редко видят шоколад и конфеты, да и не должны они мне ничего — я должна им. Только такие взгляды лучше держать при себе: их сейчас мало кто разделяет.
Наташа говорила, что Николая недавно на полгода лишили прав: был у друга в гостях в деревне; как обычно, сел пьяный за руль; въехал в чей-то забор, кур передавил, в сарай врезался.
- Ну почему, почему папа такой пассивный, нецелеустремлённый?! Они же с дядей Мишей в одной деревенской школе десять лет за одной партой просидели! Дядя Миша — доцент в столичном вузе! А папа кто?! Они с Танюхой не ругаются матом, они разговаривают матом! Они, наверное, и думают матом!
Что я могла ответить возмущавшейся Наташе? Что трудом и целеустремлённостью не всегда можно пробить стену, которую поставила перед человеком судьба? Что способности — память, внимание, логика — даются (или не даются) человеку от рождения? Что сама я бьюсь как рыба об лёд и ничем не могу помочь детям с диагнозом (а точнее — с приговором) «умственная отсталость»? И что никто и никогда не научится превращать не очень умных людей в очень умных?
Я помнила, как учился Николай в вечернем техникуме. Ира приносила из библиотеки пачки книг, нумеровала и подчёркивала карандашом абзацы, которые надо вставить в контрольную; он, вроде бы, пыхтел, писал, а выходил бессмысленный бред. Математику, физику, электротехнику — всё решал папа. Ира делала контрольные по общественным наукам и по немецкому. Диплом Николю написал преподаватель пединститута, за хорошие деньги, разумеется.
Николай сейчас мало интересовал меня: его жизнь давно определена, и никто уже не заставит его жить как-то иначе. А Наташа? Она собирается ещё год рисовать, рисовать и рисовать - «набивать руку». Но чтобы поступить в Строгановку, нужен талант — то, что дается человеку очень редко. И если таланта не дано, то взять его негде.
В один из последних дней августа встретились с Ирой в гастрономе и долго разговаривали. Оказывается, накануне Наташа буквально «сцепилась» с Нинкой.
- Знаешь, я всегда была благодарна Нинке за то, что она время от времени устраивает Наташе проработки: если мою дочь не одёргивать, не возвращать с неба не землю, она может так занестись… А вчера Нинка как с цепи сорвалась: стала кричать, что поступать в институт Наташе не надо, что вообще высшее образование не для неё. Наташе сначала вяло отбрёхивалась, а потом высказалась по полной: «Вам, тёть Нин, вершины высшего образования не покорились, вот вы и завидуете тем, кто к чему-то стремится», «Следуя вашей логике, моя мама должна помогать вашему Лёше получить высшее образование, а мне один путь — в прислуги».
Ира давно уже замечает, что Нинка далеко не всегда ведёт себя культурно. С Майей Петровной уважительна, Виктор у неё всегда прав, а вот на сыновей может орать так, что стены трясутся. О людях: знакомых, соседях — высказывается резко, грубо.
- А обо мне что говорит? — вставила я свои «три копейки».
Ира не задумалась ни на мгновение:
- Ты удивишься — я сама удивляюсь, — но ни о тебе, ни о твоей семье она вообще не упоминает, как будто вас нет.
- И это радует — засмеялась я.
С недавнего времени Ира стала считать, что к Нинке применимо понятие «десоциализация»: она отвыкла от полноценного общения с людьми, подруг, кроме Иры, у неё нет, семья да кое-кто из родственников Виктора, с которыми видится редко, да и не так чтобы хорошо ладит. Только хозяйство — вырастить, убрать, продать или в банки закатать — быт, быт и ещё раз быт.
Я призадумалась. О десоциализации как таковой тут, наверное, речь вести нельзя, но частичная дезориентация в социальной жизни, скорее всего, наметилась. Вспомнился голос Нинки — гортанный, резкий. Ира согласилась со мной: по интонациям можно много сказать о человеке; у Нинки, например, бедные интонации, а если ей что-то не нравится, сразу срывается на крик и долго не может успокоиться.
- Знаешь, — продолжала Ира, — я смотрю на Нинку: богато одета, ярко накрашена, голова всегда высоко поднята — идет, никого вокруг не замечает, — а ведь она жутко невежественна. Пример? Пожалуйста. Вчера она сказала, что нет такой профессии — стилист. Когда Наташа объяснила, чем занимаются стилисты, Нинка заявила, что они никому не нужны: каждая женщина сама знает, во что ей одеваться, какую делать причёску и как краситься. Дочь моя видно совсем «оперилась», говорит Нинке, что хочет: «Вам бы, тёть Нин, советы стилиста уж точно не помешали. Носите постоянно узкую юбку, а ноги — это ваше слабое звено, их надо скрывать, а не выставлять на всеобщее обозрение». Нинка, действительно, последние годы носит только джинсовые юбки, узкие, до колена, с разрезом. Это понятно: постоянно ездит в машине, а джинсовая юбка немаркая и не мнётся. Но ведь можно фасон другой выбрать: подлиннее, пошире внизу. Тут Наташа права, конечно: к чему ноги кривые на всеобщее обозрение выставлять?
- Ну, теперь вы с Нинкой разругались надолго? — поинтересовалась я.
- Да хватит тебе, — отмахнулась Иринка, — как поругались, так и помирились. Да я, собственно, и не участвовала в их споре. Мне Наташа потом высказала: «Как ты можешь молчать, когда чужая тётка меня так «поливает»? Я же всё-таки твоя дочь». А как сама со старшими разговаривает — не замечает.
В сентябре Ира наконец уговорила свою дочь показать работы преподавателям худграфа. К тому времени удалось кое-что узнать об Игоре Львовиче — художнике, с которым Наташа занималась. Конечно, Игорь Львович — профессиональный художник, кое-чему может научить и кое-чему научил. Но с этим кое-чем не стоит даже мечтать о Строгановке или Академии живописи: художественно-графический факультет пединститута — это предел. С условием, что Наташа будет заниматься на подготовительных курсах.
- Знаешь, — сказала Ира, — я так наголодалась за прошлую зиму и весну, что просто счастлива, что Наташа согласилась на подготовительные курсы: по сравнению с тем, сколько мы платили этому Игорю Львовичу (будь он неладен!), курсы стоят копейки.