Танго у ростральных колонн. Глава 23

Дарья Щедрина
                Глава 23.
                Суд или судилище?

Дежурство подходило к концу. Ксения собирала вещи в сумку и с раздражением думала, что из-за истеричной пациентки из восьмой палаты, что всю ночь дергала дежурный персонал, ей не удалось написать ни строчки. А Марина Львовна звонила и напоминала о сроках сдачи романа как раз накануне дежурства.

Бросив взгляд на часы, Ксения набрала номер и поднесла телефон к уху:
- Алло, мам, я закончила дежурство и еду домой. Нужно заходить по дороге в магазин?
Но в ответ раздалось нечленораздельное мычание. Ксения с удивлением посмотрела на мобильник в своей руке. Неужели мать с утра пораньше опять пьяна? После смерти Ники жизнь семьи словно надломилась, превратилась в безрадостное и бессмысленное существование. Лариса Сергеевна же как-то сблизилась с Аркадием Петровичем, и они все чаще на пару предавались грустным воспоминаниям под успокоительный перезвон стаканов с выпивкой. Эдак мать совсем сопьется. Ксения очень тревожилась за мать, но пока не могла придумать, как отвадить ее от этого пагубного занятия. Уговоры не помогали.

Она повесила рабочий халат в шкафчик, взяла сумочку и вышла из сестринской в коридор. Мимо нее на каталке санитары в синей форме везли нового пациента из реанимации. Девушка проводила новичка безразличным взглядом, как вдруг в сознании точно вспыхнула молния: она узнала этого человека.
- Кать, в какую палату новенького повезли? – спросила она у своей сменщицы, старательно сдерживая волнение в голосе и провожая взглядом каталку.
- В платную. Очередной богатенький. – С долей презрения ответила та. - А им, ты же знаешь, лежать в общей палате с другими больными не с руки. Им отдельную палату подавай. Благо денежки на оплату не переводятся. А что?
- Нет, ничего… Я просто так спросила. Ладно, Катюш, спокойного дежурства тебе! – Приветливо улыбнувшись, Ксения быстро пошла по длинному больничному коридору к выходу с отделения.

«Это знак судьбы!» - думала она, торопливо спускаясь по лестнице. Человек, сломавший жизнь ее матери, лишивший ее саму возможности обрести простое человеческое счастье, волею судьбы оказался именно на том отделении, где работала Ксения. Сердце глухо стучало, отдаваясь в висках. А ведь, если подумать, то и в смерти Ники косвенным образом виноват он! Если бы он не бросил мать тогда беременную без поддержки и заботы, то вся ее жизнь сложилась бы по-другому. Она смогла бы закончить учебу, получила бы хорошую профессию, нашла бы хорошо оплачиваемую работу. И в конце концов не встретила бы Аркадия Петровича, не вышла бы за него замуж, не родила бы Нику и Киру. Всю жизнь мучаясь с пропойцей, постоянно борясь с нищетой, что могла дать дочери мама? А Нике всегда хотелось лучшего. Она связалась с этими страшными людьми от безысходности. И причиной того безысходного тупика, которым оказалась жизнь мамы, был Сергей Константинович Клементьев.

На улице Ксения остановилась, подставляя ветру разгоряченное лицо, чтобы немного успокоиться. В душе клокотала черная ненависть. Ники нет. Кира никогда не встанет из инвалидного кресла. Мать медленно спивается за компанию с Аркашей. Сама Ксения бьется как рыба об лед в тщетных попытках удержать семью на плаву. Она потеряла Андрея, а теперь может потерять и связь с издательством «Арена», если не успеет вовремя дописать роман. И человек, который является отправной точкой всех этих бед, спокойно отдыхает в отдельной платной палате!! Боже, где справедливость?! Она бросилась бегом по улице, расталкивая прохожих, вымещая обиду на судьбу. Злые слезы текли по щекам, но она их не замечала.


                ***
Она старательно сдерживала собственное нетерпение, разнося таблетки по палатам, выполняя плановые назначения врачей. Капельницу больному из платной палаты Ксения оставила «на закуску», когда жизнь на кардиологическом отделении уже стала затихать. Пациенты готовились ко сну.
Держа в руке штатив для капельницы, Ксения медленно открыла дверь. Клементьев – старший лежал в кровати с закрытыми глазами. Нездоровая бледность лица и серые тени под глазами свидетельствовали о том, что больной на самом деле еще очень слаб. Если бы не поток тяжелых инфарктных больных, вдруг обрушившийся на больницу, его бы еще несколько дней продержали в реанимации. Тонкие провода тянулись от груди Сергея Константиновича к монитору, по которому неторопливо бежали зеленые всплески светящейся линии кардиограммы.

- Здравствуйте, Серей Константинович, - с усмешкой произнесла Ксения, ставя штатив возле кровати.
Больной медленно открыл глаза. Он не сразу ее узнал то ли из-за слабости, то ли белый халат и такая же шапочка сильно меняли облик девушки, делали его неожиданным, необычным.
- Ксения?.. – удивленно прошелестели бледные губы.
- Да, это я, Сергей Константинович. Не ожидали меня здесь увидеть? А оказывается бывшая подруга вашего младшего сына работает здесь медсестрой. Вот такой зигзаг судьбы.
Она деловито готовила капельницу, подвешивая на штатив пластиковый пакет с лекарственным раствором.
- Что это вы разболелись? Или совесть покоя не дает?
Клементьев удивленно приподнял брови:
- О чем вы?..
Ксения склонилась над ним, точным, быстрым движением введя иглу в вену. Больной только поморщился.
- А вы не понимаете о чем?

Она с интересом рассматривала лежащего в кровати человека: он ведь лет на десять старше мамы, но выглядит крепким, моложавым, несмотря на болезненную бледность, дряхлость еще не коснулась его, болезни не высосали все жизненные соки из его тела. Конечно, хорошее питание, здоровый образ жизни, неусыпная забота любящей жены и сыновей, а, главное, деньги в немереном количестве – вот рецепт долгой и счастливой жизни!

Ксения почувствовала, как в глубине души начинает бурлить, поднимаясь как взбаламученный ил со дна, ненависть. Мама, бедная, убитая горем, замученная жизнью, вымотанная нищетой, одурманенная алкоголем, стареет на глазах, сохнет, превращается в собственную тень. А этот…
- Я о том, Сергей Константинович, что болезни нам, людям, обычно даются в наказание за грехи. Разве вы со мной не согласны?

Тяжелые, набрякшие веки моргнули, прикрыв на мгновение темные, как у младшего сына, глаза. Он явно не понимал, о чем ведет речь его медсестра.
- Или вы, как самоуверенный глупец, наивно полагаете себя безгрешным?
- Не понимаю, - пробормотал больной, - вы меня в чем-то обвиняете?

Он посмотрел на Ксению таким по-детски невинным взглядом, что она не выдержала и зашипела, склонившись над изголовьем кровати:
- Да, обвиняю, и у меня на это есть все права! Но мне, уважаемый господин Клементьев, очень хочется, чтобы вы потрудились и вспомнили все свои грехи сами. Представьте себе, что вы попали на божий суд. Пришло время отчитаться за все те подлости и пакости, за все обиды и предательства, что вы творили всю свою жизнь. Вспоминайте! А я скоро приду и выслушаю ваше покаяние. И тогда решу, стоит ли отпускать вам ваши грехи.

Она долго буравила ненавидящим, уничтожающим взглядом лежащего перед ней человека, искренне надеясь, что сам этот взгляд доставляет ему боль. А он молчал, прижав к груди свободную от капельницы руку и растерянно вглядываясь в ее лицо. Понял ли он, что его ждет впереди? Скорей всего, как и любой человек, понадеялся, что чаша сия его минует. Наивный! Ксения усмехнулась, не скрывая своего торжества. Этот человек был в ее власти. Она держала в руках тонкую нить его жизни. И только от нее зависело, порвет она эту нить или нет. Скривив губы в презрительной усмешке, она повернулась и вышла из палаты, не обратив внимания на сбившиеся с нормального ритма пики кардиограммы на экране монитора.

С минуту, оставшись один, Сергей Константинович лежал неподвижно, потом потянулся свободной рукой и с трудом нащупал на прикроватной тумбочке свой телефон. Удержать скользкий плоский брусок мобильника в слабых пальцах оказалось делом непростым. Он долго что-то набирал на экране, тыкая большим пальцем в мелкие буквы, промахиваясь и снова набирая. Это простое действие отобрало у него последние силы и, закончив набирать текст смс-сообщения, он дрожащей рукой пристроил телефон к стоящей на тумбочке бутылке с минеральной водой, и обессиленно откинулся на подушку.

Минуты тянулись мучительно долго, утекая и растворяясь в ночной мгле за окном. Когда емкость с лекарственным раствором почти опустела, дверь палаты распахнулась и вошла Ксения со шприцем в руке. Глаза ее азартно сверкали, на губах играла злая усмешка.
- Ну что, подумали, вспомнили свои прегрешения, Сергей Константинович?
Она остановилась в изножии кровати, глядя ему прямо в глаза.
- Я не понимаю…о чем вы, - прошептал он, еле ворочая языком.
- Ах, не понимаете?! Да все вы понимаете, только прикидываетесь. Чистеньким хотите казаться? Не выйдет! Вспомните, как тридцать лет назад, работая в фармацевтическом институте, вы соблазнили студентку -второкурсницу. Ее звали Лариса Долинина. Помните? – Ксения склонилась ниже, будто пыталась надавить на него.
- Нет… не помню…
- Конечно, немудрено! За годы преподавания на кафедре вы же соблазнили немерено таких вот наивных дурочек. Где уж тут всех упомнить? Да и для вас они все, наверняка, на одно лицо были: молоденькие, хорошенькие, свеженькие, околдованные вашими романтичными речами, загипнотизированные вашим нежным голосом, завороженные вашими умелыми ласками. Прелестные живые игрушки для ваших жестоких игр. Поиграли и выбросили за ненадобностью и тут же забыли. Так все было?

Пациент молчал, глядя на нее непонимающим взглядом. От собственной пламенной речи Ксения распалялась все больше и больше, входя в роль верховного судьи.
- Лариса Долинина забеременела от вас. И это на втором то курсе! Она испугалась, растерялась, не знала, что делать. Она пришла к вам в надежде на помощь и поддержку. А вы цинично посмеялись над ней и выгнали на улицу. Вам было плевать на то, что одним махом вы перечеркнули всю ее жизнь, на то, что ваш ребенок будет расти в нищете безотцовщиной. Вы вычеркнули ее из своей памяти и больше не вспоминали никогда, наслаждаясь счастливой семейной жизнью, заботясь о своих сыновьях, балуя свою жену. А бедная студенточка, которой вы походя сломали жизнь, выплакала все слезы, прошла через позор и унижение, вынуждена была бросить институт и кое-как растить ненужного вам ребенка.

- Послушайте, Ксюша, - голос Сергея Константиновича прозвучал так неожиданно, что Ксения осеклась и с удивлением уставилась на него, как будто не предполагалось, что он еще может говорить, - это бред какой-то. Вы можете мне не верить, но я никогда не изменял своей жене, потому что очень ее любил. Не было никаких студенток-второкурсниц. Вас ввели в заблуждение.
- Что?! – Ксения пришла в ярость и метнулась к больному, склонившись у его изголовья, шипя злобным шепотом ему в самое ухо. – Не врите, подлый лжец! Вы сломали жизнь моей матери Ларисе Долининой, вы сломали жизнь мне, вашей дочери, вы сломали жизнь всей моей семье. Вы подлый, мерзкий тип, даже на пороге собственной смерти не можете признаться в преступлении, потому что вы трус! Я вас презираю и ненавижу! Будьте вы прокляты и горите в аду!

Лежащий на кровати человек дернулся, попытавшись схватить ее за руку, но она решительно всадила иглу в прозрачную пластиковую трубку капельницы и быстро надавила на поршень шприца. По экрану монитора замелькали, сбиваясь в кучу, частые зеленые всплески. Цифры в углу экрана, показывающие число сердечных сокращений, мгновенно перевалили за сотню, став трехзначными. Запищал на высокой ноте сигнал, замигали красные лампочки на приборах. Ксения быстро отключила питание монитора, вырвав вилку из розетки, и, бросив полный ненависти взгляд на своего врага, вышла из палаты, спрятав пустой шприц в кармане. А пациент бессильно вытянулся на кровати, так и не сумев вытащить иглу капельницы из свей вены.

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/06/17/1211