После ночи, как после ломки,
горстку утра зажав в руке,
умываешься у колонки,
повисая на рычаге.
На припёке собака Линда
снова лижет запавший бок.
Невесомо и несолидно
время катится в водосток.
Стопка вафельных полотенец,
на диване колючий плед,
наконец-то уснул младенец,
тот, которому тридцать лет.
Замечтаешься на обрыве,
там, где к морю ведёт тропа,
что не будет его счастливей,
хоть не будет совсем тебя.
Всё уймётся само собою,
ссоры, стыд и вся недолга -
как на спуске крутом к прибою
неизменно скользит нога...
Сколько можно хранить у сердца,
пересчитывать до утра
эти ветхие полотенца -
слёзы прошлые утирать?