С позиции взвода – опять стрельба в ответ на пулемётную. «Ясно: Лютому не до меня», - подумал Коркин. – «Да куда этот японец денется». И он осторожно пошёл на выстрелы. Правда, когда подкрался, стрельба затихла.
На позиции новое: за корягой-выворотнем сидела Петрова со свежей повязкой на левом предплечье; рукав гимнастёрки закатан до плеча. Курила отрешённо.
В промоине справа – трое бойцов; их перевязывала «главврач» Клава Гомон. Ниже двое лежали ничком, и на них уже не обращали внимания.
Комвзвода и Лютый, видимо, только что закончили доклад заместителю комроты капитану Квашнину (пришёл с доктором?). Эта троица сидела за бугром в отрытой яме. Впрочем, и бойцы худо-бедно окопались или обложились камнями.
Лютый заметил Сергея,, чего-то шепнул начальству и не пригибаясь подошёл к «толмачу» с крепкой палкой в руке:
- Жив самурай? Молчит? Ничего, скоро добить попросит. Но прежде всё скажет.
- Вроде жив, - ответил Коркин. – А что с Петровой?
- Злая она: стрельнула по пулемётчику, да промазала. Без оптики ведь. А тот в ответ её зацепил из винта. Добил бы, да мы огонь открыли, на себя вызвали. Тот Евсеева убил; вон лежит с Кравцовым, что из тылового принесли. Ладно, пошли!
Попутно Лютый достал нож-комби с шилом, штопором и даже ножницами; похвалился: «из Германии трофей».
Японец сидел совсем обмякший. Бойцы увидели, что правая штанина его залита свежей алой кровью, жгут стянут до щиколотки. Каблук левого ботинка весь в крови. Лютый палкой задрал капралу голову, глянул в узкие застывшие глаза и заключил:
- Сдох. И как изловчился?
- Бу току кай, - напомнил Коркин. – Они вообще могут левой ногой чесать за правым ухом.
- Пошли отсюда, - сказал сержант, выбросил палку и спрятал нож.
Шли они не оглядываясь; но Сергей вдруг спросил:
- Товарищ сержант, а почему Вас Лютым зовут? Кличка или позывной?
- Нет, по фамилии. Лютиков моя фамилия. В сорок первом был я Лютик. В школе говорили: Вова Лютик – мухи не обидит.
Лютый и Коркин подошли к капитану, прервав его разговор с Петровой. Сержант показал кулак, оттопырив большой палец вниз, как римлянин. Капитан кивнул: «Понял».
- Я его отсюда едва вижу, - продолжила Петрова. – А глаза у меня, как у голубя. Метров шестьсот будет; какое уж тут превышение! Вот и «дуй в тысячу»…
- Майор хотел даже авиацию вызвать, хоть один штурмовик. Связался по радио; но в штабе высмеяли: если на каждый пулемёт по самолёту… Все на задании. Разве что к вечеру, - сказал капитан.
- Рюкзачок у японца за спиной. Может, боезапас кончается - бежать собрался? – добавила Петрова.
- Ранец за спиной? – уточнил капитан. – А патронов они оставляют завались.
- Нет, рюкзак мягкий. Видно, жратва там и шмутки.
Появился связной Филя и, с разрешения капитана, доложил старлею:
- Майор считает, что японцев штук сто пятьдесят; вряд ли больше, раз у них заслон был десяток. Приказ: оставить дюжину автоматчиков для защиты Петровой. Остальным россыпью тихо вниз к дороге у моста. Он атакует справа, тогда и вы – в лоб. Вот тут снайпер не зевай. Атаки ложные – лишь бы самурай вертелся.
- Дюжина для Петровой – не мало? – спросил комвзвод-3.
- Он сказал, япошки против автоматов не попрут с винтовками. На крайняк – отойдёте. Да, вот твой бинокль; еле забрал у смерша. Задержался из-за него.
- Дай сюда! – Петрова жадно выхватила бинокль у Фили. – Вот что мне надо! Раз мосинку не нашли, пойду со светой драной.
И, повернувшись к капитану:
- Разрешите идти?
- Ну, красноармеец, учить тебя не надо: битая уже. Но…
И он махнул рукой.
Пока выделяли защиту снайперу, делили боезапас и готовили эвакуацию раненых и убитых, вдруг… вернулась Петрова:
- Товарищ капитан! В бинокль разглядела: пулемётчик – японка. Молодая. И – ребёнок у неё в рюкзаке. Лишь головка торчит.
На минуту все оторопели.
- Да…, - протянул старлей. – Немки в Берлине посылали своих детей лет тринадцати с фаустами против танков. Но сами с младенцами – такого не было.
- Значит, никуда он,… то есть она, не убежит, - сказал капитан. – Приказ тебе, Петрова, прежний: лови момент. А мы его организуем. Попробуем отвлечь мамочку разговором. Коркин, в мою группу!
Часть группы спустилась с горки быстро, нёсшие раненых и убитых отстали.
- Обойти башню взводом пехоты можно, - сказал майор, - но долго: разведка минное поле нашла. Да и объехать не выйдет: левый берег – болото. Деревню занимать не будем – похоже на приманку. Пулемётчик блокирован – не уйдёт самурай.
- Баба это, - огорошил его капитан. – Молодуха с младенцем. Разрешите её отвлечь разговором, чтобы снайпер влепила ей в ухо. Толмача разведка доставит под мост.
Майор задумался на минуту, нахмурился и сказал:
- Действуй! Этой… есть что терять.
Трое разведчиков провели Сергея по ивнякам, потом – вброд, заставили ползти под низменным левым берегом прямо по мелководью. Наконец он оказался за каменным быком моста на вражьем берегу.
- Не расслабляйся, - сказал ему ефрейтор Галкин и показал вверх. – Мёртвой зоны у тебя – метр. А до башни – семьдесят.
Коркин глянул: доски моста были пробиты кое-где, свежие щепки лежали у его ног.
Сложив рупором ладони, он закричал:
- Анонэ! Анонэ-э!!
В ответ – очередь из пулемёта; с полдюжины пуль попали в воду, подняв фонтанчики почти на метр в сажени от ног Сергея.
- Кийтэ, кудасай! Хасся суруна! Кодомо ва икитай дэс!
- Переводи мне, - сказал сержант. – Особист велел. Память у меня хорошая…
- Я сказал: слушай, не стреляй, ребёнок хочет жить, - пояснил Сергей. «И тут смерш», - успел подумать он. «По словарю меня проверит?».
Пулемёт не ответил; и это казалось успехом.
- Ватакситати ва гюню-о аримас! – развил атаку Коркин. Торопливо перевёл Галкину:
- У нас молоко есть.
- И спросил зачем-то:
- Найдётся в роте молоко?
- Сисю дашь! – ухмыльнулся разведчик. – Эта баба десятка два наших положила.
«Врать так врать», - решил Сергей. – «Ну, есть же ложь во спасение; как раз этот случай». И он прокричал:
- О-тэнно ва мэйрэй-о кудасаимасьта! Хэйва га…! Го-дзондзи-ни наримас ка?
- Что ты барабанишь? – напомнил ему ефрейтор.
- Император приказ пожаловал. Мир уже. Вы знаете? – машинально сказал Коркин.
- Во врёт! – прошептал Галкин разведчикам. И покрутил головой: «Военная хитрость».
Пулемёт молчал. Но молчала и винтовка Петровой на сопке. Вряд ли она слышала там, да уж точно: ничего бы не поняла.
Пулемёт молчал. Выстрела, любого, ждали все. И рокоссовцы у подножия сопки. И первый взвод за выступом скалистого отрога. И разведвзвод в ивняке. Тихо вокруг…
Через две-три минуты – выстрел из СВТ; сразу второй, третий, ещё… Рванул побитый первый взвод: «Ур-ра!». Рванули рокоссовцы, молча. Первыми на мост влетели разведчики, с молитвой в душе «Господи, пронеси!».
Не прозвучало ни выстрела. Вылезли из-под моста Коркин и его «конвой» и с наслаждением стали стаскивать с себя насквозь мокрую форму, вдруг ощутив, что им холодно.
У башни стояли бойцы, смотрели вверх и ждали чего-то. Сергей лежал на горячем песке; душа пела: «Десяток фраз, и всё кончилось. Сколько жизней спасено! Не зря мучился, по ночам учил этот язык!» Шевельнулось: «Может, и медаль дадут?»
А в это время Лютый докладывал майору:
- Встала вдруг Петрова, бледная, как мел. СВТ не взяла. Идёт к нам открыто, бинокль в руке. Пацаны, говорит, она… японка… сначала младенца… ножом. А потом – себя.