(польский оригинальный текст см. под переводом)
«Opis domu poety», Konstanty Ildefons Galczynski
перевод с польского
Я рад, что наконец узнаем мы друг друга,
уже зимой, моя шотландская кузина.
Наш малый дом с его лесистою округой
я опишу от пропилея[1] до камина.
Кастор и Поллукс[2] — братья, что у входа встали,
лицом друг к другу, выше — вид фронтона,
где милый свет ложится с небосклона
лучами теплыми, как струны на гитаре;
сказать по правде, не в восторге люди аркой;
был зодчий пьяница, филон и лодырь жалкий.
Здесь, у колонн, калитка, рядом тешат око
звоночка два: вот черный, вот зеленый;
тот черный — для гостей, что ходят невысоко,
другой — для тех, кто прибыл бричкой конной.
Как ни звони, важно терпение по сути,
и плохо, если злость у нас в совете.
тут надо знать, что любит заливать в буфете,
в пасьянс играя добрый наш Пафнутий.
Но если же калитка распахнется сразу,
вперед два шага и валяйте на террасу:
с окном на запад, широка, как пляж для лова;
и всяк здесь размечтается погреться,
и растоскуется по звездам вдруг без слова;
так часто здесь молчу я с дамой сердца,
и мыслю, Флора, что в Шотландии всё то же,
что ночка лунная — то ночь с луной, похоже.
Терраса хороша! Сменить бы балюстраду;
ступени в сад, с того — к другому саду,
сад — к лесу, а в лесу — дубов лощина,
но вот о том... в другом письме, кузина.
Войдем же в дом: подсвечником голландским
я горд, что над столом сверкает шилом,
у прадеда давно еще служил он,
его печали золотя огнем дворянским,
от деда перешел к отцу, а я мечтаю с братом,
что сын мой или дочь вручат его внучатам.
Уж если мы при лампах, то позволь, кузина,
тебе созвездия всех ламп у нас представить:
одни из них — как светляки блестят картинно,
другие же — огнем светил хотят забавить;
висячие, стоячие, из дерева, из глины,
на них цветы, зверушки, рыбы, серафимы...
Их столько всех, поверь, что ты б не угадала,
как все луной засветят дружно из-под рампы,
где рыбы ринут и цветы взлетят с шандала,
кто в доме том: я с дамой сердца или лампы?
А на одной из ламп из буйволова рога —
гроза всей Балтики — петух морской от бога;
на шелковом шнурке сия особа пляшет,
но я сниму его, коль на' сердце не ляжет,
ведь не хочу, чтоб вдруг разжегся худший
чрез петуха морского бой на кромках суши.
Теперь послушай: на стене висят две полки
под надписью NARCOTICA, VENENA…
Кузина, не дрожи, ведь здесь живут не волки,
лишь шутки ради вставил для катрена;
из двух ларцов, что в полках, аромат задорный
летит к ноздрям моим: там чай и кофе черный,
изыски королей и прихоть хмурой пани;
с огнем не сыщешь лучше и в Британии,
гляди за кипятком лишь в жбане оловянном,
да в чайнике фламандском горстку завари же;
чей запах терпкий в пурпуре рубинов рьяном,
нигде, поверь, такой не варят чайной жижи,
и хоть не лучший по сравненью с чаем князя,
вождя карикатур, магната каламбуров, —
из райских лепестков запаривает в вазе
сей чай слуга Зарубы Ежи[3] для авгуров!
Вернемся к теме: из камина блещут свечи
лозой раздвоенной, горя зеленым светом.
Ах, печи — бред, родная! К чёрту эти печи!
Да здравствует камин! Гори сто лет поэтам!
Заруба рек бы тут, шутник и мастер кухни:
питьё нам ерунда, пока камин не тухнет.
(Не тот поляк, что — от трактира до трактира,
а тот, что в доме при камине ищет мира.)
А при камине том орехи уж на блюде,
дед, банка с медом, кресло из телячьей кожи,
где также подле полки с книжками в причуде —
Гораций[4] с Плинием[5], — на два луча похожи,
где стих о воздевающей персты Фидиле[6]...
и слышен смех, как фарс в играющем горниле.
Как кони скачут тени, ширя терем панский;
табун теней во степь меняет стены крова
и оживают грады в утвари голландской,
и ламп здесь с лампами, часов с часами говор,
что стул обычный превращается вдруг в ребус,
а сон волшебной палочкой стучится в двери к небу.
Когда глубь ночи нас укроет сладким дымом,
уснем мы оба на кровати с балдахином,
над балдахином — кровля, свод и ночь с совою,
и полная луна спит на вершине крыши,
и совий мозг святую правду жизни слышит,
что ночка лунная — то вместе ночь с луною.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
[1] пропилей (устар. архит.) — то же, что пропилеи;
сооружение, оформляющее парадный вход; портик
или композиция из нескольких портиков; колоннада,
перекрытая антаблементом. См. значение в словаре:
https://ru.wiktionary.org/wiki/пропилей
Синонимично слову «ворота». Словарь синонимов:
https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_synonims/142130/
Пример употребления в художественной литературе:
«В небе темнеет обширный пропилей барского дома.»
И. С. Лукаш, «Пожар Москвы», 1930 г. См. в словаре:
https://ru.wiktionary.org/wiki/пропилей
[2] Кастор и Поллукс — братья-близнецы, Диоскуры
или Геминии, в древнегреческой и в древнеримской
мифологиях, известные участием в Калидонской охоте,
стали божествами кулачного боя, борьбы и также всех
силовых видов спорта. См. материал в веб-источнике:
https://religion.wikireading.ru/89587
[3] Ежи Заруба — польский художник и карикатурист.
См. материал: https://pl.wikipedia.org/wiki/Jerzy_Zaruba
[4] Гораций (Квинт Гораций Флакх) — поэт «золотого
века» древнеримской литературы (65 до н. э. — 8 н. э.)
См. в Википедии: https://ru.wikipedia.org/wiki/Гораций
[5] Плиний (Плиний Старший; Гай Плиний Секунд) —
древнеримский писатель-эрудит. См. также материал:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Плиний_Старший
[6] Фидила — согласно М. М. Гринфельду считалась
домоправительницей Горация, коя упомянута в тексте
произведения Горация «Carmina» III XXIII; источник:
https://www.horatius.ru/index.xps?5.323
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
польский оригинальный текст:
http://kigalczynski.pl/wiersze/opis_domu_poety.html
http://galczynski.kulturalna.com/a-6613.html
https://wiersze.annet.pl/w,,7783
Konstanty Ildefons Galczynski (1905 — 1953)
Opis domu poety
Rad jestem, ze nareszcie zima sie poznamy,
moja szkocka kuzynko, — pozwol, ze tymczasem
nasz dom niewielki, zewszad okolony lasem,
opisze tobie wiernie, poczawszy od bramy.
Kastor i Polluks, bracia, klecza na filarach
twarza ku sobie, w gorze jest rodzaj frontonu,
na ktory mile swiatlo pada z niebosklonu
promieniami prostymi jak struny w gitarach;
by rzec prawde, ta brama nikt sie nie zachwyca;
budowniczy byl walkon, lotr i pijanica.
Obok bramy jest furtka i tutaj oko ciesza
dwa dzwonki: jeden czarny, a drugi zielony;
ten czarny jest dla gosci, ktorzy ida pieszo,
a dla tych, co w pojazdach, oddzwania zielony.
Zadzwonmy. Mozna dzwonic dluzej albo krocej,
grunt cierpliwosc, a brzydko, gdy zlosc nami trzesie,
trzeba wiedziec, ze lubi myszkowac w kredensie
albo pasjansa stawiac nasz dobry Pafnucy.
Wiec sluchaj, jesli furtka otworzy sie zaraz,
przejdziemy pare krokow i ujrzymy taras:
wychodzi on na zachod; szeroki jak plaza;
wystarczy, ze czlek siadzie, a juz sie rozmarza
i do gwiazd chce potesknic, i nie mowic slowa;
tu noca nieraz milcze z mego serca dama,
a sadze, droga Floro, ze w Szkocji tak samo:
ze razem noc i ksiezyc to noc ksiezycowa.
Swietny taras! Lecz chyba zmienie balustrade;
stopnie w ogrod, zas ogrod laczy mi sie z sadem,
sad z lasem, a w tym lesie deby oczywiscie;
lecz o tych rzeczach innych chyba w innym liscie.
Wejdzmy do domu: zwykly swiecznik holenderski
paraduje nad stolem, przy ktorym sie jada;
swiecznik ten sluzyl jeszcze u mego pradziada
i jego troski zlocil swym swiatlem anielskim,
z dziada na ojca przeszedl. Czasem sobie marze,
ze moja corka swiecznik ten wnukom przekaze.
Poniewaz przy lampach jestesmy, pozwol, Floro,
ze ci gwiazdozbior naszych wszystkich lamp przedstawie:
jedne z nich lsnia po katach jak swietliki w trawie,
a inne uroczysciej niz planety gora;
sa wiszace, stojace, i z drzewa, i z gliny,
na nich kwiaty, australie, ryby, serafiny...
Jest ich tyle, ze nie wiem, czybys latwo zgadla,
kiedy tak wszystkie nagle w dom uderza luna,
gdy te ryby poplyna i kwiaty pofruna,
kto tu mieszka w tym domu: ja z zona czy swiatla.
Na jednej z lamp zrobionej z bawolego rogu
wisi groza Baltyku, czyli morski kogut;
na sznureczku jedwabnym tanczy ta osoba;
moge go zdjac, jezeli ci sie nie spodoba,
bo nie chce, by wybuchla od slowa do slowa
przez morskiego koguta potyczka ladowa.
Teraz sluchaj: na scianie wschodniej sa dwie szafki
z napisem NARCOTICA, VENENA... widze bladosc,
Szkotko, nie drzyj, bo czyniac kaprysowi zadosc,
kazalem to kaligrafowac — dla zabawki;
z jednej skrzynki i z drugiej mila won wylata,
w jednej bowiem jest kawa, a w drugiej herbata,
kordial krolow, specjalnosc mojej chmurnej pani;
lepszej, Floro, z pochodnia szukaj w swej Brytanii,
uwazajac, by wrzatek gadal w dzbanku z cyny,
a esencja w czajniczku flamandzkim; nikomu
nie uda sie herbata tak jak w naszym domu,
zapach cierpki, czerwienia przesciga rubiny;
a jednak jeszcze nie jest tej najwyzszej proby
w porownaniu z herbata ksiecia karykatur,
kalamburow barona — chyba z rajskich kwiatow
zaparza ja sluzacy Jerzego Zaruby!
Lecz wrocmy do tematu: dwie zielone swiece
zielenia sie z kominka niby dwulodyga;
piece — nonsens; do diabla wyrzucilem piece,
slawa swiatlu kominka! Niech nam sto lat miga!
bo, jak mowi Zaruba, mistrz kuchni i kpinek,
nie trunek na frasunek dobry, lecz kominek.
(Coz dziwnego, ze Polak rznie z szynku do szynku!
Siedziec w domu to znaczy siedziec przy kominku.)
Przy kominku orzechy na debowej tacy,
dziadek i sloik z miodem, tuz fotel ze skory
cielecia, obok polki z ksiazkami i z gory
jakoby dwa promienie: Pliniusz i Horacy,
w nim ten wiersz o wznoszacej ramiona Phidyle...
slychac smiech: to kominek gra swa krotochwile.
Jak konie skacza cienie i blask izby rozszerza;
tabun cieni w step zmienia mieszkania obszary
i ozywaja miasta w holandzkich talerzach,
lampy lampom cos mowia, zegarom zegary,
zwykly zydel nabiera sekretu rebusa,
a sen rozdzka niebieska stuka w drzwi lamusa.
Gdy noc glebsza zasnuje nas swym slodkim dymem,
zasypiamy oboje w lozku z baldachimem,
nad baldachimem strop jest, wyzej dach, noc, sowa
stoi na szczycie dachu, spiac. Ksiezyca pelnia
swieta prawda szanowny mozg sowi napelnia,
ze noc i ksiezyc razem to noc ksiezycowa.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
в качестве иллюстрации к материалу произведения
представлено изображение художника Derk Hansen
https://images91.fotosik.pl/650/a43fb3e551d97c0c.jpg
© Copyright: Валентин Валевский, 2010, Стихи.ру
Свидетельство о публикации №110110803214