В середине 80-х годов, пришлось в армии, с представителями ограниченного контингента, хорошо познакомиться в госпитале города Мары. Вернее, я и сам должен был стать «воином-интернационалистом», но не судьба была.
В первой половине апреля, меня в армию забрали, в конце апреля, я вылез из эшелона, на станции Келята. Место широко известное, в узких кругах, как говорится.
Мы уже все знали, что едем в учебную часть, а потом, нас ДРА ожидает, почти всех, но не 100%.
Нас привезли на полигон, разобрали по ротам и батареям. Рота, в которой я оказался, была славянская, с небольшой прибалтийской примесью.
Вокруг, было по другому, везде , кроме нашей роты, кавказцы и среднеазиаты, составляли 70-90% курсантов. И они стремились в ад превратить жизнь, славян попавшим в палатки с таким населением. Один прием пищи, в таких подразделениях, обо всем говорил, стадо узбеков, туркменов, дагестанцев,как свиньи к корыту, бежали к бачкам с едой, и рвали куски друг у дружки.
У нас нередко были драки и стенка на стенку, и индивидуально с этими «братьями по оружию», все с переменным успехом проходило, но ненавидели мы их от души, и реально готовы убивать их идти.
Но это были пустяки, в сопоставлении, например с горной тактикой, вот это была настоящая пытка. Кормили отвратительно. Воровство было тотальное, и открытое. Прапорщик, например торговал на базаре наворованной гречкой, и никому до этого дела не было. Общее отношение было со стороны офицеров - «не важно, что делают, лишь бы замучились», да еще и обирать солдат ухитрялись, объявляли сбор денег в фонд роты, по 4-5 рублей, на пропой офицерам не хватало, что ли, трудно сказать.
Конечно, ходили на стрельбище горное, бегали по утрам три километра заставляли, очень приятными были полит-занятия, когда с открытыми глазами, дремать можно было. Самые лучшие дни были, когда, солдат, отправляли в помощь бригаде шабашников, кирпичи таскать, по крайней мере, без прессинга со стороны сержантов оказывались.
У сержантов был стимул прессовать, не понравишься командиру роты, сам в ДРА отправишься.
От плохого питания, жары, изнурительной горной тактике, все худели, и реально теряли силы. Лучше все оказались приспособлены, спортсмены, типа лыжников, и прочих с беготней связанных.
Я имел первый юношеский разряд по боксу, но в горах, от этого толка мало было. Из 75 кг веса, потерял 5 кг. Перед призывом мог на турнике 18 — 20 раз подтянуться, после окончания этих 3-месячных сборов, раз 5 с трудом. Многие исхудали сильнее, и дошли до дистрофии. Хотя этим было, чем хуже, тем лучше. Совсем уж дистрофиков, в ограниченный контингент не отправляли.
На Келяте, было одно хорошо, воды было сколько угодно, хоть вроде бы и пустыня. Конечно у офицеров истерика, была, по поводу, что в умывальнике сырую воду пьем, но нам наплевать на них было.
Были пункты кипячения, где отвар из верблюжей колючки, как средство от расстройства кишечника, вроде бы должны были всем наливать, но реально если там были узбеки, ничего они не кипятили, а просто траву сырой водой заливали, и выдавали.
После Келяты, приехали, на полковой полигон , близ городишка Иолатань.
Это уж совсем гадюшник был, воду в бочках привозили, антисанитария была просто выдающаяся. Рядом были плантации винограда, солдаты его воровать ходили, а туркмены-сторожа, с палками и ружьями солдат гоняли. Разумеется жрали наворованный виноград немытым.
Потом начались отправки в ДРА, по 15 — 20 человек, выдергивали из роты, везли в полк, в Иолатань, выдавали новую форму, и отправляли на Ашхабад.
Осталось нас человек десять курсантов, и про нас вроде забыли.
Зато, первый раз с дедовщиной столкнулись, ранее, относительно корректные сержанты, как с цепи сорвались, и оставшимся курсантам покоя не давали. Белорус один запомнился, невысокого роста, в палатке, на литовце под метр девяносто ростом, красивые удары из каратэ оттачивавший. Литовец, ему не такую пайку из столовой принес, когда, прибалтиец рухнул, белорус ему на голову содержимое котелка вылил.
Тут я хромать стал, в районе паха, какая-то шишка появилась, потом покраснела, пришлось идти в санчасть. Сказали паховый лимфодинит, поедешь в госпиталь в Мары. Через пару дней оставшихся курсантов, кроме трех дистрофиков в Афганистан отправили.
А я оказался, в гарнизонном госпитале. Запомнилась надпись, «госпиталь основан в 1885 году».
В хирургическом отделении, куда я попал, начальник отделения был туркмен, и все хирурги были с мусульманскими фамилиями. Было несколько русских медсестер.
Хозяйничали в отделении славянские деды-афганцы. У этих ребят, абсолютно отсутствовало соображение, что в госпитале, очень реально можно срок получить за дедовщину. Били они молодых от души, и кулаками и ногами, и табуретками, и дужками от кроватей. То ли и правда были, обкуренные-контуженные, то ли самих так же били, то ли все вместе.
Туркмену-начальнику на это наплевать было, лишь бы все было тихо. Ну и на чистоте помешан был, полу пять раз в сутки мыли, территорию подметали три раза в день.
Старослужащие — союзники, особо не лезли никуда, ни славяне, ни всякие азербайджанцы, и тому подобное. По вечерам, старшина отделения,проводил собрания, которые заключались в том, что избивал, недостаточно исполнительных молодых, или просто тех, чья рожа не нравилась. Избивал, и тех кто в гипсе, и тех, кто на костылях.
Я решил, что полы мыть, все же легче, чем в горы ходить, и хотя кулачные навыки имел, выше средних, решил не геройствовать, и в бой вступить, если уж реально опасность будет, что покалечат. До поры, особо под руку никому не попадался, и считал, что чем больше тут пробуду, тем лучше. Я надеялся, что здоровье поправлю, но к своему удивлению, продолжал терять вес.
Тут один из «дедов», колхозник, из пермской области, решил стать самым крутым «дедом». Деревенский придурок, был крепким физически, но драться особо не умел, и заменял умение, крайней жестокостью.
Для начала отправил в нокаут узбека, ударил того ногой по яйцам, не очень технично, зато без промаха, узбек грохнулся, да еще вдобавок его вырвало. Узбекским дедам явно не понравилось, но вмешиваться не решились. Затем решил воспитывать ходившего на костылях москвича, несколько раз по ушам ладонями с двух рук ударил, тоже нокаут.
Наконец, дал мне какое-то поручение, а потом без всякого предупреждения, дужкой от койки, поперек спины ударил, я упал лицом вниз. Когда поднялся, увидел очень довольную морду пермяка. Пермяк, был беловолосый и сероглазый, эдакий Иванушка, но выражение лица, было совсем не сказочное. Явно он еще свое оружие в ход пустить хотел. Тут уж понятно стало, что он меня всерьез покалечить способен, а про последствия забыл просто. Я его ударил кулаком снизу в подбородок, у него голова задралась кверху, и он как столб на пол грохнулся.
Я ушел из его палаты в свою, а вскоре, афганские «деды» пришли стадом, не только вшестером человек, но еще и какой-то арматурой, дужками от кроватей. Посмотрев на их морды, я понял, что все всерьез, и эти славяне, враги еще хуже, чем всякие туркмены или дагестанцы, с которыми в учебке дрались. Хуже, тем, что они не думают о последствиях.
Пришлось с табуреткой к двери пробиваться, на шум драки, из офицерской палаты, вышел подполковник, своим командным голосом, прекратил конфликт. После этого подполковник, решил поиграть в борца с дедовщиной. Обещал «дедов» пересажать, меня если не доложу, как все было, тоже. Прибежал туркмен, начальник отделения, ему-то лишь бы все тихо было. Туркмен, заметил, что у меня желтые белки глаз, что означало — вирусный гепатит, и объявил, что немедля мне надо отправляться в инфекционное отделение, а с дураками-дедами после разберется. Конечно, ни с кем он не разбирался, оно ему, не нужно было. Я догадался, отчего вес терять продолжал, из-за желтухи.
В госпитале, было три инфекционных отделения, когда разгар сезона желтухи был, в каждом отделении, было по четыре палатки, по тридцать человек в каждой. Среднеазиаты, почти не попадали в эти отделения, состав более, чем на 90% славянский был. Хотя в ТуркВО, большинство солдат были среднеазиатских племен представители. Кроме, «туркестанцев», сюда везли в сезон, и «афганцев», у них там мест не хватало в госпиталях. Но, пока, что их не было.
В отделении, в дедовщину играли, иногда жестоко, но чувствовалось, здесь все не всерьез. Пинки, и тычки кулаками, вполсилы, раздавали охотно, иногда, кто-то, удары отработать хотел, и умело бил в печень, или в сплетение, и довольно наблюдал за тем, как молодой от боли корчится, сидя на земле. Но, таких сами «деды» одергивали, здесь посадить запросто могут. Кроме того, изредка попадавших узбеков или таджиков, славяне охотно избивали, сказывалась ненависть национальная, обычная для армии. Некоторые ребята были неадекватны, вели себя нелепо, были слабы физически, и при этом, считали, что живут, по армейским понятиям, не «закладывают», когда их бьют. Это идеальные мишени были для избиений.
Начальник отделения, был сибиряк с украинской фамилией, на словах непримиримый борец с дедовщиной, на практике, старшине отделения разрешалось почти все, он и несколько добровольных помощников, держали в страхе, солдат младших призывов. Начальник видимо считал, что мордобой, только с его разрешения возможен.
Встретил в отделении двух сержантов из учебки. Некоторые солдаты им письма прислали из Афганистана, узнал, что за первый месяц, человек 5 стали самострелами. Из-за дедовщины, и изнурительных выходов в горы.
Наконец, и здесь появились «афганцы». Для них отдельную палатку отвели. Приехали ребята, похожие на махновцев. Кто в полевой форме «эксперименталка», кто в старых х-б, кто в фуражке, кто в пилотке, кто в панаме, кто в сапогах, кто в кроссовках. Практически все славяне.
Афганские «деды», своих молодых жестко в кулаке держали, только и слышно было в их палатке - «один», это означало, кто-то из молодых должен прибежать к деду, и получить распоряжение, может воды подать надо, а может украсть где-то новый госпитальный мундир, афганскому «деду», не нравилось, что ему бывший в употреблении выдали. Ну, а если никто ни прибегал, всех молодых строили и избивали, причем весьма серьезно. Но это только начало было.
«Союзники» и «афганцы», сразу не поладили, «афганцы» -деды, слишком наглые были, союзные, их послали по всем известному адресу, и даже небольшой обмен ударами был.
Молодые «афганцы», летали земли не касаясь, в основном, чего-то где-то надо было украсть, и естественно в их палатке полы блестеть должны были, ни одной мухи, и еще чего там в голову придет старослужащему придурку. За неисполнительность, наказание было, - куском кабеля трех-жильного, провинившихся лупили по заду, заставляли упереться руками в койку, и доблестно получать порку.
В Туркмении, картошка дорогая, и склад картошки, был под замком, афганцы молодые, сделали подкоп, картошку тащили мешками, продавали туркменам, на вырученные деньги покупали «дедам» водку, и анашу.
Один из афганцев, встретил другого старослужащего, который на втором году, в госпитале в Кабуле, полы мыл, объявил, что этот чмо опозорил призыв, и вместе с двумя дружками, часа три долбил, полотера, кружкой по лбу. Добились тяжкой черепно-мозговой травмы, но и сами, добились срока для себя. Но других «афганцев», этот эпизод не смутил. Иногда, на них посмотреть приятно было, избили молодого армяна, а когда армян собрал по госпиталю десяток земляков, трое афганцев, с кусками арматуры, армянское стадо разогнали, мгновенно, армяне не готовы были, к такой схватке, что их реально убивать готовы.
Но в конце концов, комиссия врачебно-военная, раздела догола всех «афганцев», младших призывов, изучила синяки, и прочие следы побоев. После за дело, взялись военные дознаватели, сутки напролет, выбивали из жертв показания, кто их бил, своего добились, и многие афганские деды, вместо возвращения в ДРА, отправились отбывать срок.
При желтухе, курс лечения, был 21 день, и 30 суток реабилитация, в госпитале, как бы диет-питание.
Личное мое состояние улучшилось, последние 2 недели, отжимался на брусьях, и подтягивался на турнике. Руки укреплял.
Ждал, что ждет меня в части, большая была вероятность, что приткнут, в какое-то подразделение, а в феврале месяца, с новым потоком, в ДРА отправят. У меня не было желания туда ехать. Но, когда вернулся в часть, узнал, что службу продолжать буду, в одной из частей ТуркВО, и к Афганистану, больше никак не касаюсь.
В артиллерийской бригаде, куда я попал ничего хорошего не было, кавказско-среднеазитское большинство, враждебные славяне-старослужащие, но все же, кулаками я пользоваться умел, а на «афганцев» глядя, понял, что иногда надо брать в руки любую железку, и бить не раздумывая. Так, что врагов на дистанции держал, а на втором году, уже проблем не было. Артиллеристы, тоже в Келяту ездили, я опять побывал там, где в ДРА готовился, казалось столетие прошло а не один год.
Когда же после службы домой приехал, встретил ребят, которых со мной вместе в армию забрали, они из Афганистана вернулись.
Кроме того, что «тебе сильно повезло», им сказать было нечего.