Написано давно. Отредактировано 16.06.2019 г., в 18:35.
Проснувшись утром с сильной головной болью и сухостью во рту, Виктор Сенечкин понял, что на работу опоздал, и что наступивший день такое же дерьмо, как и вчерашний, а, может быть, и ещё хуже. Спустив ноги с дивана, Виктор замер, опешив от увиденной картины: с люстры свисал галстук; на полу валялось несвежее полотенце; на допотопном кресле, из нутра которого выглядывала расхлябанная пружина, прижимались друг к другу, словно влюблённые, пепельница с окурками и полупустая бутылка водки. На потертом напольном ковре пестрели многочисленные дырки, прожжёнными сигаретами, а на старой полированной мебели лежал густой слой пыли.
Брезгливо поморщившись и стараясь не дышать, Сенечкин подошёл к окну и стал крутить шпингалеты, пытаясь открыть окно. От крепкого табачного запаха, стоявшего в комнате, у него закружилась голова, и всё поплыло перед глазами...
***
Жизнь Виктора покатилась в тартарары после того, как в стране грянул кризис, и его небольшая, не так давно открытая, фирма по производству аккумуляторов обанкротилась. Не успел Сенечкин прийти в себя, как узнал, что его бросила любимая жена… Вернувшись однажды домой после работы, он увидел на кухонном столе записку: «Витя, я ухожу. Прошу — не ищи меня, это — бесполезно, между нами всё кончено. Я встретила и полюбила другого. Прости, но я не властна над своими чувствами… Это сильнее меня...» Кто такой этот другой, которого встретила, полюбила и к которому ушла его Катенька, Виктор не знал и собирался это выяснить, но тут неожиданно исчез его компаньон по аккумуляторному бизнесу, а вместе с ним и взятое в кредит дорогое оборудование, и Виктору стало всё равно, к кому ушла его Катенька. Потом у него закончились наличные и появились проблемы с банком из-за взятой незадолго до женитьбы ипотеки.
В конце концов, банк отобрал у Сенечкина квартиру, хотя тот отчаянно сопротивлялся, а что до Катеньки, то она куда-то уехала. Не сумев справиться с нахлынувшими на него неприятностями, Виктор запил. Сначала он обходился рюмкой-другой «беленькой», а потом — пошло-поехало, накатило, покатилось и затянуло на самое дно. Давние приятели решили помочь Виктору: один устроил его к себе на СТО, взяв слово, что на работу тот будет приходить трезвым, а второй, распрощавшийся незадолго до этого с холостяцкой жизнью и переехавший жить к жене, пустил Виктора в свою двухкомнатную квартиру, где жил до женитьбы.
***
Возле «хрущёвки», в которой поселился Виктор, росли огромные каштаны, липы и тополя, а в их тени стояли скамейки, выкрашенные в такой же яркий красный цвет, как любимая помада у Катеньки.
На лавочках возле подъездов часто сидели старушки. Обычно, вежливо поздоровавшись с ними, Сенечкин направлялся к своему подъезду. И пока он шёл, слышал у себя за спиной громкое перешёптывание и чувствовал на себе взгляды немолодых женщин. От этих взглядов Виктору всегда становилось не по себе. Ему начинало казаться, что под его одежду забрались сотни сороконожек, что они ползают у него по спине и груди, быстро-быстро теребирают маленькими лапками и хотят до смерти его защекотать.
В тех редких случаях, когда какая-нибудь из лавочек пустовала, Сенечкин садился на неё, задумчиво смотрел вдаль, вздыхал и снова начинал вспоминать Катеньку. Он представлял, как она хлопочет на его новой кухне, и что на окнах в кухне висят не видавшие виды старые жалюзи, а красивые занавески с оборочками, а на столе, накрытом белоснежной скатертью, пыхтит серебристый электрочайник, и рядом с ним, на огромной тарелке, лежит гора пышущих жаром оладий со сметаной и вишневым вареньем.
Ничего из этого, кроме старого кухонного стола, у Виктора теперь не было. Ни красивых занавесок с оборками, ни серебристого электрочайника, ни той мебели, что он купил, собираясь жениться на Катеньке, в кредит и за наличку. Всё мебель Катенька увезла, оставив ему, кроме кухонного стола, раскладушку, два комплекта постельного белья и старый, источенный жучком, комод.
«Где она сейчас? — думал Виктор с тоской, в который раз вспоминая бывшую жену. — С кем она?»
Он мучился от догадок и невыносимо страдал. Без Катеньки ему не хватало воздуха и было трудно дышать.
После того, как она сменила симку, он не мог ей дозвониться. Набирал номер Катеньки он каждый раз слышал: «Абонент недоступен… Абонент недоступен…»
Стопка водки обжигала ему внутренности и притупляла душевную боль, но не могла избавить его от воспоминаний. Мысли Виктора, то и дело, возвращались в прошлое, в в те времена, когда он был счастлив, туда, где остались все его чаяния и надежды, его короткое счастье и его безудержная любовь.
***
У Катеньки было хобби: она любила читать любовные романы и, кроме этого, писала трогательные рассказы о любви и размещала их в Интернете. Один из них однажды напечатали в местной газете, и Катенька этим очень гордилась. Назывался он — «Роковая любовь». Сюжет там был такой: юная девушка влюбляется в известного писателя, а тот не обращает на неё внимания, но девушка не сдаётся. Она решает добиться любви понравившегося мужчины и делает всё для того, чтобы тоже стать известной писательницей. Проходит долгое время, прежде, чем ей удаётся добиться своего. Один из её романов, в конце концов, издает крупное столичное издательство, и тот становится бестселлером. После этого писатель, ставший к этому времени уже вдовцом, сам находит эту девушку, признаётся ей в любви и делает предложение. А фишка этой истории была в том, что главная героиня в конце рассказа уже не юная девушка, а почтенная дама солидного возраста, а ее избранник — убелённый сединами старик.
***
Виктор знал, что Катенька выкладывает свои произведения в Интернете на одном популярном литературном сайте и мечтает, также, как и героиня её рассказа «Роковая любовь», о признании и писательской славе.
«Ничего, — думал он, вспоминая свою бывшую жену, — я найду ее и верну».
***
Однажды, когда Сенечкин сидел в гостинной и рассматривал фото Катеньки на заставке своего компа, его осенило. Хлопнув себя по лбу, Сенечкин воскликнул: «Эврика! Теперь я знаю, что мне нужно делать!»
Всего несколько минут понадобилось ему для того, чтобы зарегистрироваться на литературном сайте, где публиковалась Катенька, а потом он задумался, что бы такое ему написать, чтобы оно непременно понравилось его бывшей жене.
Виктор вспомнил, что когда-то Катенька была без ума от какого-то французского писателя, который был лётчиком и погиб, но, сколько ни пытался, так и не смог вспомнить ни фамилию этого писателя, ни названия написанных им книг. Но Сенечкин знал, что именно нравится читать Катеньке. Ей нравилось читать про романтизм и героизм. Про жертвенность, душевный надрыв и слезы. И ещё — неземную, всепоглощающую, трагическую любовь.
***
Обычно, вернувшись после работы домой, Виктор принимал душ и, перекусив на скорую руку чем Бог послал, заглушал душевную тоску несколькими стопками водки, после чего садился за комп и начинал строчить хвалебные отзывы рассказам Катеньки.
Со временем она стала откликаться и благодарить его за внимание к её произведениям, но дальше этого дело так и не пошло.
Чтобы выйти на новый уровень общения с бывшей женой, Сенечкин решил написать роман. Такой, чтобы в нём были и романтика, и героизм, и жертвенность, и сопли, и душевный надрыв, и слезы. Нужно было придумать такую историю, которая бы стопроцентно понравилась Катеньке и потрясла ее до глубины души.
Первая глава будущего романа далась Виктору довольно легко, вторая — чуть тяжелее, а третья — с огромным напряжением и мукой. Четвёртая глава была написана лишь благодаря проявленной им железной выдержке и принятыми на грудь десяти стопкам водки, а потом работа застопорилась. За неделю Сенечкин смог написать всего три небольших абзаца.
Первые четыре главы романа, выложенные им Интернете, читателям понравились. Понравились они и Катеньке. Она даже поинтересовалась у Виктора, которого знала как Дон Ки Хота, когда следует ждать продолжения. Увы, фантазии Виктора, измученной непривычной активностью, требовался отдых, и она обленилась. Как Сенечкин ни старался, джин вдохновения, появляющийся из водочной бутылки, больше не появился. Всё же, Сенечкин ответил бывшей жене на форуме литературного сайта, что успешно работает над очередной главой, и что уже скоро он ее опубликует.
«Чёрт побери, — подумал он однажды, просидев без толка перед экраном компа целый вечер и половину ночи. Встав из-за стола, он включил телевизор, хорошо угостился «беленькой», послк чего рузнул на диван и заснул. Включенный телевизор, тем временем, продолжал вещать в ночную пустоту мировые новости, дискутировать на разнообразные темы, показывать рекламу и заливаться соловьём.
***
Проснувшись утром с сильной головной болью и сухостью во рту, Виктор Сенечкин понял, что на работу опоздал, и что наступивший день такое же дерьмо, как и вчерашний, а, может быть, и ещё хуже. Спустив ноги с дивана, Виктор замер, опешив от увиденной картины: с люстры свисал галстук; на полу валялось несвежее полотенце; на допотопном кресле, из нутра которого выглядывала расхлябанная пружина, прижимались друг к другу, словно влюблённые, пепельница с окурками и полупустая бутылка водки. На потертом напольном ковре пестрели многочисленные дырки, прожжёнными сигаретами, а на старой полированной мебели лежал густой слой пыли.
Брезгливо поморщившись и стараясь не дышать, Сенечкин подошёл к окну и стал крутить шпингалеты, пытаясь открыть окно. От крепкого табачного запаха, стоявшего в комнате, у него закружилась голова, и всё поплыло перед глазами...
Когда его скромное жилище проветрились, он прошелся по квартире, осмотрев ее критическим взглядом. В прихожей, на кухне и в спальне, как и в гостиной, тоже царил беспорядок.
Кроме галстука, висевшего на люстре, и несвежего полотенца на полу, в углу гостиной лежала куча грязного белья. На батарее сушилась рубашка, а на тумбочке под телевизором, задрав нос, с гордым видом красовался утюг.
Сенечкин схватился за голову, заметался по комнатам, открыл остальные окна, собрал и затолкал в мусорное ведро гору разного хлама. А еще он снял с люстры галстук, выбросил из пепельницы гору окурков и вымыл её под краном. После этого он сел за письменный стол, включил комп и стал читать начало пятой главы своего романа под названием «Испытание храброго летчика».
Хотя в написанном им тексте были и романтизм, и героизм, и жертвенность вместе с душевным надрывом и соплями, написанное Виктору совсем не понравилось. Он поморщился, перечитывая последний абзац:
«…Бортач не испугался. Как истинный воин, он презирал опасность. Ему было глубоко наплевать, что самолет горит… что закрылки отделились от корпуса… что самолет потерял управление, а парашют исчез… „Ну и что!“ — подумал, улыбнувшись, смелый пилот, глядя на стремительно приближавшуюся землю, которая вынырнула из пены облаков, похожих на взбитые сливки, которые он очень любил, особенно с клубникой…»
Хорошо поставленный женский голос с телевизионного экрана, тем временем, произнес: «Вчера в Боливии скончался известный российский писатель Евгений Храмов, переехавший в Южную Америку более двадцати лет тому назад. В последнее время Евгений страдал от невыносимых головных болей. Чтобы не мучиться, он решил добровольно уйти из жизни. Известный писатель оставил предсмертную записку, в которой сообщал, что…»
Виктор решительно удалил начало пятой главы, а затем, будто одержимый, начал стучать по клавишам компа, не обращая внимания на работающий телевизор и недопитую бутылку водки, перекочевавшую с кресла на журнальный столик.
***
Накануне вечером.
Душа вынырнула из пены облаков и влетела в небесную канцелярию, где её уже ждали.
Святой Петр сидел за большим овальным столом, опершись локтем на мраморную столешницу, и задумчиво смотрел вдаль. Над головой святого сиял нимб. Белоснежная туника красивыми складками спадала со смуглого плеча Петра, а его глаза лучились мудростью, умом и добротой.
Сквозь просветы в тонких алебастровых стенах просачилась голубизна неба. Нежно-розовые облака ковром лежали на полу. Хрустальный потолок казался прозрачным и невесомым, он словно парил в воздухе. Стол окружали светлые стулья с резными позолоченными ножками. Вдоль стен стояли стеклянные стеллажи, и на их полках лежали тысячи свитков, свёрнутых в трубочки. Все свитки были перевязаны красивыми голубыми и розовыми шелковыми ленточками.
— Значит, всё таки явилась, — произнёс святой, рассматривая Душу, почтительно склонившуюся перед ним в поклоне. — Ты пришла раньше назначенного тебе земного срока, и поэтому отныне рай и ад закрыты для тебя. Ты ведь знала, что души самоубийц обречены на вечные скитания и муки, и всё же не побоялась взять на себя этот страшный грех…
Душа поникла, низко опустив голову.
Святой продолжил:
— При жизни у человека, которому ты служила, был большой литературный дар, и этот дар не должен кануть в Лету. Я намерен передать его другому человеку. Тебе придётся быть рядом с ним. Будешь давать ему литературные советы и редактировать написанные им тексты. Запомни, в них не должно быть крамолы, жестокости и криминала. Понятно?
— Да, — со смиренным видом ответила Душа.
Святой Петр посмотрел на небо, висящее над хрустальным куполом, и задумчиво произнес:
— Выбрать такого человека — дело непростое. Может, у тебя есть кто-нибудь на примете?
— Не знаю. Нужно подумать, — тихо ответила Душа. — Дело в том, что у человека, которому я принадлежала, не было ни жены, ни детей, ни родителей. Не было у него и братев или сестер… Совсем никого... Незадолго до своей кончины, он завещал всё, что имел, женщине, которую когда-то любил, но что с ней стало потом мне неизвестно… Они расстались много лет тому назад, после ссоры, и с тех пор больше не виделись.
— Ты уверена, что у него действительно нет наследников?!
— Да, — ответила Душа. — Но знайте, если у человека, которого вы выберете, не окажется финансовых средств и нужных связей, он навряд ли сумеет пробиться в печать, или у него на это уйдёт очень много времени. Будет обидно, если этот человек начнёт писать в стол. Он должен быть обеспечен и со связями в литературных кругах.
— Ловко придумано! — ответил, усмехнувшись святой. — Ишь, чего ей захотелось! Что, хочешь избежать трудностей и на этот раз? Нет, милая, у тебя так не получится! За совершенный им страшный грех тебе придется долго расплачиваться. Кстати, напомни мне, о чём был его последний роман?
— О лётчике, угнавшем самолёт ради спасения друга.
— Всё ясно...
Пётр взял лежавший на столе планшет и набрал в строке его поисковика: «Новые романы о лётчиках». Спустя несколько мгновений на экране планшета появился текст некоего автора, называвшего себя Дон Ки Хотом.
— Сыровато, конечно, но ничего, — пробормотал святой, прочитав текст. Затем он поднял голову и, пристально глядя на стоявшую перед ним Душу, сказал: — Значит, так. Отправишься к этому Дон Ки Хоту и передашь ему литературный дар Евгения, а там посмотрим.
Душа кивнула.
— Предупреждаю — чтобы всё прошло без глупостей! — добавил Петр с грозным видом . — Написанный этим человеком текст должен быть хорошего качества. Не перебаршивайте с метафорами! Их должно быть в меру... Дайте читателям немного героизма и романтики, немного жертвенности и сострадания и много любви. И не забудьте про всепрощение. Да, любовь должна быть не только земная, но и божественная, небесная. Ну что, всё поняла?
Душа кивнула.
— Ну, раз тебе всё понятно, лети с Богом!
Попрощавшись с Петром, Душа расправила крылья и вылетела из небесной канцелярии, а потом исчезла среди сияющей голубизны неба.
***
Три года спустя.
Встреча популярного писателя Виктора Солнцева с читателями в модном арт-кафе затянулась. Поклонницы, оттеснив своего кумира к окну, не давали ему возможности уйти. Они забросали его вопросами и просьбами дать автограф. Мило улыбаясь, женщины с восхищением смотрели на Виктора, что-то бормотали и закатывали глаза, протягивая писателю его книги. Виктор надписывал их и шутил.
Его спутница, красивая длинноволосая девушка модельной внешности, стояла недалеко от входа и со скучающим видом слушала немолодого мужчину в дорогом костюме Время от времени, девушка смотрела на часы и бросала взгляды на Виктора.
В кафе пахло кофе, парфюмом и сигаретами. На столиках стояли бокалы с остатками шампанского и тарелки из-под закусок.
Стены кафе украшали картины в духе абстракционизма. Они привлекали внимание необычайной яркостью красок.
Наконец Виктор попрощался с почитательницами его таланта и, приблизившись к длинноволосой девушке, стоявшей воздле входа, сказал:
— Идём, Даша!
— Цветы, цветы не забудьте! — крикнула, подбегая к нему, пышнотелая дама с гигантской грудью, поверх которой лежала большая охапка ярко-красных роз.
Когда Виктор и девушка вышли на улицу, оказалось, что идёт дождь. Дождевые капли громко барабанили по крышам домов и машин, припаркованных возле кафе, и по лужам, растекшимся по асфальту.
Виктор и девушка сели в Лексус, и машина сорвалась с места. Сквозь пелену дождя быстро замелькали силуэты деревьев и домов.
Спустя несколько минут дорога резко пошла вниз. Даша достала из сумочки жвачку, положила ее в рот и стала ее жевать. Пухлые губы девушки, накрашенные ярко-красной помадой, ритмично двигались, а ее полуопущенные пушистые ресницы казались на бледном лице траурной бахромой.
— Выбрось жвачку, — потребовал Сенечкин, бросив недовольный взгляд на девушку в зеркало заднего вида. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ты жуёшь жвачку!
На светофоре замигал оранжевый, потом появился зелёный, и Лексус затормозил. Даша, вынув изо рта жвачку, прилепила её на боковое стекло и спокойно сказала:
— Да пошёл ты! Мне надоело здесь. Я хочу в Москву!
— Если тебе надоело здесь, тогда езжай, — ответил Сенечкин. — Я тебя не держу. Я вполне могу обойтись и без тебя.
— Ты — грубиян! — закричала девушка. — Зачем только я вышла за тебя!
— У тебя есть ко мне какие-то претензии? Это странно! Я ведь предупреждал тебя, что со мной будет нелегко, но ты согласилась… Ты слишком многого хочешь от меня,дорогая. Только знай — если ты уйдешь от меня, то ничего не получишь.
— Да? Что ж, посмотрим! Просто так ты от меня не отделаешься! — с вызовом ответила девушка. — Всё-таки я твоя законная жена! Найду себе хорошего адвоката и...
Виктор зевнул. Ему стало противно и скучно.
— Угомонись, — сказал он. — Давай поговорим позже, в гостинице… Я очень устал…
Дождь прекратился. На светофоре загорелся оранжевый свет.
Даша посмотрела на наручные часики на своей руке, толкнула дверцу и вышла из машины.
Виктора охватила слабость, и ему стало всё безразлично. Захотелось закрыть глаза и провалиться в глубокий сон. На светофоре загорелся красный. Виктор потёр глаза, нажал на газ, и машина опять помчалась вперёд.
Небо внезапно потемнело, и снова полил дождь. Передние фары погасли. Их свет больше не освещал дорогу. Перед Виктором замаячили стена дождя и кромешная тьма. В голове у Сенечкина загудело, и к горлу подступила тошнота. Через несколько мгновений что-то сбольно ударило Виктора в грудь. По треснувшему лобовому стеклу расстеклись ярко-алые струйки. В зеркале заднего вида появилось усталое лицо какого-то немолодого мужчины.
— Кто вы? — с испугом прошептал Виктор, проваливаясь в пустоту.
***
Катя с Дашей сидели в московской квартире Сенечкина и пили из больших бокалов дорогой коньяк. Гостинную освещали неяркий свет торшера и слабо светящийся в темноте экран телевизора.
— А ты — молодец! — сказала Даша, наливая в бокалы жидкость янтарного цвета. — Отлично придумала! Тебе бы, Катя, детективы писать, а не любовные рассказы. Благодаря тебе, мы не остались в накладе. Моя мечта скоро сбудется — я стану богатой дамой и уеду жить за границу… У тебя тоже скоро появятся деньги… Если бы не ты, у меня ничего бы не вышло, я ведь совсем ничего о нем не знала… Понравиться ему было сложно. Он ведть жил как затворник, — всё писал да писал свои романы и совсем не интересовался женщинами.
— Да уж, — отозвалась Катя. — Хорошо, что мы с тобой встретились, и что у нас есть мозги.
Катя и Даша снова выпили, закусив коньяк плиткой шоколада. Лица молодых женщин вскоре раскраснелись, а глаза ярко заблестели.
— Мне не терпится купить тот дом в Испании, — произнесла Катя, глядя на Дашу. — Скорей бы уж ты получила наследство!
— Всему своё время, — ответила Даша и спросила: — Интересно, почему он не захотел, чтобы ты вернулась? Ты же говорила мне, что он от тебя без ума, и что ради тебя он готов на всё…
— Не знаю, — ответила Катя. — Для меня самой это загадка. Он ведь любил меня, да ещё как! И вдруг отказался меня принять... Он очень изменился, его словно подменили...
— И тогда ты решила добраться до него другим способом, с моей помощью.
— Да. Ничего другого мне не оставалось… У него появились большие деньги, и, с моей стороны, было бы глупо их упустить. Я ведь хорошо знала его его. Он наивный и доверчивый, а ты — красивая, молодая и сексуальная. К тому же, ты у нас актриса и похожа на меня.
— Да, это так… Благодаря твоим советам, мне удалось стать его женой, но если говорить откровенно, — то мне его жаль, он ведь был такм талантлив... Сначала я даже подумывала о том, чтобы отказаться от нашего плана, но он меня раскусил... Твой бывший муж, Катя, не был простачком… Скажи, разве тебе не было страшно, когда ты добавляла ему в бокал яд? Всё-таки в кафе было довольно много народа, и кто-нибудь мог заметить, как ты…
— Какая же ты, Дашка, наивная! Никакого риска не было! Поклонницы смотрели ему в рот, а я надела парик и очки. Этот яд не оставляет следов: по образованию я фармацевт и понимаю, что к чему. Дашка, не бойся! Никто ничего о нас не узнает! Все уверены, что это был просто несчастный случай… Кажется, сейчас по телевизору будут говорить о нем. Давай послушаем, что скажут. — Икнув, Катя уставилась на экран телевизора.
Минуты через две-три выражения лиц двух молодых женщин изменились — на них появились злость и разочарование.
— Нет, он не мог так поступить! — воскликнула Катя. — Оставить всё какому-то благотворительному фонду, а не тебе, его законной жене!.. Да как он мог додуматься до такого!
Даша растерянно хлопала длинными ресницами, глядя на изображение импозантного телеведущего.
Катя орала:
— Вот так сюрприз! Значит, он заработал кучу деньги не своими романами, как все думали! Значит, все свои гонорары он перечислял в детский дом!
На телеэкране появилось фото Виктора. У него был грустный и, вместе с тем, насмешливый взгляд.
«Как известно, — говорил диктор, — погибший недавно в автомобильной аварии известный писатель Виктор Солнцев был сиротой, и воспитывался в детском доме. Многие были уверены в том, что за свои романы он получал баснословные гонорары, и что он разбогател благодаря своим книгам. Но после ухода Виктора Солнцева выяснилось, что это не так. Оказалось, что примерно два с половиной года тому назад он получил наследство от отца, известного российского писателя Евгения Храмова, тридцать лет назад уехавшего в Южную Америку. Евгений Храмов не знал о том, что на родине у него родился сын… Кстати, настоящая фамилия Евгения Храмова — Сенечкин. Евгений не имел родственников и был одинок. Перед смертью он завещал своё состояние женщине, которую когда-то любил. Увы, она умерла много лет тому назад, после родов, а родившийся у нее ребенок выжил и, повзрослев, решил стать писателем, и со временем преуспел в этом. Этот человек — Виктор Солнцев. Его настоящая фамилия — Сенечкин, как и у Евгения Храмова... Виктор оказался не только талантливым писателем, но еще и благородным, по-настоящему щедрым человеком. Накануне своего ухода из жизни он завещал своё состояние детскому дому, в котором прошло его детство, а также благотворительному фонду «Светлячок»…