Палавой либов

Леонид Андреев 2
Удивительным образом функционирует восприятие человеком окружающей его действительности. Какая-то мелкая мелочь может навеки впиться в сознание, в то время как большие, осмысленные блоки памяти могут остаться трудно вспоминаемыми и воспроизводимыми. Конечно же, эта “мелочь” имеет смысл, неощущаемые человеком нейронные связи, аксоны и дентриты этой “мелочи” на самом деле контактируют с очень существенными блоками интеллекта. Я много раз писал о том, что тело и мозг – это два симбиотических организма и мозг помимо основной своей работы иногда позволяет себе скрытно почудачить, как часто позволяет себе внешне видимо почудачить сам человек. Это обстоятельство намекает дуракам, что молиться нужно не на высосанного из немытых пальцев необразованности и корыстолюбия дяденьку на небесах, а молиться нужно на свой мозг. Не на мозг того, кто прорвался в генералиссимусы, а только на свой собственный мозг. Мне в моей жизни эта мысль впервые пришла в детском саду (https://systemity.wordpress.com/2022/03/20/story-19/). И много раз я ловил себя на том, что мой мозг думает и помнит намного лучше целого меня то, что считает важным для меня…

До поступления в университет (я учился в бакинском университете АГУ) я был неплохо осведомлён в вопросах философии. От моего деда – редактора республиканской азербайджанской газеты “Труд” – осталась богатая библиотека, с которой я начал знакомиться, как только научился читать в очень нежном возрасте. Всё, что преподавалось в АГУ на курсе философии, я знал и мне было совершенно не интересно на лекциях по философии. Но однажды преподаватель д.ф.н. Азнауров заболел и его на одну лекцию заменил очень молодой армянин с широкими, запоминающимися чертами лица. Армянин очень плохо говорил по-русски. Его лекция была посвящена философии Людвига Фейербаха. И в каждом предложении своей лекции он с невероятным армянским акцентом произносил два слова: “Палавой либов”.

Я чуть ли не в детские годы проштудировал всю доступную мне философию. Если меня сегодня спросить о том, что думал Гегель, то я могу с трудом вспомнить о том, что Гегель в своей “Феноменологии духа” говорил о том, что чувственность сама по себе не дает никакого общего знания, что все чувственное уникально и неповторяемо, и, следовательно, даже в момент чувствования обобщённое знание теряется. А вот Фейербах, наоборот, был убеждён в том, что чувственность представляет собой единый источник истинного знания. Это неизбежно приводило его к отрицанию существования общих понятий и к признанию истинным единичного, конкретного. Основные беды человека – потеря здоровья, богатства, секса, свободы, радости жизни, веры в ближнего и в дальнего – все эти обобщённые беды воспринимаются чувственно в каждый момент времени. Эти беды могут быть объектом разумного анализа: “Как я допустил такое, как я дошёл до жизни такой?!”. Но этот анализ вторичен. Первична перманентная, каждодневная чувственность… И вот эта “половая либов” выполнила функцию запоминания того, что мне было очень важно в философии, что я всю жизнь считал первостепенной в этой науке: роль частного в этой науке об общем знании. И мне кажется, что это мой мозг позаботился за меня окрасить эту важную для меня часть философии в этот незабываемый армянский акцент.

Философское развитие Фейербаха лучше всего описано им самим: “Бог был моей первой мыслью, разум – второй, человек – третьей и последней. Субъект божества – разум, а субъект разума – человек”. Очевидно только чувственное… Только там, где начинается чувственность, исчезает всякое сомнение и всякая двусмысленность. Поэтому чувства и есть органы познания, органы философии по Фейербаху. Существование каких-либо всеобщих и необходимых законов или форм чувственности он отвергает. Особенно хорошо мне эта мысль Фейербаха запомнилась по моей способности читать на лице у людей многое из того, что другие прочесть не могут. Я всю жизнь читал то, что мне не было предназначено знать и всю жизнь скрывал прочитанное от других. А о Фейербахе я запомнил навечно, благодаря лектору-армянину.

До этой лекции я прекрасно был знаком с тем, что Л. Фейербах считал религию результатом отчуждения от человека самых лучших его характеристик с последующим возведением их в абсолют и поклонением не принадлежащему человеку абсолюту – вторичному абсолюту в виде икон, шляп, бород, пятниц или суббот… Фейербах считал, что такую религию нужно уничтожить, а на ее место поставить поклонение одного человека другому, любовь человека к человеку, понимание человека человеком, уважение человека человеком за его достойные уважения поступки. Но с тех далёких времён (более 60 лет тому назад), когда я встречаю сочетание “Людвиг Фейербах”, перед моими глазами возникает лицо молодого армянина-лектора, которого я видел всего один раз в жизни, а в моих ушах возникает его специфический акцент – “палавой либов”. Я понимаю, что столкнулся с феноменом весьма непростым и достойным анализа. Исковерканное армянским произношением название настолько врезалось в память, что потащила за собой огромный цельный блок важной мысленной конструкции.

Многое я забыл, но, когда мне сегодня приходится видеть, как отчуждаются от человека самые лучшие его характеристики, нацеленные на умение полноценно жить и зарабатывать на полноценную жизнь с возведением в абсолют, с искажением этих качеств жизненного совершенства и поклонением религии корысти, корыстолюбия, властолюбия и жлобства, я почему-то часто вспоминаю этот зонд, пронизывающий настоящее и устремлённый в прошлое: “Палавой либов!”. Эти поганные качества – корыстолюбие, ложь, властолюбие, неблагодарность и бессовестность – так же неотделимо врезаны в человека, как и “половой либов”. Распространяемые заинтересованными политиками рассуждения о глупом равенстве дебилов с гениями, о свободе совести, которая страстно желает поработить совесть ближнего (аллах акбар и т.п.), о какой-то безумной политкорректности и межрасовой нейтральности – всё это глупейшие попытки отрицать чувственность в угоду корыстным обобщениям, навязанным дуракам подонками, число которых растёт. Любые политические конструкции бессмысленны при корыстном обобщении того, что принадлежит только индивидууму, а совокупности индивидуумов принадлежать никак не может, как “палавой любов” может принадлежать только индивидууму. До этой простой мысли дожили древние греки Афинского полиса и, сожалению, на сравнительно короткое время.

В двух словах, я хотел намекнуть на то, что наш мозг исподтишка вставляет нам интеллектуальные метки туда, где по его мнению нужно исключить забывание даже при разрушении памяти деменцией. Но у всех мозги разные, а плохие мозги – наиболее заразные… Молится на придуманные небесные чучела бессмысленно. Пора человечеству, пока оно ещё не скончалось, внедрять в жизнь планеты другого сорта религию: начать молиться на гераклов больших и малых, на тех, кто озабочен не собственными жлобскими чувствами, а светлыми, радостными чувствами окружающих… Учить молиться не на выдуманных богов, а на реальных героев нужно с ясель…