Звонок в три часа ночи, это всегда ну его нах. Но я не отключаю телефон. В три часа ночи тебе не позвонит случайный человек. Не мне, точно. А ты можешь лишиться возможности помочь ближнему, который в ней нуждается.
Это был Гера. Гера - это погоняло. Гера - это Серёга Герасимов. Когда-то мы довольно плотно знакомствовали. Потом градус общения и его частота стали снижаться, пока лет пять-семь назад стрелка наших взаимоотношений не стала прочно на «ноль». Мы потерялись.
Он, говорят, уехал. Не то в Москву, не то на севера, не то за границу. Не помню точно, что врали. Но где он жил, он больше не жил, телефон отвечал одной и той же заученной фразой: «Телефон абонента...» - и всё такое прочее. Больших поисков я не предпринимал. Зачем? Человек принял решение, надо его уважать.
И вот этот звонок.
Голос был пьян. Какой-то бесцветный и уставший.
- Привет, - сказал голос, - это Гера.
- О! - только и нашёлся что ответить ночной сторож моего сознания.
- Ты не мог бы меня забрать?
- Откуда?
- С кабака. На Декабристов. Я деньги забыл, а карточку прое*бал. И в залог оставить нече.
- Хорошо, скинь адрес. Скоро буду.
- Спасибо, - он отключился.
Я вылез из кроватки, сполоснул морду лица холодной водой, оделся и спустился во двор. Через десять минут я был на месте.
Так себе место. Обычный блевотник, где собираются недопившие, после закрытия более приличных мест. Но название категорично настаивало на обратном. Именно, «Приличное место». Впрочем, понимая, что это не совсем так, вывеска имела вторую строчку мелким шрифтом: для любителей есть с газетки.
Я объяснил охраннику на входе что по чём, и он отвёл меня к администратору. Тот - к столику за которым сидел Гера, по пути обрисовав мне ситуацию.
Не зная, что передо мной Гера, я бы прошёл мимо этого мужика, как мы проходим мимо огромного числа людей. Не думая о них, не замечая, не выделяя из толпы. Я бы даже на секунду не задумался, что где-то уже видел это лицо.
Он поправился килограммов на пятнадцать, лицо запущено, вместо волос - лысина, потухший взгляд. Цветастая рубашка и зелёные штаны - look, который он бы и примерять не стал в годы, когда я его знал.
«Химическими реакциями называются явления, при которых одни вещества, обладающие определенным составом и свойствами, превращаются в другие вещества — с другим составом и другими свойствами".
И жизнь Геры, получается, была сродни такой реакции, в результате которой он поменял свой состав и свои свойства, превратившись в кого-то другого, с другим составом и другими свойствами. Нынешний Гера и тот Гера, которого я знал, кроме имени, ничего общего не имели.
Он встал, мы обнялись, я расплатился. Мы вышли на улицу и сели в машину.
- Не поверишь, на память, оказывается, я знаю всего два номера: твой и Ники.
- Он полез в карман, достал пачку сигарет, предложил мне, я взял. Всегда хотел бросить, но так и не смог. Просто стал курить реже и никогда свои. Пара-другая сигарет в неделю, это почти, как и не куришь.
Мы закурили. Я открыл окна.
Курили молча. Гера о чём-то думал, а я не перебивал. Пьяным он не был. Вполне в себе. С одной стороны. С другой, адекватным я бы его тоже не торопился называть. Но дело было не в бухле. Тут было что-то другое, психическое. Настроенидальное.
- У тебя как с баблом? - выбрасывая бычок, спросил Гера. Я пожал плечами: норм, мол.
- А со временем? - и на этот вопрос ответом был тот же жест с моей стороны.
- Может, посидим, поговорим? А то, сто лет, сто зим, как говорится. Не эта тема, - он кивнул лысиной в сторону «Приличного места», - я бы тебе и не позвонил. А как припёрло: старик, выручай. Говно, а не товарищ, правда?
- Настроение у тя говно, это правда. И время - ночь. Может быть завтра пересечёмся? Начнём вечер с одного старта.
- Завтра я уезжаю. Я в командировке был. Конечно, кого отправить, как не того, кто знает город, в который нужно ехать. Но зачем человеку, три дня безвылазно просидевшему в офисе, знать город? А я тут ностальгии втянул ноздрёй с асфальта, и расклеился. И конечно, лучше водки клея не нашёл. Так как? Смотри, если завтра чё важное, так дай мне номер карточки, да разбежимся. Сколько там, кстати?
- Забудь.
- Как скажешь. - Всё это время он сидел, глядя куда-то за светофор. Тут повернулся, как-то неловко улыбнулся, будто забыл, как это делается, и хмыкнул: - А знаешь, я рад, что мы встретились. Очень рад. Соскучился, что ли?
Даже в глазах заплясали весёлые огоньки, разгладив лицо так, что теперь Геру можно было принять за дальнего родственника того Геры. Промелькнуло что-то знакомое, что-то общее в этих двух таких разных людях.
Мы снова обнялись. Было неудобно. Не эмоционально, а тактильно. Просто машина не очень приспособлена для обнимашек. Обнялись с чувством, которого тут же р застеснялись. Не девки, чай. Я завёл двигатель и вырулил с парковки.
Мы снова молчали. Гера не интересовался куда я его везу. Логическая цепочка тут проста. Не спросил куда везти, значит едем посидеть. А где посидеть - какая разница?
Два мужика, вечер, парк, прохлада с реки, водка из пластиковых стаканчиков - как тут без сермяги. Колбаса и хлеб нарезаны, нож свободен, можно резать правду-матку, рубить с плеча, наотмашь! И если не покончишь с собой сегодня, то пожалеть успеешь завтра.
Вступительный трёп - кто где, что по чём - Гера пропустил, с первой стопки взявшись за философию. Он был хмур, и безрадостен, потеряв ориентиры и сбившись с пути. Он задыхался без понимания необходимости ходить по этой земле. А понимания не было, ушло.
Из него лилось, как из лопнувшего чиряка:
- Не помню, кто там из великих сказал: «Не мучайте себя, не живите долго!» - в точку. Как в меня целился. Я себя мучаю, года четыре последних. «Живу, потому что родился. И теперь мне до смерти жить...» А не хочу. Просто не хочу. Как есть, когда наелся, если не переел. Живот полон, тошнит. А тебе опять ложку под нос. Ну давай, за папу, за маму... А в тебя больше не лезет. Совсем. И не хочешь не так жить, как живёшь, а совсем. Никак. И чем больше дай мне денег, тем только дороже будет пойло в моём желудке, и в более дорогих шмотках, не раздевшись, я буду спать на более модном диване, стоящем на более приличных квадратных метрах в более пафосном районе. Всё, фантазия исчерпана. Мне ничего не надо. Уже. Я всё просрал. У меня всё было, но я всё просрал: любовь, друзья, перспективы, мечты, надежды - ничего не осталось. Но ничего и не надо. Ни нового, ни старого. Ужас и похуй. Страшно, стыдно и скучно. Хочется одного - сдохнуть. Но как-то незаметно, раз - и нет тебя.
- А пить бросить не пробовал?
- Пробовал, три года не пил. И не тянуло. Но потянуло в петлю. Помнишь Марьянова, «Выше радуги»?
- Ну.
- Что ну? Устал мужик пить. Решил завязать, лечиться. И помер. А мог жить. Пьяно, но жить. Хотя, зачем? Может, ему повезло, а мне нет?
- А что ты так одет?
- Не нравится?
- Нет.
- И мне. Издеваюсь. Над собой. Над вкусами, привычками, потугами на какое-то определённое место в разных наших системах координат: общество, интеллект, духовная глубина, которая в моём случае и на мелководье не тянет. Так, лужица. Но это же как поднести. Перекинул на комп, пофотошопил, и вот перед тобой уже океан... Наливай!
- Так ты выпей и поставь. Я налью.
- Хм, замикрофонился. Ты прости, что я тут на тебя валю, с больной головы на здоровую. Просто, увидев тебя, понял: тебе можно, ты поймёшь. Ты всегда понимал. Сейчас у меня нет близких. Соседи, коллеги - вот, пожалуй, и всё. - Он выпил. Я разлил остатки и выбросил бутылку в урну. Закурили. Гера продолжил:
- Извини, что так всё вышло. Я, когда Ника ушла к этому, как его... не важно, я как в космос выпал. Так не должно было быть, потому что так не должно было быть! Не должно, не может, нельзя! Ан нет, шалишь. Невозможное - возможно! Теперь я знаю это точно. И никто не виноват. Кроме меня. Так что и винить некого. Но тут и не в ней дело. Дело в том, что настоящая-то жизнь тогда и закончилась. Бегбедер писал, что любовь живёт три года. Но три года прошли, а любовь нет. Или она переродилась во что-то психиатрическое. Или стала зомби. Но жить с ней, как есть торт на морской воде. Или чирвяков с личинками каких. Тебя рвёт, а ты жрёшь. А потому что надо. Кому, зачем - ты забыл. Но помнишь, что надо.
- Застрелиться не думал? - улыбнулся я, думая разрядить обстановку. Ага, разрядил.
- Думал. Но как-то мне попался в руки пистолет. Настоящий. В масле, с полной обоймой. И понял я, что я - полное говно. Даже покончить с собой не могу. Хотя, куда проще: поднёс, нажал - и нет больше ничего. Ни меня, ни мыслей, ни проблем.
Мы выпили и пошли за второй. Не сговариваясь. Встали и пошли. Гера молчал. Но выглядел облегчённым. Я ему стал и таблеткой от запора и унитазом. Чего только не сделаешь, когда понимаешь, что можешь очень прилично выглядеть, особенно в собственных глазах, и при этом тебе это будет практически бесплатно.
Когда мы дошли до перекрёстка, я увидел, что у меня развязался шнурок. Я присел, чтобы его завязать и не видел, как Гера ступил на проезжую часть, и его снесла машина. Он её не заметил. Ни её, ни смерть свою. Умер, как хотел: быстро и незаметно. А машина не сбавила скорость до, и не остановилась после. Может и не было никакой машины?
Вот так, если чего-то очень хочешь, то это обязательно сбудется. Надо только очень сильно захотеть. Очень-очень.
15:27
15.06.19