Обычный зимний день...
Нет, не совсем обычный — день Святого Валентина, праздник всех влюблённых.
Рядовая районная больница, каких сотни тысяч по всей стране. В среду — день профосмотров — узкие её коридоры тонут в бурном людском потоке, который медленно плывёт от окошек регистратуры по знакомому маршруту до нужных кабинетов и обратно. При этом люди толкаются, ругаются, спорят — кто и за кем занимал и чья сейчас очередь.
Стройная женщина лет сорока, моложавая и скромная, в серой кофточке и юбке чуть ниже колена, сжимая в руке потрёпанную медицинскую карту, санитарную книжку и кучу бумажек, стараясь никого не задеть, теснится в очереди у кабинета окулиста.
То и дело она посматривает в большой телефон, ловко поместив его поверх документов, что-то там нажимает, неуловимо быстро печатая тонким пальцем, на пару секунд тихонько замирает, дожидаясь ответа от незримого собеседника, и снова продолжает увлекательную переписку.
Изредка она отрывается от телефона и заинтересованно переводит взгляд в конец прибывающей очереди, разглядывая людей и уже не подавая знака, что крайняя в ней. Толпа редеет, но женщина успевает, параллельно виртуальному общению, следить тёмными, как ночное море, глазами за девушкой в персиковом свитере, стоящей перед ней на пути к кабинету.
И вот уже скоро очередная незнакомка выпорхнет в коридор, торопливо прикрывая белую дверь за собой, всё ближе и ближе подталкивая женщину в сером к её юности, такой далёкой и такой удивительно близкой ...
****
— Здравствуйте, у нас профосмотр, — закрывая за собой дверь, поздоровалась я.
— Здравствуй, Марина... — подавленным тоном поприветствовал меня доктор в белом халате, узнав с порога, отчего светлые глаза его слегка улыбнулись, засветившись тёплой внутренней радостью,
— Садись, садись...
Я улыбнулась в ответ, присела на стул для пациентов у стола врача и протянула документы.
— Ну, как поживаешь? — продолжил расспросы доктор, не отрывая от меня усталых, но оживших от неожиданной встречи глаз.
— Как дома дела?
Я удивилась подобному началу, ожидая, что врач, как всегда, осмотрит меня, поставит печати и отпустит, громко крикнув вслед : " Следующий !"
Немного опешив, я собралась с мыслями и поддержала разговор :
— Юрий Геннадьевич, всё у меня хорошо! Дети взрослые, умные, здоровые. Муж любимый. Работаю. Недавно домик в деревне купила, прозой увлеклась... — слова душили меня... Через силу я выпалила, чеканя, ответ и опустила глаза, скрывая их от пронзительного взгляда врача.
Меня захлестнула стыдливая, испепеляющая неловкость, заставляя почувствовать себя глупой шестнадцатилетней девчонкой на смотринах в доме жениха. И память, лениво-сонная, встрепенулась, оживая, тёплой негой подкатила к горлу сладкая жажда, возвращая меня в юность: томную, майскую, пропитанную черёмухой и согретую ласковыми лучами заката ...
****
Большой деревенский дом, уютный и обжитый состоятельными хозяевами, которые как могли обустраивали комфортный быт себе и своему сыну, приветливо манил ярким светом высоких окон с причудливой раскладкой.
Стол, застеленный цветастой шёлковой скатертью, накрытый к вечернему чаю, ломился от угощений. Кажется, весь богатый ассортимент лесопунктовского магазина был тут: шоколадные конфеты множества сортов в ярких, шелестящих обёртках; воздушный бело-розовый пухлый зефир; всевозможные печенья, пряники, вафли. А румяные, горячие, ароматные пироги, которые хозяйка, Валентина Алексеевна, вынесла из-за занавески у печи на огромном блюде, так и зазывали к чаепитию.
Сашка, коренастый, светловолосый, голубоглазый парень, вернувшийся из армии, досыта и всласть хлебнув вольной жизни без казённых кирзачей и строгих командиров, давно уже устроился на работу и приносил в семью и свою кровную копейку. Он вольготно развалился на диване перед столом, показывая всем видом, кто в доме хозяин, и страстно, не смущаясь присутствия родителей, обнимал молоденькую девушку.
Робкая девушка, лет шестнадцати, худенькая и темноволосая, стеснительно жалась к своему кавалеру. Сашка, настойчиво ухаживая за Мариной около года, наконец-то привез суженую на смотрины к родителям.
Да и что было смотреть? Оба лесных посёлка, где жили девушка и парень, давно гудели о их любви, о дорогих подарках невесте, на которые жених спускал добрую половину заработанных денег, да о близкой свадьбе влюблённых.
Родители жениха и невесты знались меж собой, но не настолько хорошо, чтоб заранее обговорить судьбу молодых, и поэтому родители Сашки в любой момент готовы были послать к Марине сватов, о чём предупредили в письме, полученном родителями невесты.
— Да куда ты замуж? — всплеснула руками раскрасневшаяся от таких вестей мать Маринки, — ты только девять классов закончила, тебе профессию получать надо, а не детей нянькать! Не пущу!
Громкий стук отцовского кулака об стол был завершающим аккордом и жирной точкой на этом маленьком семейном совете.
Между Сашкой и Мариной пошёл разлад, будто чёрная кошка пробежала... Тёмные, как ночное море, глаза девушки не светились, как прежде, от нежности, а частые встречи стали тяготить своей предсказуемостью и обыденностью.
Сашка до глубокой осени ездил к девушке на мотоцикле, баловал гостинцами, всячески угождал, стараясь уговорить любимую выйти замуж. Маринка принимала подарки, боясь обидеть отказом, но уже без той, знакомой ей радости.
Девушка не спешила дать согласие на брак, намеренно тянула время, изводя парня капризами. Она и сама понимала, что стоит на жизненном перепутье и за ней последнее, решающее слово, способное осчастливить избранника или открыть ей новые горизонты и перспективы, на которые семейная жизнь наложила бы строгий запрет, утянув ее, маленькую несмышлёную девочку, готовую сделать серьёзный шаг в мир мокрых пелёнок и бессонных ночей...
Да и родители для неё, ещё несамостоятельной, были в большом авторитете и поэтому, послушавшись их, девушка поступила в старшие классы средней школы в соседнем селе, где жила в интернате и приезжала домой лишь на выходные.
Парень не унимался!
Еще год он пытался вернуть благосклонность Марины, но её закружила совсем другая, незнакомая и увлекательная жизнь, полная новых, неведомых доселе, радостей, шумных подруг и новых кавалеров, вдали от пылкого возлюбленного и строгих родителей. Да и возлюбленным Сашка был для девушки уже только на словах...
Марина, с головой окунулась в романтику пылких школьных ухаживаний с короткими любовными признаниями в мятых записках на листах ученических тетрадей. Девушку сводили с ума томные взгляды многочисленных воздыхателей, её ровесников, которые стали для неё интереснее и ближе, чем бывший кавалер, и, она, робко теряясь, таила в груди зарождающееся трепетное чувство, разительно отличающееся от того, что она испытывала к Сашке.
Как-то раз, возвращаясь домой из школы, ученики сделали плановую остановку в Павловском, по пути в Самойлово.
Сашка встречал Марину, чтобы преподнести очередной дорогой подарок и договориться о встрече вечером в клубе. Подростки вышли размяться после долгой и тряской дороги, тут-то и подошёл к Маринке карауливший ее кавалер:
— Любимая моя! — обнимая девушку и кутаясь в духмяном водопаде ее тёмных волос, шептал парень, пытаясь увести Марину в сторонку, — Ты чего не ласковая такая? Я ж соскучился! Всю неделю, как дурак, места себе найти не могу.
— Сашка, да перестань ты! — отворачивалась от назойливых поцелуев девушка, поправляя волосы, — люди смотрят!
— Пусть смотрят! — рассмеялся громко парень. — Ты же моя! Во сколько сегодня вечером заехать?
— Ты не приезжай больше, слышишь! — торопливо произнесла Марина, и какие-то жгучие, колкие чёртики сверкнули в тёмных, как ночное море, ее глазах, выжигая из Сашкиной души все нежные чувства. — Не будет у нас ничего! Слышишь! Не будет!
Автобус зычно подал сигнал об отъезде, созывая заболтавшихся пассажиров в свое просторное тёплое нутро. Марина вырвалась из объятий Сашки и без оглядки побежала к отходящему " пазику " . Двери с тяжёлым вздохом захлопнулись. Девушка, глубоко и прерывисто дыша, как от погони, метнулась на своё место у окна и заплакала...
Заплакала, сама не зная причины... Её сердечко бешено забилось, отдавая тяжёлыми, нагнетающими волнами где-то глубоко слева, тревожно ёкнуло, вызывая потоки горячих слёз от расставания с самым светлым и дорогим, что было доселе в её жизни. А может — из-за ненависти к нему, тому, кто был любим, но так и не предпринял отчаянной и дерзкой попытки вырвать её из родительского уютного гнезда, украсть, увезти, спрятать, сделать единственной и полноправной хозяйкой своей души, сердца и маленького, двухкомнатного рая...
Этого ли ждала Марина, об этом ли мечтала— она и сама уже не понимала, теряясь где-то между разрушенным вчера и манящим, чарующим завтра.
За стеклом, в свете рыжих вечерних фонарей плыли, растворяясь, домики, заборчики и деревья, увозя её все дальше и дальше от остановки, где одиноко стоял Сашка, сжимая в руке увесистый цветной свёрток .
****
Разговор в кабинете окулиста тянулся уже неприлично долго. Люди из коридора стучали в дверь, изредка заглядывая.
— А Саша после твоего отказа долго в себя приходил, — отрешённо продолжал доктор. — Мы с Валей уж боялись, что в петлю залезет с горя или с пьянки. Бывало, пропадёт на неделю-две, ищем почём зря, места себе не находим, а он в другом посёлке гулеванит... В декабре женщину привёл, говорит — женюсь! А мы и не против, лишь бы не диковал боле. Избранницу тоже Мариной звать.
Мужчина в белом халате еще раз удручённо вздохнул, как бы ища поддержку, но не жалость, по-доброму поднял на пациентку светлые свои глаза и добавил :
— Может и жили бы... Обратно не вернёшь. Чего уж теперь... — машинально поставил нужные печати, тем самым давая понять, что приём окончен .
Марина забрала протянутые ей документы и тихо попрощалась с доктором, собираясь уходить :
— Юрий Геннадьевич, спасибо, что добром помните. Валентине Алексеевне привет передавайте. Всего Вам хорошего.
— Марина, — остановил ее хриплый голос собеседника, — а ведь сегодня шестнадцать лет, как Саша погиб... Помнишь ли?
— Я всё помню... — прошептала женщина, недоумённо подняв на врача пронзительные, синие глаза, — и всегда буду помнить.
Уже сидя в автобусе, который вёз её из райцентра домой, Марина ловила себя на мысли, что ей пришлось солгать. Она ненавидела и казнила себя за это... Нет, конечно, она знала, как и при каких обстоятельствах погиб Александр, но вот точной даты она не помнила . Как и не была ни разу на могиле бывшего возлюбленного, который чуть не стал ее мужем.
Измученная память выдавала мутные обрывки...
****
Морозные узоры на стекле причудливо заблестели в ярком свете фар подъезжающего автомобиля. Молодая женщина задёрнула занавески, рванувшись от окна к входной двери, подхватила на руки маленького сына, который увлечённо занимался игрушками на разостланном прямо на полу ватном одеяле. В тесной кухне ароматно пахло шкворчащим на плите ужином и свежей домашней выпечкой. На крыльце послышались тяжёлые, с хрустом от мороза, шаги.
Дверь открылась, запуская в теплую кухню белые от холода клубы зимней стужи. Высокий молодой мужчина с заиндевелой щетиной поцеловал жену и сына, который тянул к нему пухлые ручонки и радостно, по-детски лепетал : " Папа, папа приехал! "
Марина усадила малыша в детский стульчик для кормления, шуточно пригрозив ему пальцем: " Погоди, Лёшка, вот сейчас папка иней с бороды смоет и потискает тебя!"
Евгений вышел из-за занавески от умывальника, потирая руки, и сел к столу. Марина тут же поставила перед мужем большую тарелку наваристого супу и принялась нарезать каравай. Евгений жадно швыркнул из ложки горячий бульон, потянулся за куском хлеба и как бы невзначай, без всякой мысли обидеть или уколоть жену, произнёс :
— Сегодня Сашку твоего в лесу задавило. Насмерть.
Повисла неловкая пауза. Марина дорезала хлеб, сунула прыгающему в стульчике Лёшке пирожок и спокойно ответила :
— Какой же он мой? У него и жена, и дети имеются!
Одному Богу известно, как смогла она себя тогда сдержать, цинично и холодно, напоказ съязвить о любимом когда-то человеке. И сколько потом еще времени тяготело в ее душе это скверное, предательское чувство, заставляющее винить лишь себя в таком исходе. Выйди она замуж за Сашку тогда, молоденькая, может, и сложилось бы всё иначе. Может быть, и не искал бы он утешения в бутылке, дома и на работе... Уберегла бы, ухранила его, окружила бы заботой и любовью, чтоб и думать про вино забыл!
****
— Хватит себя изводить! Я -то в чём виновата?! — думала про себя Марина, безразлично глядя в окно на пробегающие мимо деревеньки с покосившимися домами и присевшими сарайчиками под громоздкими снежными шапками, на заиндевелые вековые исполинские тополя, заботливо укутанные морозом в резное кружево, на заснеженные поля без конца и края.
— Сегодня же праздник— День всех влюблённых! — вспомнила она и задалась целью пробежаться по приезде по магазинам, купить подарок для мужа, да и кое-что к столу. — Хорошо, что родители такие у него славные, помнят меня и с теплом относятся, душевно так, по-людски, а не волком глядят, — снова поймала женщина себя на мысли о происшедшем в больнице случае.
****
— Нет, не жалею ни капли, что не вышла школьницей замуж, какой бы золотой Сашка ни был, а молодость одна! — засыпая, думала Марина, обнимая спящего Евгения. — Кто знает, смогла бы уберечь -удержать его? Может, наигрался бы, натешился, пока молоденькая, да и остыл бы. И так подумаешь, и эдак... А судьба всё одно правильный путь укажет, как бы мы ни противились. Значит, так и надо, как получилось... И на могилку надо съездить, повиниться -покаяться, прощения попросить и отпустить с Богом.
Время всё лечит, стирает из памяти важное и необходимое когда-то, стараясь уберечь нас от душевных ран, притупить боль потерь, уступая место новым, радостным моментам...
Но иногда случай нет- нет да и сыграет с нами злую шутку, приводя к началу начал, к истокам и перепутьям, к перекрёсткам жизненных тропинок и дорожек, подавая знаки, заставляя не забывать то, что было, призывая задуматься, а что стало бы с нами сейчас, выбери мы другую дорогу...