В 1877 году Михаил организовал передвижную выставку в Самаре. В этот тихий, благословенный городок на Волге он взял с собой и семью. Они все с шумом заявились в дом тёти Анфисы. Оказалось, что дядя Фёдор недавно волей Божией скончался. Анфиса была рада-радёшенька видеть их и настояла, чтобы они остановились у неё: «Хватит вам уже скитаться туда-сюда, живите здесь».
Михаил редко бывал дома, постоянно решая возникающие задачи и преодолевая новые трудности с выставками. Бывший слуга дяди, Петрович, вызвался помогать ему в его деле. Жил он теперь в маленькой избушке на окраине города и зарабатывал починкой часов. Елизавета устроилась в местную больницу и была благодарна Анфисе за помощь в уходе за детьми.
***
Однажды холодным осенним днём, человек в грязной, поношенной одежде вошёл в выставочный павильон через задний вход и попросил позвать Михаила Никонова. Служащие провели его в маленькое служебное помещение Михаила. Михаил подумал, что это очередной бродяга, просящий временной работы, и уже приготовил слова отказа, как вдруг, в крайнем изумлении узнал в пришедшем Ивана Корсеева. Когда они остались одни, Иван прошептал: «Я ранен, и меня ищет полиция. Помоги!» С этими словами он рухнул на пол.
«О Боже! – мелькнуло в голове Михаила. – Он умер? Нет, не думаю…»
С трудом посадив пришедшего в кресло, Михаил стал размышлять: «Его ищут! За что? Ах, лучше не знать. Итак, что же делать?»
Михаил дождался темноты, нанял извозчика, вытащил Ивана через задний ход и погрузил в повозку. «Мой братец, надрался вдрызг», – объяснил он. И они поспешили к дому Петровича.
После той странной встречи Михаил несколько раз ездил на своей коляске навещать гостя. Иван выглядел гораздо лучше, в глазах появился прежний философический блеск. Как-то он попросил Михаила взять ему в аптеке несколько медицинских препаратов по предложенному списку. Выходя Михаил заглянул в список, и что-то показалось ему необычным и даже подозрительным. «Сахар, желатин, глицерин, серная кислота, азотная кислота, бертолетова соль, хлопчатая бумага». Он вернулся в избу:
– Иван, зачем тебе азотная кислота?
– Я тебе сказал, для моих лекарств.
– Не морочь мне голову. Мы проходили один и тот же курс химии.
– Ты, может быть, и учил химию, но ты не имеешь представления о современных исследованиях и не занимался химическими опытами. Знаешь ли ты об открытии Дмитрия Менделеева? Он расположил все химические элементы в таблицу, которая объясняет их основные свойства, – Иван расхаживал по комнате и размахивал руками в подтверждение своих слов. – Представь, теперь определить их валентности в химических реакциях – это пара пустяков. Он даже с помощью своей таблицы предсказал новые элементы… Ладно, я понял, что тебя не проведёшь. Да, это никакие не лекарства. Я иногда балуюсь химическими опытами. А что тут такого?
– Договорились. У тебя всё это будет, – Михаил выскочил из комнаты внутренне возмущённый, с искажённым до неузнаваемости лицом.
Весь день после этого он бродил сам не свой, мрачнее тучи. На вопрос Петровича о деталях организации выставки он ответил такой нелепостью, что даже сам удивился, а Петрович только присвистнул.
Вечером того дня Михаил вернулся домой и сразу бросился к Елизавете:
– Милая, я оказался в затруднительном положении, не могу решить для себя. Я понял, что мой не то чтобы друг, но однокашник Иван Корсеев что-то замышляет. Точнее говоря, делает бомбу. Надзиратель, с которым я встречался недавно, проболтался мне, что наш губернатор ожидает визита Великого князя. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сопоставить эти два факта и понять, что готовится взрыв.
Елизавета выслушала всё это очень внимательно, с каждой секундой становясь всё бледнее и бледнее, и в конце вымолвила:
– Я тебе вот что скажу: ты ни в коем случае не должен вмешиваться в это дело. Что бы ты ни сделал, ты получишь серьёзные неприятности и от полиции, и от террористов. Твоя главная обязанность – это дом, семья. Мы не можем жить без тебя.
– Ты права. Я ничего не буду предпринимать.
***
Решение было правильное, он это хорошо чувствовал. Он даже немного симпатизировал террористам. В сущности, цели подпольной организации “Народная воля” были благородны. Вот только методы они выбрали неверные. Хотя может быть Великий князь и заслуживает своего, и миллионы крестьян будут счастливее. А помещики и губернаторы, которые веками угнетали и даже убивали крепостных?! Почему они заслуживают милости?
Но как всегда, вторые его мысли приводили к неудачам, порой даже к пропасти. Такая у него была натура. И в самом деле, через пару часов его разум начал играть другую мелодию: «А губернаторы, ведь у них малые невинные дети… Почему они должны стать сиротами? И при каждом террористическом покушении гибнут люди. Простые солдаты или полицейские, слуги, безвинные прохожие. За какую-то абстрактную идею? Не лучше ли остановить Ивана, пока он безвозвратно не загубил свою душу убийством?»
После ужина он пробормотал какие-то нелепые объяснения, что якобы забыл закрыть выставочное помещение, и промчался мимо Елизаветы так, чтобы она не успела сказать ни слова. Через пять минут он нашёл пьяного извозчика и втолковал ему, что надо ехать в жандармерию.
Было темно, хоть глаз выколи. Он постучал в дверь, как будто в вечность. Наконец, дежурный офицер, молодой человек с медно-красным лицом и чёрными усами, открыл дверь, с нескрываемой подозрительностью осмотрел его с головы до ног и впустил вовнутрь.
– Ваше благородие, Вы думаете, что я сумасшедший. Но выслушайте меня прежде.
Офицер, представившийся капитаном Кривошеевым, вовсе так не думал. Он был очень вежлив, слушал Михаила со вниманием, записал адрес дома Петровича, уточнил не относящиеся к делу подробности вроде времени пребывания Михаила и Ивана в Академии. Закончив с формальностями, вызвал урядника и отдал приказ всей ночной смене построиться в полной боевой готовности, с оружием.
– Я могу идти? – спросил Михаил.
– О нет, нет! Откуда мне знать, что ты не главарь подпольной ячейки? Вы, купцы толстопузые, только наживаетесь на благородной крови, пролитой ради вас. А сами? Как что, требуете конституции? Вот тебе от потомственного дворянина! – с этими словами он ткнул кулаком Михаилу в нос. Кровь сразу залила всё лицо. А капитан затащил его в камеру и закрыл на замок. – Разберёмся с тобой утром! – были последние слова, которые слышал Михаил.
Всю ночь в тёмной камере то безрассудные, то покаянные мысли обуревали скорбный разум Михаила: «Боже, какой стыд, я буду клеймёным преступником. Может быть, капитан хотел лишь напугать меня? Елизавета была права, зачем я не послушался её? Как они выживут без меня? Они умрут от голода. А если нет, то уж точно жизнь моих детей будет полна лишений и страданий. И они будут стыдиться меня. Всё-таки есть надежда, что Иван почувствует что-то в моих слова и скроется».
Утром жандармский унтер открыл дверь камеры и препроводил Михаила в штаб. Седой мужчина в цивильном костюме за солидным столом суровым и проникновенным голосом спросил:
– Позвольте узнать, как Вас зовут?
Михаил представился.
– Хм. В таком случае разрешите мне рассказать вам историю. У меня такое чувство, что это Вас заинтересует. Сегодня вскоре после полуночи известный Вам капитан Кривошеев и шестеро моих бравых молодцов проверили дом на Семёновской улице. По нелепой случайности, произошёл взрыв, который полностью разрушил дом. Все жандармы, владелец дома и неустановленный гость трагически погибли. Сразу после этого на место прибыл наряд полиции, который обнаружил обуглившиеся фрагменты их тел. Стыдно за Кривошеева! Позор! Избыток амбиций и горячая голова привели его к бесславной кончине, – в этот момент удовлетворённая кошачья улыбка промелькнула по лицу седого. – Однако, был отличный, без сомнения, отличный офицер… А что касается Вас… то никаких оснований для Вашего дальнейшего задержания мы не имеем. Так что Вы можете быть свободны.
Михаил во всё время беседы стоял, превозмогая боль, ноги его были словно налиты свинцом. Но всё-таки он нашёл в себе силы спросить:
– Почему Вы были столь откровенны передо мной? И почему Вы отпускаете меня?
Хозяин кабинета от души рассмеялся, но вдруг резко прервал смех:
– Вся моя работа основывается на сведениях и сообщениях, полученных от заявителей. Я желал бы, чтобы Вы и подобные Вам, – здесь он сделал какую-то отвратительную гримасу, – без всяких колебаний приходили ко мне.
***
Михаил появился дома бледный, как привидение. Елизавета сразу осознала, что произошло что-то ужасное, и проявила достаточно мудрости, чтобы сдержать гневную тираду, висевшую уже на кончике языка («Где тебя черти носили всю ночь?! Я чуть не умерла от страха! А тебе на всё наплевать…») Он сел за стол и жутко болезненно откашлялся в платок. На платке остались тёмные пятна крови. Елизавета очень хорошо знала, что это чахотка и ничего нельзя сделать.
Михаил сидел за столом, пустым взглядом уставившись в стенку. Спустя час или более он рассказал Елизавете обо всём, что произошло: «Я предал товарища и при этом не спас никого. Погибли люди, ты понимаешь!» Он закончил и смолк, понурив голову. Она чувствовала, что сейчас бесполезно упрекать мужа или устраивать ему сцены со словами «я тебе говорила». Они оба должны сделать всё возможное, чтобы вернуться к тому, как всё было раньше.
На иллюстрации:
Дмитрий Иванович Менделеев
художник Константин Крамской
Музей-архив Д. И. Менделеева (СПбГУ)
Оглавление http://www.proza.ru/2019/06/12/820
Картина 32, сумрачная, унылая. Мысли. http://www.proza.ru/2019/06/14/82
Картина 34, роковая, последняя. Конец. http://www.proza.ru/2019/06/14/87