Скука. Ужасающая однообразная скука.
Элли хрустнула пальцами, потянулась и выпила кофе, не отводя глаз от мониторов. Вентилятор описывал очередную дугу рядом с ней и был единственным, кто подавал признаки жизни в тесной охранной каморке Музея естественных наук. Ещё один день и ещё одна ночь, потом два выходных и снова день, переходящий в ночь, душная комната, похожая на клетку, отблеск плазменных панелей, как единственный свет во тьме. Четыре бутерброда, пять кружек кофе в смену, кусок плохо прожаренного мяса и горсть овощей. Дни тянулись, как расплавленная резина, повторяясь по кругу, и невозможно было отличить один от другого.
Элли вдруг напряглась, увеличила окно воспроизведения одной из камер. Две школьницы перелезли за ограждение и, разнузданно припав к шерстистому носорогу, делали фотографии на телефон. Он неподвижно терпел, опустив свою гигантскую голову с массивным рогом. Элли почувствовала гнев, как чувствовала его всякий раз, когда кто-то прикасался к её животным: в голове забил колокол, пелена заволокла глаза. Она представила, как спускается вниз по лестнице, хватает девиц за волосы и вышвыривает за двери. Уже готовая ринуться в бой, она привстала, но девчонок окликнул учитель, и они убежали. Дымка перед глазами растаяла, как утренний туман, колокол в голове унялся.
Элли долго всматривалась в носорога, на секунду ей показалось, что он тяжело вздохнул, словно, радуясь избавлению. Она кликнула мышкой, перемещаясь по его тяжеловесному телу, но всё было хорошо, точно хорошо, как обычно и бывает на этой работе. Элли успокоилась и села в кресло.
Снова шум вентилятора и запах кофе. Снова нахлынула волна необъяснимой тоски. Как жаль этих животных, которые и не животные вовсе, а лишь набор собственных фрагментов и искусственных недостающих деталей. Они все здесь в тюрьме, и, может быть, кто-то однажды и её поместит за стекло, предварительно набив соломой, а школьники будут делать с ней фото и выкладывать в интернет, чтобы через день исчезнуть без следа в потоке новой информации.
Солнце медленно садилось за горизонт, окрашивая фасад Музея естественных наук в цвет обожжённого кирпича. Огромные залы опустели, камеры скучали под потолком. Элли с десяток раз отжалась от пола, протёрла лицо сухим полотенцем и застыла.
Она вывела на монитор крупно одну из камер и тревожно всмотрелась в замыленную картинку: в зале Ледникового периода мелькнула тень размером с маленький дом. Она защёлкала мышкой, переключаясь с камеры на камеру. В музее произошли изменения, но какие сказать точно было нельзя. Вот ещё! Что-то пробежало из одного угла в другой наискось. Вентилятор описал одну дугу и остановился. Камеры выключались одна за одной, пока, наконец, не воцарилась темнота, и только гулкие звуки из глубины музея и взволнованное дыхание девушки нарушали идиллию покоя.
Пол задрожал, скрежеты и стоны доносились из залов, как будто из-под земли прорывались тела миллионов умерших. Элли хотела выйти, она не чувствовала опасности, давно уже не чувствовала, музей был её домом, но одновременно с тем, волнение и предвкушение неизведанного охватили её и сковали всё тело. Теперь тряслись не только пол, но и стены и, казалось, что к ней приближается нечто огромное, приближается неспешно и неотвратимо. Элли вжалась в угол и прикрыла голову руками. Чудовищная сила вытолкнула входную дверь, с грохотом обрушив её на пол. Голубоватый свет ворвался внутрь комнаты, красивый и притягательный. Мерцающие частицы пыли кружили в темноте. Элли встала и пошла на свет, готовая принять бой в любой момент, хоть знала, что это не понадобится.
Тот, кого она оберегала больше других всё это время, стоял у порога. Живой, – от него шло невероятной силы тепло; разумный, – Элли понимала его без слов. Носорог, покрытый теперь уже голубоватой шерстью, ждал её по ту сторону. Она сбросила с себя всю одежду и босая пошла навстречу к нему. Пульс колотился, как сумасшедший. Носорог склонился перед ней, она поднялась к нему на спину, и они двинулись в путь.
Дорога была усыпана светящимся белым песком, похожим на Млечный путь, и вела в образовавшийся разлом в центре зала. Из темноты проступали очертания древнейших животных: мамонты с закрученными бивнями, гигантские олени, саблезубые кошки, пещерные медведи. Все вместе они шли в едином потоке вглубь, в самое сердце вечности.
Элли чувствовала каждого зверя, мышцы переливались под кожей и дышали, наконец, дышали после целого дня взаперти. Если было бы можно, то она сбросила и свою кожу, чтобы ничего не напоминало ей о прежней жизни. Она жаждала начать всё сначала, с того самого начала, как только появился первый человек на Земле; жаждала пройти весь его путь от прямохождения до изобретения первого компьютера. Она хотела начать всё с восхода до рассвета, от тишины и до крика, от печали до истинного счастья. Пусть всё начнётся сначала.
13 июня 2019 год, город Москва
За иллюстрацию спасибо Евгению Ларину.
Художник - Борис Валеджио.