Мона Лиза как загадка сознания

 
 На эту странность некоторых всемирно известных предметов искусства автор статьи обратил внимание, впервые еще в юности  увидев фотографию статуэтки головы древнеегипетской царицы Нефертити, помещенную в журнале "Наука и жизнь".
 Как оказалось, для этой фотографии крайне удачно было выбрано освещение и ракурс, что немаловажно.
  Помню, я поразился красоте скульптуры...Но в этом как раз нет ничего загадочного, это вполне обычно, ведь скульптура головы Нефертити относится к известным эталонам женской красоты.

 Но вот какая странность: с тех пор я десятки раз видел различные фотографии той же скульптуры, сделанные другими фотографами, с другого ракурса, и оказалось, что внешность древней супруги Аменхотепа IV (Эхнатона), религиозного реформатора Египта производит на меня разные и совершенно в эстетическом плане неодинаковые впечатления: от облика посредственного до...уродливого.

 Я не мог понять, в чем тут "прикол", хотя он, собственно, напрашивался...Дело в том, что мне не удалось увидеть оригинал этой скульптуры, несмотря на то, что он хранится в Берлинском музее, а в Берлине мне бывать приходилось.

 Значительно больше открытий принес портрет Моны Лизы: моменту, когда я увидел её оригинал в Лувре, предшествовали в моей жизни десятки различных репродукций.
 Я знал, что существует так называемая тайна улыбки этой женщины, написанной некогда Леонардо да Винчи, но ни одна репродукция не давала понять, в чем собственно дело.

 И вот сравнительно небольшая комната в Лувре.
 О я, наивный, полагал, что смогу спокойно посмотреть на знаменитый портрет, его внимательно рассмотреть!

 Увы, комната была забита народом так плотно, как редко можно заполнить людьми российский автобус в большом городе, в самый "час пик".
 Люди буквально сражались за каждый квадратный метр, люди отталкивали друг друга, заслоняли один другому обзор, непрерывно щелкая фотоаппаратами. Зашедшего в заветную комнату мощно стискивало толпой со всех сторон, вращало и швыряло во все стороны, а потом стремительным потоком выносило прочь, чтобы новые толпы могли ворваться в это святилише изобразительного искусства.

 К своему удивлению и досаде, на саму Мону Лизу в этом человеческом "водовороте" мне удалось буквально бросить лишь несколько взглядов.
 Но даже этих нескольких взглядов на оригинал хватило, и я осознал внезапно, почему так жизненно необходим был оригинал.
 При первом взгляде я понял, что Мона Лиза не просто улыбается, но ослепительно улыбается, она попросту почти хохочет.
 Но при последнем моём взгляде она вообще перестала улыбаться.

 И тут я понял, что выражение её лица сильнейшим образом зависит от того, с какого ракурса на него смотреть, при каком освещении. Но мало того, есть еще один фактор, и причем как раз решающий, важный: внутреннее эмоционально-чувственное состояние того, кто бросает на неё взгляд.

 Я склонен теперь думать, что вопрос, отчего это так, и как подобный эффект мог быть художником достигнут, относится не к предмету искусствоведения, но к предмету самой жизни и самой сущности человеческой.
 Мы ведь, честно говоря, не знаем, кто такой человек, да и  тайна человеческого гения для нас непостижима - хотя об этом очень много говорят и религии, и различные науки.

 Я говорю прежде всего о тайнах времени той странной реальности, где живут люди, а к этой реальности  явно относится не только физический плотный мир, но и миры нашего сознания, где пребывают удивительные предметы человеческой культуры, которые имеют для человечества непреходящее эстетически-этическое значение.

  Самое поразительное, что нахожу, например, в  Лунной сонате: не то, что эта музыка была написана далеко в прошлом неким гениальным композитором Бетховеном.
  А совсем другое: эта музыка не только прошлого, но и будущего. Она - та вечность, которая собой это прошлое и это будущее соединяет.
 Вот что потрясающе.
 Как можно услышать музыку будущего - того, что еще нет? Какие мелодии будут слушать неведомые для меня люди через сто, двести, тысячу лет?

 Я убежден, что они будут слушать кроме всего прочего и Лунную сонату: голос прошлого, который проник к ним и осветил глубиной вечности, где нет отдельных времён.

 То же самое поражает и в Моне Лизе. С одной стороны, это портрет исторического персонажа, созданный в прошлом. Но у этой дамы есть еще одна, уже совсем поразительная особенность: она есть также и человек будущего

 Хорошо, пусть даже так...Если привыкнуть к этой мысли, она может показаться вполне банальной.

 Главное: какое это имеет отношение к тайне её знаменитой улыбки, к особенности написанного красками лица, выражение которого содержит в себе некоторое эмоционально-чувственное состояние, и притом состояние изменчивое -  то ли той женщины, которая улыбалась, сидя у реки, и некогда была написана, то ли написавшего её художника, то ли зрителя, который смотрит на эту картину?

 Точнее говоря, есть некая эмоционально-чувственная связь между тремя этими инстанциями: Моной Лизой, Леонардо да Винчи в прошлом, которое становится настоящим, и зрителем в настоящем, который благодаря облику Моны Лизы оказывается причастным вечности, а значит и тому будущему, которое становится настоящим в обратной логике времён.

 Причем в некоторой реальности описания, где прошлое находится в тесной связи с будущим, уже не столько важно, что Мона Лиза и Леонардо давно умерли, а зрители картины были, есть и будут, жили, живут и будут жить.
 Искусство всегда направлено к настоящему, именно потому что пребывает в вечности, которая всегда причастна настоящему моменту

 Эта реальность описания, реальность искусства - она вне времен нашей физической плотной реальности, но это также реальность и у неё есть своя логика времён.
 Это реальность времени-пространства,  где для восприятия человеческих впечатлений важен не столько ракурс взгляда на предмет, но прежде всего момент взгляда: у бытия картины "Мона Лиза" ("Джоконда") есть в этой реальности свой внутренний ритм, череда моментов

 И потому вовсе не всё равно в какой из этих моментов ты, зритель, вступаешь с оригиналом картины в эмоционально-чувственное общение.

 И вот что важно - именно с оригиналом. Можно создать миллионы копий с оригинала и копий от копий, но это совершенно иные контуры времени-пространства, они не реагируют и не вступают со зрителями в коммуникацию.