Все события и имена в этой истории вымышлены, все совпадения с реальностью случайны.
Гаврила Афанасьич Мошнов проснулся весь в поту за час до намеченного к пробуждению.
Мысли мелькали быстро-быстро и пока он приходил в себя, ему удалось воспроизвести некоторые, как ему показалось существенные детали страшного сна, явившегося причиной теперешнего беспокойства.
Он достаточно ясно помнил эту кошмарную картину. А всё в этом сне происходило так... Воплотившись в тело китайского дракона, Гаврила извивался над птичьим гнездом и глотал одного за другим желторотых птенцов. Это, похоже, были воронята. Ужас действа состоял ещё и в том, что его душа попеременно присутствовала то в теле дракона, то как будто бы покидала это тело и наблюдала за происходящим как бы со стороны. В один из таких «душевных вылетов», он присмотрелся и заметил, что подобный ему злодей, то есть, как и он - дракон, расправляется неподалёку таким же образом с соседним столь же беззащитным гнездом и его обитателями. Когда последнему птенцу второго дракона настал черёд быть им проглоченным, Мошнов-дракон раскрыл в отчаянии или в досаде свою хищную пасть, и при этом, поведя головой в сторону, издал истошный драконий крик, изрыгнул к тому же и гнусное пламя, и... Кошмар мгновенно закончился и дракон, ой простите великодушно, Мошнов проснулся...
Зазвонил наконец-то забытый на час будильник и тут же полетел в мусорное ведро... Гаврила Афанасьич, всё ещё находясь под впечатлением, разбирал свой сон. Второй дракон... Да, Мошнов ещё во сне предположил, а теперь уже и окончательно осознал, что вторым драконом был Ник. Царегородцев. Никита Сергеич Царегородцев был главой строительного комитета местного самоуправления деревеньки Шуры-Муры, Хренского уезда, Застольного района, Порожней области, в то время, как он, Гаврила Афанасьич являлся инженером-строителем с красным дипломом, вовремя вступившим в партию и составившим себе целое состояние на выгодных областных государственных заказах по «строительству перспективных объектов будущего»... в общем, самый что ни на есть бизнес-мэн.
Отойдя от ужасного сна, Гаврила Афанасьич всё ж припомнил, что вчера он, как раз и отмечал с упомянутым Никитой и двумя лицами женского пола китайский Новый год. Год Дракона. Ну как принято у нас отмечать китайский Новый год?.. По-русски... Ну, справедливости ради, стоит сказать, что и конечно соблюдая насколько это возможно и их китайские традиции и обычаи... А русские, как их ни крути, по-любому, любой год отмечают как год некоего другого китайского животного, да простит меня Будда... Я думаю, дорогой читатель, пояснения здесь не к месту и заранее прошу меня простить за излишнюю мою природную краткость...
«Даа. Наотмечался...» - вздохнул Мошнов. Мы не будем здесь описывать все прелести этой вспоминавшейся ему встречи китайского Нового года, отметим лишь задушевную беседу «честной» компании, в ходе которой одна из девиц, представившись ему профессиональной гадалкой да и не только, предсказала, что в один из последующих дней ему должен присниться сон и в этом сне Гавриле нужно ой-как постараться не про-ворон-ить своего светлого будущего...
Вот тут вдруг Мошнову сразу и вспомнились помимо многих его гулянок, также и деловые, строительные отношения с Ником. В полном ходу было развитие темы строительства на выделенном в аренду Мошнову участке многоквартирного дома, а в качестве своего бонуса области Мошнов предложил обычную в таких случаях присущую лишь ему во всей необъятной стране любезность для, так сказать, местечковой верующей паствы, построить церковь не далече от спланированного дома, в живописном уголке у воды, место между прочим преудобнейшее, дабы каждый мог заходить с батюшкой в эту реку не один раз и с усердием креститься...
Сделка «созидателей» не состоялась. Царегородцев на определённом этапе работ слишком много по меркам Мошнова мзды потребовал. А у Мошнова в то время не было свободных средств. Мошнов раздул кампанию по сбору добровольных пожертвований среди простого люда, но и их в конечном итоге всё равно оказалось недостаточно. К тому же ещё и деньги он людям так и не вернул. Никто из простых людей сразу и не подозревал, что проект этот уже обречен строительным комитетом Никиты Сергеича Царегородцева, что найдены недочёты по якобы незаконной планировке застраиваемой территории и всё тщательно заморожено до поступления в местную «казну» известных денежных средств.
Мошнов успел к тому времени лишь возвести фундамент дома, оградил его защитным забором, да ещё водрузил рядом с рекой на месте будущей церкви деревянный крест, который и был освящён приехавшим сюда по просьбе будущих прихожан областным батюшкой.
Так все виды на эту деревеньку были оставлены Мошновым в прошлом. Строительный его бизнес процветал в других районах необъятной родины, а до этого местечка не пристало ему уже и никакого дела... Вот уже три года был этот, как говорится, «воз и ныне там».
«Ну и что, что взял у народа деньги и не вернул?.. - рассуждал Мошнов, - Вон пенсионный фонд уже сколько средств у народа тащит мёртвой хваткой и повышает ему возраст... И неизвестно вернёт ли когда-либо их прижизненно вообще...»
И вот сегодня этот сон... Он вышел на балкон и вдохнул всей своей могучей грудью свежего морозного воздуха. Виды в культурной столице на Ваську были потрясающие, кто б отрицал это с самых времён великого Петра. Вдохнул и выдохнул. И увидел в лоджии напротив триколор. Нет-нет, не спутниковую антенну, а флаг. Именно трёхцветный флаг. Бело-сине-красный. Сверху вниз. Если читать от бога к людям. Он этот флаг и раньше видел. Флаг был закреплён на жалюзи и выдвигался и скручивался обратно вместе с ними. Это был его сосед. Напротив. Фамилия у него была почему-то французская...
«Француз, а триколор наш вывешивает, - подумал Мошнов, - Хотя, у них те же цвета флага, что и у нас. А, впрочем, он, вроде бы, и не француз, а, кажется, наш поэт или писатель. Фамилия смешная, дай бог вспомнить. Или нет... Вроде это псевдоним авторский. Чего же он флаг-то наш вывесил? Китайский же новый год начался, а не 12 дней первого месяца лета в честь славы России наступило...»
И тут вспомнил он ясно свои обещания пред своим народом, свои и Царегородцева, и такая его тоска взяла, таким ничтожеством он себе со стороны, точно дракон из сна, показался, что уже и полились по щекам его слёзы. Вспомнил он и про ту самую деревеньку, и про свой забытый им крест, и про люд простой, в Господа непреклонно и безусловно верующий. И рухнул он отрешенно в рыданиях, уткнувшись лицом в мягкую пуховую подушку...
Но даже и теперь столь расстроенный внезапным приступом совести Мошнов даже не подозревал о том, что время от времени, волею Бога, в тёплое время года, из столицы захаживала помолиться в ту самую деревеньку бабулька-странница, помолиться за незавершенное строительство, за многострадальную страну, за её народ, за Мошнова, за Царегородцева, да и за автора, наконец, чего греха таить, как и за нашу землю, да и не только русскую, за всю нашу планету Земля, приходила просто помолиться на то самое, отведённое некогда для церкви место, на котором он, Гаврила Афанасьич Мошнов, когда-то поставил крест...