Маломощная лампочка накаливания с трудом освещала все пространство глинобитной террасы таджикского дома. Терраса была добротная, сделана на совесть и завершалась двумя деревянными ступеньками. По ступенькам можно было спуститься во дворик с хозяйственными постройками. Чуть подальше, как в большинстве таджикских дворов протекал арык – небольшой ручеёк для полива, а уже за ним открывался яблоневый сад. Было начало лета - раздолье для всякой живности, поэтому на тусклый свет лампочки весело слетались крупные коричневые майские жуки. Жуки, расправив крылья и громко жужжа, как заправские бомбардировщики, пикировали на многострадальную лампочку, обильно облепленную паутиной и остатками насекомых. Под лампой на задних лапах сидели два закадычных товарища - кошка Манька и такого же размера щенок, названный не мудрствуя лукаво с моей подачи Полканом. Манька ловким движением лап сбивала очередного зазевавшегося жука и быстренько съедала его. Полкан, поведя сладострастно носом в сторону съеденного насекомого, подражая Манькиным движениям, тоже пытался зацепить лапой пролетающее рогатое чудище, но ленивые его потуги были неуклюжи, напоминали жалкую имитацию Манькиной охоты и ни разу не увенчались успехом. Впрочем, старания пса были не напрасны, ибо каждого четвертого жука Манька великодушно предоставляла ему в полное пользование, тому оставалось только нагнуться, слизать жука и, зажмурившись от блаженства, ждать следующей порции.
Дом располагался на горном плато в предгорьях Памира на высоте 1300 м. над уровнем моря у подножия горы, верхушка которой в белой шапке горных ледников почти всегда была скрыта дымкой облаков. Поселок назывался Новабад, что в переводе с таджикского означает «Новый Город». Впрочем, название «Город» для населения в 3000 человек звучало довольно странно. Все объяснялось тем, что в 1950 году кишлак был преобразован в город Новабад и по 1955 год был центром Гармской области Таджикской ССР, а в 1959 году утратил статус города и стал посёлком городского типа. Градообразующим предприятием поселка являлась загородная больница, главным врачом которой в летний период 1969 года во время своего отпуска по основной работе был мой отец, а мать исполняла обязанности заведующей отделением.
Поселок был с трех сторон ограничен реками – у подножья – мощной рекой Сурхоб (Красная Вода), несущей с собой размытый грунт красного цвета, от чего и получила такое название. Из-за бурного течения, переплыть ее без специальных приспособлений было невозможно. Раньше для переправы использовали надутые шкуры баранов, но, если бурдюк во время переправы сдувался, человека могло отнести на километров шестьдесят. Тут маленький шанс выжить оставался только в том случае, если удавалось избежать многочисленных бурных водопадов и выступающих скал при недюжей силе сплавляющегося и невероятном везении. Справа по ущелью в Сурхоб впадала горная речушка под названием Сангикар – Оглохшие Камни - с таджикского. Речушка хоть и небольшая, местами сужающаяся до 3 – 4 метров, но удивительно шумная, что, по-видимому, и обусловило ее такое странное, но красивое название и несла неимоверной силы поток, который невозможно было перейти вброд – взрослого человека сбивало с ног, переворачивало как спичку и швыряло на камни. В периоды дождей река выходила из берегов, заполняла своей массой все ущелье и становилась неукротимой, о чем свидетельствуют разбросанные по ущелью огромные гранитные камни величиной с автобус, которые река умудрялась передвигать во время половодья. Вода в Сангикаре чистейшая, с температурой в несколько градусов, так как подпитывается от таящих ледников, а при попытке напиться прямо из реки, от перепада температуры во рту было слышно легкое потрескивание зубов, нередко от холода сводило челюсть. Вода, ударяясь о камни с большой скоростью, распадалась на мельчайшие капельки, образуя взвесь, от чего вдыхать разряженный горный воздух, обогащенный ледниковой водой, было неимоверным наслаждением. Мальчишки оборудовали одну из заводей канатом, схватившись за который, можно было окунуться в ледяном потоке. Несмотря на прошедшие годы, я до сих пор помню это ощущение – как будто за мгновение все тело пронзили маленькими стрелами, ощущалась жуткая оторопь и восторг одновременно. Но окунаться в воду с температурой в несколько градусов, особенно в первый раз, надо было крайне осторожно – были случаи, когда у неадаптированных людей от перепада температур возникала остановка дыхания со всеми вытекающими отсюда последствиями. В этой ледяной реке из рыб выживала только форель, достигающая в размере 30 – 40 сантиметров. Детвора с пеной у рта в один голос передавала местную байку о том, что в прошлом в зимний период местная форель доставлялась к столу русского "ампиратора". С учетом того, что в царское время на арбе (короткая тележка с огромными двухметровыми колесами, являющаяся тогда единственным средством передвижения), до ближайшей железнодорожной станции можно было доехать дней за тридцать, то эти рассказы больше напоминают сказки. Есть и третья река, примыкающая к поселку – это река Сарбог, которая в раза три была шире Сангикара, но вода в ней была значительно теплее, поэтому помимо форели в ней водилась и маринка – это более крупная хищная рыба, достигающая в весе десяти и более килограмм. У маринки была особенность, незнание которой нередко приводило к трагедии – изнутри брюшко было покрыто черной пленкой и, если пренебречь ее удалением, отведавшего ее человека ждала мучительная смерть от отравления.
По прибытию в поселок меня пытались взять на «слабо» местная детвора. Ее представители предложили устроить ристалище с целью определить «кто в доме хозяин». Хотя отец предупреждал меня, что конфликты надо разрешать мозгами, а не кулаками, уйти от драки путем переговоров в этот раз не удалось. «Выбор оружия» оставался за приезжим, т.е. за мной, поэтому из бокса и гуштингири (местная борьба с тряпичными поясами), выбрал последнюю. Мальчишки сняли подпоясанные платками чапаны (легкий стеганый халат без воротника). Оставшись в старых, но тщательно заштопанных футболках, по всей видимости, передаваемых по наследству, переподпоясались платками, один из которых повязали и мне. Боролся я не плохо, но после очередного положенного на лопатки боходура (богатыря по местному), тут же появлялся новый боходур, который заявлял, что для полной победы необходимо сразиться с братом побежденного. Когда же я узнал возраст моих соперников, которые были либо моего роста, либо ниже, то оказалось, что все они до одного на два – три года старше меня. От обиды с трудом сдержал слезы, но конфликт разрешился, так как вышедшая мать, не поняв ситуации (а, может, и, поняв), пригласила всех «воюющих» за стол отобедать. Зато после драки мои соперники стали мне закадычными друзьями, и, даже предлагали принять участие в решении конфликтов с другой махаллей (кварталом).
Мать ребятишек часто пекла в домашнем тандыре (глиняная печь, армированная конским волосом для крепости в виде кувшина), на разогретых стенках которого готовили лепешки – «нон» - по-местному, самбусу, более известную в России как самсу – по узбекскому аналогу, мясо и множество других вкусностей и угощала ими нашу семью. В свою очередь, мать готовила сдобу, которую местные не умели готовить, и охотно делилась ею с соседями. Такую вкусную лепешку как у соседки, я ел только раз. Это было на «большой земле» вскоре после Пасхи, когда для поездки в цирк бабушка завернула мне куличи, на которые я уже не мог без слез смотреть. Куличи были с кишмишом, таяли во рту, но бабушек у меня было четыре, и все, как назло, великолепно пекли, и наслаждались, когда внуки поедали их и непременно "до конца!". Поэтому на сдобу на третий-четвертый день после Пасхи я смотреть уже не мог. Рядом со мной расположился поселковый парнишка, узбек по национальности. В руках он держал поясной платок, в который была положена большая свежеиспечённая лепешка. От лепешки шел такой аромат, что червячки в желудке срочно потребовали чем-либо заморить их. Пришлось доставать кулич и нехотя по маленькому кусочку отщипывать себе в рот. Во время этой процедуры краем глаза заметил, как сосед жадным взглядом следит за моими потугами отбить желание полакомиться лепешкой. Он с вожделением глядел на кулич, и, видимо тоже решил заморить голод изо дня в день поднадоевшей лепешкой. Кажется, светлая мысль в наши головы пришла параллельно, ибо мы одновременно произнесли одно и то же слово: - «Меняемся?». Ко мне перешла еще горячая лепешка, которую я смаковал почти целый час во время поездки на стареньком ПАЗике. Центр лепешки был утрамбован и покрыт узором, который делался специальной колотушкой с выбитым на ней рисунком. Поверх узора помещались зерна кунжута. Тандыр разогревался гузапоей (сухие хлопковые стебли, из которых, кстати, китайцы делали изобретенный ими порох), дающей большое количество тепла и маленькую горсточку пепла, а само пропекание осуществлялось за счет тепла, идущего от раскаленных стенок тандыра.
Соседка знала сотни рецептов маленьких лепешек под названием «фатир», «кульча», средних и больших лепёшек, для которых применялась мука только первого сорта, ибо тесто из муки высшего сорта не удерживалось на стенках тандыра. Лепешки были и с творогом, и с яйцами, поштучно делались праздничные экземпляры с орнаментом и затейливыми узорами. Такие лепешки подвешивались на стене, и, говорят, не теряли своих вкусовых качеств годами. Оставленная в тени обычная лепешка, через пару деньков высыхала, но не портилась, а приобретала новые качества - становилась сладковатой на вкус, а серединка ее хрустела как редкие в то время финские хлебцы. Говорят в настоящее время тандыры в Таджикистане сплошь и рядом обогреваются электричеством, я пробовал приготовленную таким образом лепешку – это жалкое подобие того хлеба из моего детства, вымешанного руками хозяйки по древним рецептам, передающимся из поколения в поколение и с применением «живого» огня!
Кто-то скажет, что в детстве «и трава была зеленее, и деревья были выше», но никто не оспорит тот факт, что пища, приготовленная материнскими руками, из настоящих продуктов, да на «живом» огне, не чета нынешним суррогатам, полуфабрикатам, субпродуктам и мясным кубикам. Поэтому тот "НОН" (хлеб по-русски), его аромат и вкус - вкус лепёшки моего детства, я сохраню на всю свою жизнь!