Определения “ученый” заслуживает только тот пытливый ум, который докопался до сути дела, до истины. Но кому и зачем нужна истина? Человек всегда в своих действиях стремится опереться на что-то истинное – надежное, крепкое как скала. Для людей средневековья все истины были уже даны в Священных писаниях, и задачей схоластов было лишь обоснование и комментирование их. Потому из толкователей уже заданных истин в принципе не могли вырасти ученые. Тем не менее, преуспевшие в схоластике оформляли свои труды в виде диссертаций, защищались, обзаводились учеными степенями, званиями. Но кто сможет назвать хоть одного из них, кто вошел в историю науки, остался в памяти человечества? Нет такого. Тем же, кто наперекор всему постигал истину, приходилось защищать, нет, не диссертацию, а себя от нападок инквизиции, как Галилео Галилей, или гореть на костре, как Джордано Бруно. Но как бы то ни было, диссертационная форма подготовки кадров дожила до наших дней. При этом она оказалась очень удобной тоталитарной власти бывшего Союза для отбора идеологически подходящих для себя людей в сфере науки и образования. С этой целью в 1934 году был восстановлен, отмененный ею же в 1918-м, институт ученых степеней и званий с контрольным органом в виде ВАК. Хотя и на Западе продолжают защищать диссертации, но там хоть хватает ума обходиться без контрольных органов, и при определении ученой степени не упоминать, всуе, науку: просто – доктор философии. Советская же власть, уверенная в своем всесилии поворачивать реки вспять и сказки делать былью, впрягла в одну телегу диссертацию и трепетную науку. Не просто кандидат или доктор, а еще каких-то наук!
УЧЕНЫЙ = ИНДЕКС ЦИТИРОВАНИЯ + ИМПАКТ-ФАКТОР!
Сколько не навязывай чуждые ей формы, природа науки берет свое. Пережив мрачное средневековье, в сфере науки стали формироваться более естественные для ее развития формы организации и оценки труда ученых. С 16-го века в Европе стали утверждаться капиталистические отношения. Рыночная конкуренция потребовала ускоренного развития производства на базе полноценных научных знаний. Поэтому не случайно, что именно следующий, семнадцатый век признан всеми как век закладки фундамента современной науки. Если прежде ученые свои труды отдавали на суд церкви, то теперь они стали отдавать их на суд своих коллег, на предмет истинности полученных результатов. Для этого они вступали в переписку между собой. Со временем письма стали приобретать вид современных статей с постановкой вопроса, описанием методики, полученных результатов и списком литературы. Началась публикация научных писем в особых изданиях и в 1665 г. появились первые два научных журнала: “Журнал де саван” вышел во Франции, “Философские записки” — в Англии. С тех пор число научных журналов стало стремительно расти. По некоторым данным, если в начале XIX века было около 100 научных журналов, то сейчас в мире издается порядка двухсот тысяч.
Понятно, что в рыночных условиях и среди научных журналов возникает конкуренция. Репутация научного издания складывается из добротности публикуемых в ней материалов. Для этого поступившие статьи подвергаются строгой, компетентной внешней экспертизе на актуальность темы и значимость полученных результатов. Началось это еще с “Философских записок”, когда совет Королевского научного общества Британии санкционировал очередные выпуски только после просмотра их материалов несколькими членами. В наше время качество научной работы оценивается и по количеству ссылок на нее (индекс цитирования), и по месту публикации (импакт-фактор журнала). Последнее важно не “только потому, что наиболее авторитетные журналы имеют гораздо более широкую аудиторию, чем локальные издания: публикация в таком журнале — своего рода знак качества. Дело в том, что редакционные портфели ведущих научных журналов всегда полны, и редакции попросту вынуждены проводить отбор и публиковать лишь наиболее значимые статьи; чем выше уровень журнала, тем жестче требования к качеству статей. Поэтому ориентация на публикации в приличных и хороших журналах по необходимости требует определенного уровня качества работы”. Российскому эксперту вторят украинские специалисты. Сегодня “во всем мире главным интегральным критерием оценки работы научного работника служит количество его работ, опубликованных в журналах из каталога Института научной информации (США, www.isinet.com), то есть в журналах с высоким импакт-фактором (фактором влияния). Этот список включает только общепризнанные и авторитетные международные и национальные журналы. Качество работы оценивается соответственно импакт-фактору журнала, в котором она увидела свет … И теперь в науке нет иного обобщенного механизма объективной оценки полученных научных результатов, кроме участия в “соревнованиях” по публикациям в рейтинговых научных журналах. Как в правовом государстве необнародованный закон не является законом, так и в современной науке научный результат, не опубликованный в международных журналах, не является результатом”.
Однако руководство советской науки в упор не хотела видеть уже сложившихся в мировой науке критериев оценки научных работ. Это было на руку диссертантам – для защиты достаточно публиковаться в наших изданиях. Что говорить о вузовских и межвузовских сборниках научных трудов, если в списке рейтинговых изданий в подавляющем большинстве случаев не было даже отраслевых, всесоюзных журналов. Близорукость политики руководства и губительность ее для науки наглядным образом проявилась в начале 90-х годов. При распределении грантов среди ученых дипломы наших кандидатов, докторов наук для фонда Сороса ничего не значили. Он руководствовался совсем иным, западным стандартом: ученый — это тот, кто за последние пять лет опубликовал не меньше трех статей в рецензируемых журналах хоть с каким-то минимальным импакт-фактором.Самой большой неожиданностью соросовского отбора оказалось то, что на весь бывший Советский Союз таких ученых набралось всего 21 тысяча!
“С развитием системы научных журналов роль диссертаций на Западе резко упала”. Более того, сейчас в развитых странах мира диссертация вообще не нужна. “Там везде при приеме на работу требуются рекомендации. Если есть публикация первым автором и хорошая рекомендация, то больше ничего и не нужно”. Тогда для чего готовят и защищают диссертацию на получения ученой степени PhD? “Дело в том, что, как правило, статьи пишет шеф. Аспирант (а точнее PhD студент) только собирает материал и подбирает иллюстрации. Научить хоть как-то самостоятельно писать научные работы и призвано написание диссертации на соискание ученой степени доктора философии”. Но ведь уже в школе нас учили самостоятельно писать изложение, сочинение. В институте — курсовой проект, затем дипломный. Теперь вот и аспирантуру сводят к тому, чтобы научить “хоть как-то самостоятельно” выразить в печатном виде свои мысли. Не спорю, систематизировать, внятно изложить материал – великое дело! Но где же сама наука – поиск истины, постижение сущности вещей? И надо ли теперь удивляться тому, что в постсоветском пространстве “зачастую в качестве кандидатских или даже докторских диссертаций успешно защищаются такие работы, которые раньше вряд ли имели шанс “пройти” даже в качестве дипломных”. Не потому ли в развитых странах “защита", во многих университетах, как процедура отменена.
Реально степень присваивается ученым советом (советом по докторским диссертациям) кафедры или факультета на основании двух — трех независимых отзывов (в хороших университетах Европы принято посылать на отзыв заграницу). Университет в этом случае выполняет роль нотариуса, подписывающего документ”. “На Западе ученая степень котируется в зависимости от научного веса организации, присвоившей ее. (Уж больно все это напоминает защиту обычного дипломного проекта в советское время перед Государственной экзаменационной комиссией факультета с наличием хотя бы одного внешнего отзыва. К тому же, и диплом котируется в зависимости от вуза, выдавшего его). Другой университет волен признать или не признать эту степень (обычно, разумеется, признают), но — никакого ВАКа, никаких единых “Положений о порядке присуждения…”
Прозвучит неожиданно, но чем больше диссертация превращается в условность (кто-то признает, а кто-то может и не признать), тем в большей мере она проявляет свое настоящее лицо. Лицо, довольно далекое от науки. А это создает почву и широкие возможности выдавать себя за ученых людям, под стать таким диссертациям, тоже весьма и весьма далеким от науки. Чем и пользуется огромное число пройдох и карьеристов. Причем они паразитируют на теле не только нашей науки. “Даже на Западе конкуренция между учеными и полная прозрачность не препятствует широкому развитию дела подделки дипломов, в том числе и дипломов на ученые степени. По данным экспертов, в Америке действует 481 “фабрика дипломов”, они поставляют желающим все необходимые документы через Всемирную паутину. Исследование образовательного уровня американских ученых и инженеров, проведенное Национальным фондом науки (NSF) США, показало, что почти каждый пятый американский инженер или ученый не имеет даже степени бакалавра”.
Выше преднамеренно и обильно цитировались работы других экспертов и исследователей, чтобы, во-первых, дословно привести мировой опыт, подтверждающий наш теоретический вывод о неадекватности диссертационной формы аттестации кадров требованиям научности. Во-вторых, чтобы показать критический настрой экспертов к существующей системе контроля и аттестации научных кадров в советской и постсоветской науке. Чего не хватает им, так это решимости! Решимости критически, непредвзято взглянув на сам институт диссертаций как на реликт, пережиток средневековья, воскликнуть: “А диссертация-то голая!”. Короче говоря, необходимо от громоздкой, неуклюжей, подверженной коррупции диссертационной системы контроля и аттестации научных кадров перейти к системе присуждения ученой степени в автоматическом, явочном порядке. Если человек считает для себя нужным, то он, опубликовав не меньше трех статей в рецензируемых журналах хоть с каким-то минимальным импакт-фактором, пишет в Ученый совет университета заявление о выдаче диплома доктора философии с приложением статей. Совет обязан в течение нескольких дней оформить и торжественно вручить диплом. Сомнения в присуждении ученой степени могут быть только научного характера. Если таковые имеются, то претензии Совета к качеству опубликованных научных работ действительны лишь в форме критических статей и опровержений в таких же рецензируемых журналах. Не кто-нибудь, а человек качеством своих работ, подтвержденных международным научным сообществом, сам себе присуждает ученую степень!
ПОЛОЖЕНИЕ ОБЯЗЫВАЕТ!
Признавая реальное положение вещей, вряд ли можно надеяться, что в скором времени власть и бюрократический аппарат науки захочет перейти от укоренившейся у нас имитации науки и научной деятельности хотя бы к западным стандартам организации науки и оценки ее достижений. В то же время нельзя, сложа руки, ждать у моря погоды. Необходимо остановить процесс профанации, опошления науки и научной деятельности. Некогда высокий образ рассеянного, погруженного в свои мысли профессора вытеснен фигурой хваткого, циничного карьериста. Тем не менее, есть у нас еще аристократы ума. И не исчезнут они, пока бескорыстный дух познания заложен в наших генах. Просто в толпе “Журденов” от науки сейчас они оказались крупинками золота в тоннах пустой породы. Пора, не дожидаясь помощи старателей, самим очищаться от этой породы. В этом деле нет нужды что-то изобретать, начинать с нуля. В XIX веке возникли ярко обставленные цирковые представления борцов. Ради кассовых сборов им приходилось, под давлением хозяев арены, соглашаться на всякие жульничества. В ответ появилось то, что стало известно потом как “гамбургский счёт”. Раз в год в городе Гамбурге начали проводиться особые международные состязания борцов. В отличие от цирковых представлений, эти соревнования были настоящими, и побеждали в них действительно сильнейшие, а не заранее назначенные “чемпионы”. Другая особенность – публики не было, только профессионалы. Им просто необходимо было знать, кто чего стоит в действительности. Хотя бы для того, чтобы каждый из борцов в дальнейшем получал заслуженное место и при распределении выручки.
К сожалению, наша наука оказалась в таком положении, что без своего гамбургского счета не обойтись. Искатели истины сами должны позаботиться о чистоте своих рядов и создать своего рода закрытый аристократический клуб ученых. Закрытый в том смысле, что пропуском в него должен быть признанный мировым научным сообществом весомый результат. При нынешнем качестве диссертаций и сложившейся практике их защиты такой критерий может показаться чрезмерно жестким. Но это и будет гамбургский счет в науке. Научная элита, как и любая другая, по определению должна быть малочисленной. Принимая новичка в свою среду, аристократическая корпорация ученых будет ручаться за него перед всем научным миром и всем обществом. Ручаться за то, что такой-то (независимо, остепененный он или нет) достоин высокой чести ученого. Иначе пострадает репутация, как самой корпорации, так и каждого ее члена. В аристократических клубах практикуют и чисто механический способ сохранить чистоту своих рядов от выскочек снизу – установкой предела своей численности. В журнале Агентства РК по статистике “Казахстан и страны СНГ”, № 4 за 2007 г., приведена численность специалистов, ведущих научные исследования: докторов наук – 1157, кандидатов наук – 3147. Тогда из оценочных соотношений профессионалов науки ко всей массе остепененных, следует, что предел численности дворянства науки можно установить в 400 человек.
Назовем аристократический клуб настоящих ученых как “Рыцари истины”. Ядро этого клуба должны составить те, кому уже научный мир стихийно, а это значит — объективно, присудил имя автора сделанному им открытию или созданному им учению (вспомним, знакомые со школьной скамьи, закон Ома, правило Ленца и др.) Это самый объективный способ отбора наиболее достойных. Прекрасной рекомендацией будет и членство в научных обществах развитых стран, работа в мировых научно-исследовательских центрах, публикация работ в журналах с высоким значением импакт-фактора. Скорее всего, лиц, отвечающих этим требованиям, окажется совсем не много. Зато, можно надеяться, это будут подлинные рыцари истины, не падкие на брошенную кость депутатской, чиновничьей или еще какой-то должности. Преданный науке ученый выше этих соблазнов жизни. В конце концов, наш биологический вид определен вовсе не как человек властный или богатый; он известен как Гомо сапиенс – человек разумный. Где ярче всего проявляется ум, как не в постижении истины!
Злые языки любят издеваться: “если такой умный, то почему такой бедный?”. Этими насмешками достали еще древнегреческого философа Фалеса Милетского. В ответ он, зная приметы на богатый урожай олив, зимой по дешевке арендовал все окрестные давильни и летом, когда прогноз оправдался, стал сдавать их за хорошую цену. Ум позволил Фалесу легко разбогатеть, но это занятие его не привлекало. Настоящий ученый – служитель Истины, а не Мамоны. Это – его привилегия, он должен и дорожит ею. Обычно люди объединяются, чтобы защищать свои права. Интеллектуалы же должны объединиться, чтобы отмежеваться от тех, кто подменил истину мамоной. Объединиться, чтобы возложить на себя нелегкую обязанность — жить, работать и спрашивать с себя строго по принципу: “Noblesse oblige”, т.е. дворянство, положение обязывает. Только став аристократами ума можно возродить престиж и честь ученого. И только тогда молодежь, склонная к науке, имея в жизни верный ориентир и меру ответственности, не собьется с путей постижения Истины.