Сновидец

Марина Равенская
Он потрогал мой нос такими противными липкими пальцами. Пальцы у Санни были кривые, как веточки.
-По-моему у тебя земляничный чес.- заявил он с тем самым самодовольным видом, которого никто здесь не любил.
-Ты так думаешь? Ты тоже пробовал землянику?
-Когда ключ висел на доске. Теперь вот шиш, а не земляника.
Санни вообще удивлял меня чаще остальных, может быть из-за этого мы и подружились. С ним было действительно интересно, даже если не раздавали игрушек. По коридору проплыло белое облако- левый глаз меня сильно подводил- облако-человек.
-Доктор Белл часто сажает тебя на колени. Так грустно, что меня она не любит совсем.- пожаловался я.
-Она всех любит. Но лучше меня свечку никто не делал!- заявил Санни, в подтверждение вытянув ноги вверх.
Вот проходят люди, люди, пары, пары. Ищут, выбирают. Останавливаются, рассматривая неспешно, точно мы- уходящий день, которого больше не будет.
-Сейчас кого-то заберут.
-Ты это знаешь точно, потому что не заберут тебя!
-Со мной такое много раз бывало. Подрощенных редко берут. Больше трех и пятилеток. Потом уже брать не имеет смысла.
-Ты привереда что ли?
-Нет, почему же? Смотри- во-он тот бородатый, и женщина в длинной шубе. Какие у них добрые лица. Точно кого-нибудь возьмут.
-Но не тебя.
Санни вздохнул, я прав. Подрощенных сейчас берут редко.
-Жалко, если они уйдут просто так.
-Дети сейчас штука не из дешевых.- повторил я когда-то слышанные слова.
-Детей вытаскивают из Родового ряда и подпитывают белками. Это все дорого.
-Да, так дороже и проще.
Санни перевернулся на спину и сделал знаменитую полную свечку.
Сегодня уже девять заявок. Просто замечательно. Говорят, потому что Рождество. В рождество люди делают друг другу подарки. Выбирают елки, пекут пряники, покупают детей.
-Доктор меня не отпустит никогда.-сказал мой друг,  снова удивляя меня.
-Она так и сказала?- от волнения я едва не упал с табурета.
-Нет, но знаю, что не отпустит.
-Она хочет забрать тебя себе?
-Нет, не хочет. Они не хотят. Может быть потому, что кроме свечки я не умею ничего.
-Ты глупый!
-Да-да, шучу. Я сновидец.
-Да? А что это?
-Ну вот смотри.- Санни опустил ноги, и сел по-турецки на пол.-Все видят сны.
-Все.-согласился я.
-А я вижу странные сны. Ну как будто не мои.
-Не твои? А чьи же? Разве могут быть чужие сны?
-В том-то и беда, что могут.
-И как ты узнаешь, что они не твои, эти сны?
-Они о том, чего нет в моей жизни и быть не может.
-О драконах?
-Нет, глупенький.- Санни засмеялся, во всю ширь рта, во все великолепие неровных зубов. И мне по-прежнему было жаль, что он подрощенный и никем не взятый.
-В этих снах я уже взрослый. Там я делаю все, что захочу.
-А ты говорил с психологом?
-Да. Постоянно. Доктор Белл сказала, это потому, что я не был взят из Родового ряда.
-А откуда? Никто же не имеет право выращивать детей вне центров!
-Не знаю, но сны все идут и идут. И я делаю там все, что хочу.
Лимонные кружки светились на полу- их мы всегда перепрыгиваем, придумав себе, что желтый может принести несчастье. Только доктор не перепрыгивает. И ее муж не перепрыгивает. Он ненавидит желтый- он идет и давит его, яростно давит, точно они самое большое зло.
-Тебя сегодня заберут.
-Откуда ты знаешь? Может они просто ходят, приглядываются.
-Нет, я уже видел твою карточку. Целых две заявки на твою душу.
-Значит, ты можешь меня поздравить.
-Поздравляю.
-Ты будешь скучать?
-Буду. Но адрес тебе останется. Будем писать письма.
-Братишка.- Санни  засмеялся так оглушительно звонко, что люди неподалеку стали оглядываться и рассматривать его. Всем нужен веселый ребенок. Всем, но его снова не возьмут.
-Санни?
-Что братишка?
-А что ты видишь в этих снах? Что-то незнакомое? Что ты там делаешь?
Санни отстранился. Потому, что за мной уже пришли лаборанты. А это значит, что скоро прививки. И меня действительно заберут пока еще незнакомые родители.
-Что ты там делаешь, брат?
-Иногда пью что-то из жестяных баночек, вожу машину, стираю джинсы и читаю бумажные газеты.

Санни хлопает меня по спине. За ним пришла доктор Белл, высокая и теплая как тысяча облаков. Она отведет его в профилакторий, где нальет сладкий красный чай, включит старый патефон и будет вместе с мужем долго-долго слушать, как Санни провел последний день, что видел, что думал.
-Прощай, братец. Иди, знакомься с родителями. И писать не забывай.
-Санни, расскажи.
Санни оглядывается, сжимает на миг руку доктора. Полуулыбка-полувидение.  Подходит ко мне, обнимает крепко-крепко, и шепчет на ухо:
-Я взрослый и лежу на асфальте, под козырьком разбитой автобусной остановки и ветер гоняет по земле сухие листья. Табло у мюзик-холла на другой стороне показывает без четверти полночь. Моя левая рука рассечена, и вся голова в крови. А я лежу и вокруг так тихо-тихо.
****
Спи, малышка, спи, мальчишка
Мама даст тебе синичку.
Если птичка петь не будет,
Мама тебе что-то купит.
Спи, малышка, спи, сердечко
Мама даст тебе колечко
Золотое, с изумрудом
Спи, малышка, мое чудо.- поет доктор и все вокруг начинают потихоньку исчезать. Сегодня семнадцатый месяц, как доктор работает у нас. Странный семнадцатый месяц.
Доктор Алекса появилась со снегопадом и целой папкой рекомендательных писем. На самом деле, никакая она не доктор, так, какой-то психолог. Ей на вид лет двадцать пять, совсем еще девчонка. Нет в ней ничего от тех  важных людей, что ежедневно полируют до блеска своими смешными войлочными тапками и без того затертые полы. За эти семнадцать месяцев она успела показать себя никаким психологом, и детишки, ее, похоже, побаиваются. Ну кроме того, которого она притащила с собой. С ним она занимается упорно, долго и старательно, хотя пары взглядов достаточно, чтоб понять, что это не ее ребенок. Доктор Белл покрикивает на меня, когда я пытаюсь рассказать ему о всех промахах доктора Алексы. Но я простой человек- всего лишь нянечка, да мою полы. А эта психологиня, похоже, его хорошая подруга. Как человек она неприятна- не здоровается, оставляет повсюду свою пепельницу, свои недопитые стаканчики с кофе. Просто визгливая накрашенная стерва.
Мальчишка этой психологини- грубый, наглый, очень ловкий и совершенно некрасивый. Обводит людей вокруг пальца, так что и не докажешь. То ключи от кладовки стащит, то нальет стеклоочистителя в воду для цветов. И всего-то четыре года. Очень противный.
Вчера была моя ночная смена, и мне пришлось обходить первый и второй этажи. На первом было тихо. Второй следовало убрать, ведь моя сменщица приболела. Там-то я их увидела вместе- доктора Алексу, и ее мальчишку. Я подошла незаметно- дверь ее кабинета-кладовки с большим окном была открыта, жалюзи были сдвинуты и скручены. Так что я видела и слышала ее прекрасно.
Девчонка сидела в  кресле и теребила газеты. Сейчас мало кто читает бумажных газет, но она упрямо выписывает их и курьер  доставляет прямо в центр. Вообще, посмотришь на нее- один сплошной пафос. Так моя дочка сказала, поговорив с ней всего полчаса. Ногти намазаны фиолетовым, точно она актриса варьете, взгляд в себя, как у тех медиумов, что заседают каждые выходные в торговых центрах, в кабинете-кладовке повсюду валяются ее вещи- верхняя одежда какого-то чересчур вычурного вида, браслеты и книги с непонятными надписями. Доктор держится с ней как с сиятельной особой, и она, похоже, понимает все те мудреные словечки, что все здесь повторяют день за днем. Но как человек она- дрянь.
Лицо ее было белое, как сметана. Оно и так белое, от вечного невроза.  Иногда  она трясется, пытаясь покомандовать, но кроме доктора никто ее указания серьезно не воспринимает. Девчонка она и есть девчонка.
Психологиня сняла телефонную трубку и потыкала пальцем в кнопки. Она редко пользуется видеомостом. Всегда, точно нарочно, берет с собой какие-то старые вещи, будь то пластинки, или ее древние книжки.
-Его ищут!- прошипела она в трубку. -Представляешь, до сих пор ищут.
  Послушав ответ, она яростно продолжила:
-Нет, ты только представь себе...такой срок. Это могло быть чем угодно: ограблением, пьяной дракой...Господи, ну что же такое?! Надеюсь, они все же его найдут. Его найдут.- ответила психологиня и со злостью кинула трубку мимо рычага.
Мальчишка ее проснулся.
-Мама?
-Я же запретила так называть меня!- прошипела эта самозваная докторша. Мне показалось, что ей очень хочется задушить  этого мальчишку.-Никакая я тебе не мама и не смей так меня называть!
 Мальчишка подпер кулаком подбородок, копируя ее.
-А мне снился сон.
-Сон?- ярость ее как будто схлынула. Она схватила блокнот и карандаш. Никто здесь не пользуется бумагой и чернилами, а она- постоянно.
-Да просто сон.
-Рассказывай!
-Это очень странный сон.
-Не выдумывай ничего. Говори все, как есть.
-Я перехожу большое такое место. Повсюду лежит сухая трава.  Такая, в ряд.
-Скошенная?
-Да. Совсем серая, без запаха. Духота вокруг. Впереди идет тетенька. У нее синяя сумочка и лиловые туфли. Куртка на ней синяя. Мне хочется ее догнать. Почему-то очень хочется ее догнать, но вот почему, не знаю. Она проходит все это поле, перелезает ограду, поворачивает на какую-то улицу, останавливаясь на светофоре.  И это оказываешься ты.
    Психологиня отшвыривает блокнот, садится на корточки перед мальчишкой.
-Лиловые туфли говоришь, какие?
-Лиловые, как твои сейчас, только лиловые.
Психологиня вскакивает и резко, заматывая его в одеяло, неестественно смеется.
-Напугал, маленькое чудовище.
-Мама?
-Черт тебя побери, говорю же, что я тебе не мама!
-Но в этом сне мне так хотелось догнать тебя. Я был бы так рад, догнать тебя.
-Спи. Спи и не говори ерунды.
-Нет, правда, ты же сама говорила мне, что я должен рассказывать все что вижу и что чувствую в снах. Я очень хотел тебя догнать, но не мог. Может из-за того, что у меня встали часы.
-Что?
-Я глянул на свои  часы. Они не работали. Часовая стрелка замерла на третьей полоске, минутная…
-Какие часы? Эти?- психологиня задрала халат и вытащила из кармана платья какие-то часы.
-Все верно- коричневый ремешок.- мальчишка протянул руку.- Дай мне посмотреть поближе.
Она кинула ему часы  и рухнула в кресло.
-Ты прежде не мог видеть этих часов.
-Да, но я знаю, если поднять крышечку, то обнаружится Зет. Я нацарапал ее ключом.
-Когда? - сказала докторша. Мне показалось, очень испуганно.
-В одном сне.
-Ты не рассказывал мне про тот сон.
-Я не рассказываю всех снов.- ответил мальчишка. Психологиня зашипела и отобрала часы.
-Ты должен рассказывать мне все сны. Все.
-А доктору?
-Доктору- выборочно. Чем меньше доктору, тем лучше. Можешь ему вообще лгать.
-Правда?
-Разрешаю.
После этого я тихонечко ушла. Чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
****
Мне тринадцать. Да, это совсем не возраст. Но за тринадцать лет я прожил столько, что могу сойти и за тридцатилетнего. Алекса суетится, расставляет блюдца с пирожными, прикидывает, как бы получше утыкать свечками торт. Мои подарки уже прибыли. Доктор Белл в другом углу заваривает чай- вкусней его чая нет никакого другого. Все будет просто- в восемь, когда центр закроется и останутся только воспитатели ночной смены, да остальные ребята, Беллы вытащат закуску и начнут поздравлять меня. Мы всегда празднуем дни рождения втроем- это такая традиция. Доктор выпивает и начинает чего-то петь, осторожно, чтобы не слишком рассердить Алексу. А она снова рискнет сочинять на ходу поздравительную речь, и снова у нее не выйдет ничего. Она искренняя- нравится, засмеется, не нравится- шваркнет вазой об пол. Вот за это я ее и люблю. И еще за что-то, о чем понятия не имею. Ночью мне снился сон и я утаил кое-что. Потому, что подарки уже привезли, а Алекса так осторожно причесывала меня утром, подняв рано-рано, потом повела в город и до трех часов мы катались на совершенно сумасшедших аттракционах. Доктор собирается меня усыновить. Он об этом уже сказал. У меня будет свой ученический счет, и в центр я смогу приходить как его сын. Это здорово.
Алекса поворачивается ко мне и корчит рожицы одна другой забавней. Удержаться от смеха просто невозможно. Утром я уже буду дома. Хотя я понятия не имею, какой он, мой дом.
-Тебе понравится.- сказал доктор, точно поймав мои мысли.
-У тебя там целых две комнаты.- сказала Алекса.-И школа очень хорошая. У школы есть свой бассейный комплекс, и летом можно ездить в лагерь с одноклассниками. Там никто не ругается на учеников и большая библиотека.
-Спасибо.- я поднимаю стаканчик малиновой шипучки.-За вас.
-Правда, он уморительный?- спрашивает Алекса, кивая в мою сторону.
-Он кривляется только на потеху тебе. За такое количество лет он присох к тебе как горчица к хлебу.- отвечает доктор.
Повисает тишина. Алекса вдруг швыряет стопку пластиковых тарелок, и выбегает вон. Я вскакиваю, чтобы догнать ее, но доктор останавливает меня, кладет руку на плечо. Он идет сам. Потом я тихонько выскальзываю и смотрю, как Алекса плачет в коридоре. Доктор пытается успокоить ее.
-За что мне все это?! За что мне такое испытание?!
-Ты не могла поступить по-другому. Твоя жизнь, будущее твоих сестренок было под угрозой.
-Он помнит часы. Будь оно все проклято! Он их помнит! Он помнит даже, во что я была одета в тот злополучный день! А вчера он сказал...он сказал...он рад был меня видеть...
-Мальчик всегда рад тебя видеть- дети любят тех, с кого можно брать пример. Успокойся, а то праздника не получится.
Алекса рыдает. Я нащупываю в кармане джинсов те самые часы. Я давно помню их- я часто видел их в снах. Они всегда были моими. Всегда.
-В среду мы вышли в город. Мы гуляли в парке и он... он сел на корточки и взял камень. Он все знает! Он знает все!
-Камень? Какой камень?
-Большой такой, неровный, много углов. Он заметил, что я перестала кормить птиц и подошла к нему...
-И?
-Он встал и обнял меня так сильно, что я испугалась. Пора с этим заканчивать. Я отсюда ухожу. Не могу его больше видеть.
-Он был зол?
-Нет, он был озадачен. А потом, когда я сделала вид, что просто дурно себя почувствовала, мы пошли в кафе. Он ел мороженое и говорил о боге и всепрощении. Я не знаю, кто рассказал ему всю эту ерунду.
-Но мы не можем закончить этот эксперимент. Тем более, что это уже не эксперимент.
Алекса оборачивается. Я знаю, почему она сорвалась- ее горе-сестренок снова посадили. На этот раз надолго. Алексе приходилось постоянно защищать их с тех пор.
Часы в моем кармане больше не шли. В среду я сломал механизм. Опять. А сейчас с удовольствием вытаскиваю их и выбрасываю в урну. Я был рад видеть ее всегда. Я действительно рад, что доктор провел этот эксперимент. Он показал, насколько великодушны и решительны могут быть люди, защищая друг друга.
Алекса видит, как я выбрасываю последнюю улику. Единственную земную улику против нее. А то, что осталось в моей голове ведь совсем не важно.
-Срок давности не столь велик.- говорит Алекса, осторожно подходя ко мне.
Я закрываю глаза и погружаюсь в ее объятия как в теплый сон...
Вот она, остановка, с которой ушел последний автобус. Я нервничаю, жду, ведь уже половина двенадцатого, а ее все нет и нет. Я колеблюсь- мне нравится Алекса, моя бывшая одноклассница, но дело кажется куда серьезней. Если она не придет через двадцать минут, я пойду в полицию. На другой стороне улицы ветер треплет вылинявшие афиши у входа в мюзик-холл. Листья шуршат, засохшие. Какое странное жаркое лето. Я почти преступник- я собираюсь выдать преступников, сломав тем самым жизнь их старшей сестре. Если Алекса придет... Я поворачиваюсь на стук каблуков.
-Так это ты свидетель?- спрашивает Алекса. На ногах ее лиловые туфли. Утром она была в них же. Она не видела, как я шел за ней, следом, половину дня.
Я киваю. Знаю, что единственный свидетель. Она открывает женскую сумочку. Что она там принесла? Взятку свидетелю? Я отворачиваюсь и достаю сигарету.
-Послушай, я окончательно решил. На тебе это не отразится никоим образом. Все должно быть...
-Я решила!- слышу над моим ухом, ровно за секунду до того, как страшный удар обрушивается на мою голову.

Я лежу на асфальте. Битым стеклом ощерилась крыша надо мной, и сквозь провалы можно увидеть небо. Удар за ударом. Камень. Вот что принесла с собой Алекса. Часы слетают с руки. Зачем-то она хватает их и отбрасывает. А ведь на них теперь следы ее пальцев и кровь на коричневом ремешке. Алекса подбирает мои часы и кладет в карман.
-Я решила. Как я решила, так и будет.- говорит она, но я ее уже не слышу и не вижу.
Через год доктор Белл соскребет с них засохшую кровь, соберет ее аккуратно и утащит в лабораторию. Доктор всегда поддерживает Алексу, что бы она ни сделала. Вот так у меня появляется второй шанс.
-Срок давности не столь велик.- повторяет Алекса и я открываю глаза.
-Какой давности, мама?- я встряхиваю ее и смеюсь.- Папа, ты знаешь, о чем она говорит, а?
Доктор подмигивает мне. С ним мы всегда говорили о Боге и всепрощении. С тех пор, как я начал видеть сны.