Предисловие
1937 год. НКВД начинает репрессии против народа в ЗСК (Западно-Сибирский край). Под каток репрессий попадают все слои населения Сибири. В Колпашевском районе из-под ареста убегают двое ссыльных мужчин, один Матвей Мирошкников – бывший белый офицер, другой Михаил Берестов – крестьянин-повстанец. Попадает под репрессии и офицер РККА Илья Бетенеков. В деревне Каштаково нквдистами арестовано сорок человек. Бетенеков с братом убегают из-под стражи. Волей судеб, два офицера встречаются в междуречье Тагана и Осинового истока. Сложный разговор предстоит бывшему белому офицеру с красноармейским командиром, ведь борьба с большевизмом для одного из них не закончена. К какому мнению они придут, как уживутся на небольшом островке Таганского болота.
После того, как перестрелка закончилась, прошло несколько минут. Вдруг с противоположного берега Тагана, послышался свист. Матвей поднял руку, давая понять Михаилу, чтобы не двигался. Звук повторился и тогда Мирошников ответил свистом.
Послышался отдаленный мужской голос:
– Эй, кто там? Ответьте.
– Чего надо? – крикнул в ответ Матвей
– Вы кто такие? – прозвучал встречный вопрос.
– Мы-то, местные, а вы кто?
– Мы каштаковские. Эй, мужики, а военные куда подевались?
– Убрались в деревню. Мы видели, как вы переправлялись на другой берег. Вы вдвоем или еще кто-то есть? – спросил Мирошников.
– Нас двое, а вас сколько будет?
– И нас двое. Плывите к нам, поговорим.
– А стрелять не будете? – спросил другой мужчина.
– Нет надобности. А вы сами-то при оружии, небось охотники? – допытывался Берестов
– Нет, мы безоружные. Подождите секунду, мы сейчас посоветуемся.
– Ждем, но недолго, не дай бог военные вернутся, – предостерег Матвей.
От другого берега отчалила лодка, в ней разместился только один мужчина. Он греб не спеша и часто оборачивался, поглядывая через плечо на заросли камыша, где недавно скрыли чекисты. Вот лодка пристала к берегу и, сойдя на землю, мужчина сделал несколько шагов.
– Стой! Руки вверх! – предупредил Матвей. Он вышел из-за дерева и, наставив револьвер на незнакомца, приблизился.
– А ну, гражданин хороший, быстро встал лицом к дереву, – скомандовал Мирошников.
Берестов обшарил Бетенекова и, не найдя оружие, приказал повернуться. Илья спросил:
– Может, скажете, кто вы и почему затеяли перестрелку с энкэвэдешниками?
– Судя по твоей форме, ты военный? – не ответив, задал встречный вопрос Мирошников.
– Я бывший военнослужащий РККА, приехал на побывку к родителям в Каштаково.
– Вот оно что! – воскликнул Берестов, – а почему бывший?
– Меня, как и многих односельчан арестовали чекисты. Нам с братом удалось бежать.
– Так это за вами чекисты гнались, а наткнулись на нас…
– Выходит, что так.
– Матвей, кажется, в нашем полку прибыло, – улыбнулся Берестов, опуская ствол нагана.
– А где второй? – подозрительно спросил Матвей.
– На том берегу дожидается.
– Он тоже красноармеец?
– Нет, он простой колхозник. Это мой сродный брат.
Берестов подошел к лодке и, осмотрев ее, сомнительно спросил:
– Она хоть троих-то выдержит, не перевернется?
– Бывало и четверо садились, – ответил Илья, внимательно следя за действиями обоих незнакомцев.
– Тогда давайте переправимся на другой берег и уйдем подальше от этого места, через полчаса здесь объявятся чекисты, – предложил Берестов.
Матвей отнесся к предполагаемым попутчикам настороженно и на всякий случай держал в руке револьвер, спрятанный в боковом кармане пиджака. Доверять человеку, служившему в рядах враждебной ему армии, он не собирался. Да и Берестов, услышав, что придется иметь дело со служащим РККА, по его словам, хоть и бывшим, тоже склонился к недоверию. Таким людям, как они, прошедшим большевистский ад и вырвавшимся из него чудом, оставалось два варианта: бороться либо умереть. После мук и лишений они определенно выбирали борьбу, и это означало, что перебравшись на другой берег, они поставят точку в неожиданном знакомстве. Матвею, имевшему профессиональные навыки контрразведчика Белой армии, пришла в голову оригинальная мысль, что чекистам ничего не стоило внедрить в операцию по уничтожению подпольных групп своего разведчика.
Маленькая лодка заметно «присела» в воде, когда в нее уселись трое мужчин, и едва не черпая бортами, под умелыми движениями Ильи, поплыла на другую сторону.
Петр, выйдя из зарослей, ухватился за нос плоскодонки и потянул ее к берегу. Лодку спрятали в камышах. Выбравшись на сухое место, мужчины решили определиться, что делать дальше. После того, как познакомились, Бетенеков предложил:
– Нам лучше всего уйти глубже в лес и найти подходящее место для отдыха. Но, если мы не хотим попасть под облаву чекистов и охотников, которую они наверняка объявили, то нужно пробираться на Калтай.
– Тебе хорошо известны эти места? – спросил Мирошников.
– Я родился здесь, и долгое время охотился в этих краях. Но есть одна проблема, чтобы уйти в Калтайское урочище, нужно перебраться через Таганское болото. У нас нет еды, а с вашими наганами много не наохотишься.
– С чего ты взял, что мы пойдем вместе с вами? – спросил Мирошников, – вы помогли нам переправиться, за это благодарим. Все, на этом пути наши расходятся.
Бетенекова озадачило категоричное заявление, но, не подавая вида, что удивлен, ответил:
– Вольному – воля, разве мы настаиваем, идите, куда шли, а у нас свои планы.
– Какие могут быть планы у убежавшего из-под ареста красноармейца? Если только найти «берлогу», да схорониться, – скептически заметил Мирошников.
– Вы за нас-то не переживайте, о себе подумайте, как без еды по болотам и тайге придется плутать.
– Ну, допустим, еды у нас хватит на несколько дней, – похлопал по мешку Берестов, – а вот если вас с собой возьмем, чем дальше будем кормиться, ума не приложу, ведь нас будет четверо.
Матвей пристально вгляделся в Илью и призадумался. «Я точно не поведу их в сторожку, не хватало выдать такое надежное место. Если этот беглый красный хорошо знает местность, наверняка у него тоже есть подходящее место».
Удивительно, что Бетенеков Илья в этот момент думал о том же и не собирался вот так, сразу вести незнакомых людей в ту же охотничью избушку.
– Ты упомянул об облаве, по-твоему, где чекисты сосредоточат основные силы? – спросил Матвей.
– Тайга – не город, чтобы перекрыв все дороги, устроить облаву. Невероятны и засады на такой обширной территории: с юга на север тянется Таганское болото, и перейти его смогут только знающие люди, а в сторону Томска тянется тайга, и выставить чекистами в определенных местах посты, нет смысла. Остается поджидать нас в Каштаково или на главных тропах, выходящих их тайги. Ориентировки на нас разошлют везде, например, в Новосибирск, где осталась моя семья, – Илья глубоко вздохнул, вспомнив о родных.
– Ты сейчас там живешь? – спросил Матвей.
– Да. Я бы сейчас многое отдал, чтобы быть вместе с родными.
– Почему ты стал неугоден своему начальству, за что тебя арестовали?
– Я, капитан Бетенеков порою был слишком прямолинеен, и умею ценить дружбу, потому, доверившись одному скоту-энкэвэдешнику, в звании старшего лейтенанта, попал в неприятную историю, – тяжело вздохнув, ответил Илья.
– О какой дружбе ты говоришь, и кто такой этот чекист?
– Я спешил в Каштаково, чтобы предупредить своих родных и близкого мне друга о готовящихся арестах, но, к сожалению, опоздал, их уже арестовали по приказу моего знакомого из Томского НКВД.
Петр, зная о ком, говорит Илья, наивно произнес:
– Может, Мишку и его отца отпустят, они ведь ни в чем не виноваты. До каких пор можно их мучить?
– Так же, как и четыре десятка каштаковцев, они тоже ни в чем не виновны. Нет, Петро, это не простые аресты, а целенаправленная акция по очистке нашего общества. Боюсь, что Мишку они никогда не отпустят, слишком тяжелое обвинение ему предъявил Романов…
– Романов?! – перебил Бетенекова, удивленный Мирошников, эту фамилию ему приходилось неоднократно слышать. Если конечно, это тот Романов, которого он подстрелил в двадцатом году, когда они с Мишей Саркуловым пробирались в Калтайский бор, уходя от преследования красноармейцев.
– Да, этот гад служит в Томском НКВД на должности заместителя начальника оперсектора и когда-то он был моим другом. Романов воспользовался моим доверием и донес своему начальству, что я являюсь родственником Мише Саркулову.
У Матвея учащенно забилось сердце, когда он услышал фамилию своего давнего, боевого друга – Миши Саркулова. Но, чтобы не выдать свое удивление, он спокойно спросил:
– А кто такой, твой родственник Миша и за что его арестовали?
– Мы друзья с самого детства и Миша теперь женат на моей родной сестре. Арестовали его с отцом за прошлое, когда-то Мишу обвинили в связи с повстанцами, и он дважды сидел по этому обвинению в лагере.
– С какими повстанцами? – спросил Матвей, делая вид, что слышит об этом впервые.
– В двадцатом году крестьяне на левом берегу подняли Колыванское восстание против большевиков, отец Миши участвовал в нем…
– А сам Миша? – перебил Мирошников.
– Я хорошо знаю Мишу, он точно не принимал участие в восстании, его осудили только за то, что его отец был повстанцем.
Матвей взглянул на Берестова, который движением глаз дал понять, что нужно посекретничать.
– Вы тут побудьте одни, мы отойдем в сторонку, посоветоваться нужно, – предупредил Матвей и, поднявшись на ноги, пошел следом за Берестовым.
– Что будем с ними делать? – спросил Михаил.
– Я поначалу хотел шлепнуть Бетенекова, но его рассказ о Мише Саркулове остановил меня.
– Ты знаком с этим, Саркуловым?
– Не то слово, знаком, он тоже мой друг и это обстоятельство сдержало меня, чтобы не убить Бетенекова.
– Интересное дело, получается, выходит вам есть о чем поговорить. Может, он не такой и страшный, этот Бетенеков, раз так отзывается о своем друге и о том проклятом энкэведешнике.
– Ну, что, Михаил, дадим Илье шанс?
– Ты что-то надумал?
– Сейчас познакомимся поближе, а там будет видно.
– Ты у нас главный, тебе и решать, – улыбнулся Берестов.
Когда Матвей и Михаил отошли, Илья положил возле себя увесистый сук от дерева. Конечно, шансов остаться в живых после того, как двое вооруженных людей захотят их убить, у него и Петра не было, но принять смерть безропотно, он не желал, потому решил драться до конца. Увидев свободные руки и спокойное выражение на лицах мужчин, Илья облегченно вздохнул. Он почувствовал, что вместо борьбы, их ждет дальнейший, обстоятельный разговор.
– Хорошо мужики, в чем-то вы нас убедили, и мы решили пойти с вами, – усаживаясь рядом, начал миролюбиво Матвей, – Илья, куда ты предлагаешь идти?
– Есть у меня одно место в тайге, но добираться до него суток двое. Проблема не в этом, одно дело, имея еду, отсидеться там какое-то время, а другое – это бездействие.
Берестов, не зная о тайных помыслах Мирошникова и Бетенекова, видя, что придется скитаться по тайге, спросил:
– Матвей, а где твоя сторожка находится, может быть, какое-то время в ней пересидеть?
Матвей не подал вида, что попал впросак и ответил уклончиво:
– Это не выход из положения, я тоже считаю, что нужно уходить вглубь тайги.
– Я знаю все заимки в округе, о какой сторожке идет речь? – заинтересованно спросил Илья.
– Я считаю, твой вопрос не существенным и оставляю за собой право не отвечать, – резко ответил Матвей.
– Даже так, – в том же тоне произнес Илья, – так может, перед тем, как идти, нам стоит выяснить до конца свои взгляды?
– Вот именно, судя по твоей форме, ты не похож на призывника, дезертировавшего из Красной армии, наверняка занимал должность.
– Я отвечу, если тебя так интересует мое положение: до сегодняшнего дня я служил в РККА в звании капитана, – ответил Илья, глядя в колкие глаза Мирошникова.
Владея ситуацией, Матвей не стал лавировать и сказал прямо:
– Большевики – мои враги и, как известно все офицеры в таком звании являются членами вашей партии… Из этого делаем вывод, ты тоже коммунист и потому, мой враг, – вспылил Мирошников и, вытащив револьвер, направил его в грудь Бетенекову.
– Стоп! Мужики, по-моему, вы оба взвинчены. Матвей, подожди, убери наган. Они же бежали от чекистов, и мы в таком же положении, там может, отложим выяснение своих политических взглядов и все вместе уйдем в тайгу, – предложил Михаил Берестов.
– Успокойтесь мужики, негоже сейчас устраивать драку. Михаил, верно, говорит, надо быстрее уходить, – поддержал Берестова Петр.
Матвей обвел всех изучающим взглядом и, качнув головой, спрятал наган во внутренний карман пиджака.
– Ладно, встаю на сторону коллектива, придем на место, там окончательно решим.
Мужчины доверились бывшему охотнику Илье, и направились за ним в хвойный лес. Бетенеков уверенно вел группу, он знал здесь все ложбинки, ручьи, речки и узкий проход через Таганское болото. Не счесть, сколько раз ему приходилось охотиться в этих краях: с отцом, с Мишей Саркуловым и одному. Поэтому он хорошо ориентировался в бору и без затруднений вывел мужчин к краю болота. Добравшись до родника, они напились ключевой воды, и Матвей наполнил большую фляжку, одолженную у Кузмича. По мере того, как подходили к болоту, стали появляться комары. В конце августа ночи были прохладные и только днем, когда пригрело солнце, надоедливые комары с противным писком облепили путников.
– Мужики, я предлагаю остановиться на привал у «Черного камня», там раньше была землянка, – предложил Бетенеков.
– Ты о каменной глыбе говоришь, что в болоте находится, – оживился Матвей.
– А тебе, откуда известно? – удивился Илья.
– Один знакомый охотник рассказывал о «Черном камне», сам-то я там не бывал. Ты хорошо «тропу» знаешь?
– Можно проверить, сейчас завяжем мне глаза и пойдем, – ответил шуткой Илья и подмигнул брату Петру. – Значит так, мужики, топора или ножа у нас нет, а каждому из нас нужен шест.
– Как это нет, – возразил Матвей и кивнул Берестову, чтобы он достал из мешка охотничий нож, одолженный у того же Кузмича.
– Замечательно, тогда режьте тонкие березки и не забудьте насобирать хвороста, там, где мы остановимся, сухих деревьев нет, а нужно будет развести костер и обсушиться. Пойдете за мной след в след. Предупреждаю, на болоте встречаются вязкие места и если кто-то угодит в трясину, не дергайтесь, а то еще сильнее засосет. Но ничего, нас несколько человек, вытащим без труда.
Впереди всех выступил Бетенеков, прощупывая шестом более опасные места. За ним медленно продвигалась вся группа. Идти было нелегко, иногда вода доходила до колена, а местами и до пояса. По мере удаления от соснового бора, полоска леса уменьшалась и наконец, путники очутились во власти бескрайней топи. Изредка попадались одинокие деревца и кустарники. Почва в основном состояла из кочкарника и травы, но за редкостью попадались затянутые сплошь тиной, ковры. Ступая на них, путники ощущали, как почва под ногами начинает колыхаться и тогда Илья особо предупреждал об опасности. Через три часа трудного пути, они достигли небольшого островка. Посредине болота возвышалась каменная глыба. Это и был «Черный камень».
Уставшие, промокшие до нитки, путники с блаженством расположились на сухой траве и, отдохнув немного, развели костер. Разложив на траве мокрую одежду, достали из мешка продукты и, перекусив, стали обсуждать свое положение.
Бетенеков, предвидя жаркий спор, предложил:
– Давайте спокойно, без всяких эксцессов продолжим прерванный разговор.
– Знамо дело, мы все оказались в одном положении, если чекисты поймают, разбираться не станут, сразу же расстреляют, – поддержал Илью, Берестов Михаил.
– Согласен, но как мы будем доверять друг другу, зная наперед, что взгляды у нас на существующую власть, совершенно разные, – подключился к разговору Мирошников.
– Вот и давайте серьезно, без детских обид разберемся, кому какая власть мила, а потом дальше двинемся, – обратился ко всем Берестов, – я, например, не хочу снова в лагерь и за порцию гнилой похлебки гнуть спину на большевиков. Хватит, нахлебался, стоит аж у самого горла.
– Я тоже не намерен мириться с бандитской властью, и мой ответ будет только один, дрался, и буду продолжать бороться с большевиками, – решительно заявил Мирошников и посмотрел на Петра, как бы давая ему очередное слово.
– А я человек далекий от политики, мне бы спокойно жить, да детишек растить… Но, никак я не возьму в толк, что я такого сотворил, что советская власть собралась согнуть меня в бараний рог. Я не бунтарь, не партейный, исполнял все, как мне велели. За что?! – Раздосадованный Петр перевел свой взгляд на Илью.
Оказавшись в некой оппозиции, Бетенеков понимал, что его недавнее пребывание в коммунистической партии и служба в составе РККА, проводило четкую разграничительную линию между собравшимися. Но события последних лет и трагические последствия от действий той же партии, приведшие его на этот, богом забытый островок, буквально с каждым часом меняли мировоззрение. Оказавшись в сложной ситуации, в которую его загнали враги революции... Да, да, именно враги советской власти, и в этом Бетенеков теперь не сомневался. Он все еще надеялся, что жизнь людей может измениться к лучшему: если решать справедливо, вернутся прежние времена, когда коммунисты думали о народе, болели за него душой и что обновленная партия, выметет, наконец, преступников из своих рядов и восстановит истинную власть советов. Он продолжал верить в это и был готов отстаивать свои взгляды.
– Вы смотрите на меня, как на своего врага. Хорошо, я попытаюсь войти в ваше положение и постараюсь понять. А вы готовы ответить тем же? – задал он вопрос, глядя в глаза Мирошникову.
– Если ты будешь агитировать за большевиков, то получишь достойный отпор. Честно говоря, при таких взглядах, нам с тобой не по пути. Выслушать тебя, мы готовы, но не примем твою родную власть.
– А какая власть вам нужна?
– Илья, я отвечу на многие твои вопросы, но ты должен четко усвоить для себя: мы выйдем отсюда к людям только с одними политическими взглядами. Только так, и не иначе. Одно из двух, либо мы станем единомышленниками, либо расстанемся врагами. Я не исключаю даже такого случая, что кто-то из нас останется на этом болоте.
– Тебе хорошо рассуждать, вы при оружии, а это дает вам определенное преимущество в решении нашего спора. Матвей, будь справедлив к людям, если не договоримся, разойдемся мирно, и каждый пойдет своим путем.
– Золотые слова, – поддержал Петр своего брата.
– Я тоже за то, чтобы никого здесь не убивать, – высказался Берестов.
– А если он сдаст нас чекистам? – спросил Матвей, пытливо осматривая мужиков.
– Нет логики в твоем рассуждении, ты хорошо понимаешь, что нас с Петром ждет, если мы решим сдаться властям. Если все-таки меня схватят, я оставляю за собой право выбора.
– Какого выбора?
– Мы оказались в одинаковом положении и сдавать вас чекистам я не намерен, потому что у меня свои принципы.
Матвей остался доволен ответом, но вида не подал, для него слова, неподкрепленные доказательством, пока оставались словами.
– Ладно, тогда прекратим спор и выслушаем сначала тебя, расскажи подробно, что случилось, за что тебя чекисты арестовали? – предложил Матвей, – ведь два ведомства НКВД и РККА до мозга костей красные и шагают вместе в ваше светлое будущее.
Бетенеков подробно рассказал о своих злоключениях, произошедших за последние двое суток.
– Так вы, оказывается, с Романовым были друзья. Да, брат ты мой, – с кем поведешься… – с сарказмом произнес Матвей, но заметив, как Илья нахмурился, перевел разговор на другую тему, – интересно, а в какое место красные вандалы отправят баржу с арестованными?
– Определенно в Томск, и боюсь, что их ожидает более суровая участь, чем кулаков, приговоренных на несколько лет лагерей.
– Что тебе об этом известно?
– Существует приказ, подписанный Ежовым, его зачитали на заседании УНКВД в Новосибирске и в нем говорится о немедленных арестах: в первую очередь кулаков, бывших белогвардейцев, священнослужителей и уголовников. Но меня поразило в этом указе то, что под репрессии попали простые крестьяне, рабочие и служащие Красной армии, и это навело меня на определенные мысли, ведь такое случалось и раньше, в двадцатые годы.
– Все-то ты говоришь правильно, даже чересчур и у меня складывается впечатление, что тебя подготовили к подобному разговору, – не унимался Матвей, высказывая свое подозрение, что Бетенеков заслан чекистами.
– Верить, не верить – это твое дело, оправдываться или доказывать что-либо, нет смысла, потому прошу тебя, хотя бы войти в мое положение.
– Хорошо, – согласился Матвей, – постараюсь войти, но как нам доверять друг другу в будущем? Мы с тобой имеем разные политические взгляды. Для меня прежняя Россия, не была пустым звуком, я всей душой был предан своему отечеству…
– Царская Россия? – перебил его Бетенеков.
– Илья, только что ты призывал меня к миролюбию. Россия – многонациональное государство и для этого необходимо сплочение. После революции люди получили избирательные права и, создав Учредительное собрание, собрались в Таврическом дворце для утверждения конституции. Большевики выдвинули ультиматум о принятии своих декретов, но большинство депутатов их не поддержало. Что же сделали большевики? Они разогнали Учредительное собрание и таким образом создали в стране все предпосылки к началу Гражданской войны. Где, я спрашиваю тебя, равенство и согласие?
– Буржуазия – это эксплуататорский класс и Советская власть сменила его на пролетариат. Социализм и капитализм в нашей стране – несовместимые вещи.
– Илья, не забивай нам голову советской чепухой. Капитализм – это частная собственность и рынок, то есть свобода предпринимательства. Социализм в нынешней России – это госсобственность, оказавшаяся в руках большевиков после переворота. Диктатура коммунистов привела весь российский народ к нищете, насилию и беззаконию. Опять же, не вижу никакого равенства.
– Я частично согласен с твоим утверждением, любая революция, прежде всего, это переустройство и самодержавная монархия рухнула под натиском простого народа. Династия Романовых – это многолетняя история убийств, дворцовых интриг и деспотизм.
– Я разве сказал что-то в защиту царя? Я, как гражданин России тоже принимал участие в февральской революции. Царь отрекся от народа и армии. Я считаю, что он предал нас в тяжелое время, и мое мнение остается незыблемым, это возврат к учредительному собранию и доведение республики до парламентаризма и последующее управление страной совместно с рабочими и крестьянами. Если ты меня понял, я говорю о свободе выбора народа. Ты с таким упорством говоришь о людском равенстве, но неужели не замечал, что творится вокруг тебя, как оттолкнувшись от царского деспотизма, большевики перешли к жесточайшей диктатуре пролетариата.
– Я не слепой и прекрасно видел, что за годы моей службы в Красной армии руководители партии поменяли многое. Только за последнее время высший командный состав армии вдруг превратился в иностранных шпионов. Тухачевский, Уборевич, Фельдман, Якир, Эйдеман стали изменниками родины.
– Илья, а ты в курсе, что Тухачевский владел информацией о том, что Сталин еще перед февральской революцией работал на царскую охранку? И не только кровавый командарм, но и кое-кто из близкого окружения Сталина, считали, что в Кремле сидит обыкновенный абрек, грабивший когда-то банки и поставлявший деньги большевикам.
– Ложь! Это все происки иностранных разведок.
– Илья, ты сам себе противоречишь. То ты возмущен насильственной сменой руководства армии, то вдруг поддерживаешь Сталина. Ты уж определись и разберись, наконец, кто сидит в Кремле, враг или «отец народов».
– Для такого обвинения нужны веские доказательства, а не слухи, – не соглашался Илья с доводами Мирошникова.
– Доказательства?! Неужели ты до сих пор не узрел, что Сталин и его чекистские псы, захватив власть, уничтожили старые большевистские кадры? Сталин лгал, когда говорил, что меньшевики поддерживали страны Антанты, которые помогали контрреволюционерам, а на самом деле они были против интервенции.
– Но Сталин убирал только предателей и врагов…
– Нет, и еще раз нет! Сталин убирает сильных соперников, потому что он трус и политически безграмотный деспот. Он боялся не только старую большевистскую гвардию, но и тех, кто за его спиной мог сформировать новую власть. Сталин панически страшится оппозиции и потому сегодняшние события – это не феномен, а хорошо продуманное, целенаправленное уничтожение конкурентов всех мастей. На протяжении двух десятков лет коммунисты чистят народ, изгоняя из него интеллигенцию, служителей церкви, бывших офицеров царской армии, не брезгуют рабочими и крестьянами, навешивая на них ярлык «враг народа». Бездарный, неграмотный горец вдруг стал самым образованным человеком для советских людей. Рабочих закрепостил, загнав на заводы и фабрики. Крестьян лишил собственности и запер в колхозы.
– Чем же плохо социалистическое хозяйство, когда одни люди помогают другим?
– Эх, Илья, Илья, да не готово еще русское общество к социализму. Тем и плохо советское коллективное хозяйство, что человек лишен свободы и не может заниматься собственным трудом. Сталинская партия и все, кто ее поддерживает – вот кто имеет и распределяет блага. Нужно быть круглым идиотом, чтобы не видеть в каком рабстве живет советский народ. Раньше Россией правил царь, прикрываясь церковью, поставившей его наместником Бога на земле. А Сталина кто посадил на трон? Большевики! Единовластное правление дает ему право безгранично руководить страной.
– Тебя послушать, так в России наступило беспросветное царство тьмы, – с сарказмом заметил Бетенеков.
– А ты не смейся и имей мужество признать, что страна погрузилась в рабство. Сталин и его окружение – вот главные палачи. Все они были помешаны на крови, им мало было неугодных людей сажать в тюрьмы, важно убрать их со своего пути, чтобы не осталось упоминания о некогда могущественных руководителях большевистского переворота. Они своих цепных псов Ягоду, Агранова, Лурье уничтожили, и проредили чекистскую, старую гвардию. Ты думаешь, Сталин уживался с Дзержинским – этим психически больным, мнимым интеллигентом? Или с Троцким – этим кровавым гением Октябрьского переворота, потерявшего политическую власть и бежавшего за границу от своих же единомышленников.
Ты думаешь, Сталин уступил бы сейчас Ленину – этому боязливому психопату, бежавшему в Финляндию от временного правительства, пока его соратники устраивали в Питере переворот. Этот немецкий шпион, был послан в Россию расшатать политическое положение…
– Что ты говоришь?! Как ты можешь голословно обвинять Ленина в шпионаже…
– Голословно! Илья, окстись. Об этом весь Питер в августе семнадцатого года знал, когда генерал Корнилов собирался повесить этого немецкого шпиона. Я собственными глазами видел, как солдаты лозунгом размахивали, на котором были написаны слова «Ленина вернуть Вильгельму». Вам – красным командирам, конечно, не могли на лекциях говорить об этом факте, но мы то – белые офицеры, поддержавшие Корнилова, знали и до сих пор помним. Извини меня за выражение, но ты напоминаешь толерантного «краснобая» Керенского, который положился на большевиков в наведении ими порядка в стране.
– Да что ты об этом можешь знать?!
– Я?! Да пойми ты, Фома-Неверующий, что в 1917 году многие либеральные вольнодумцы России были в курсе, что Ульянов шпион Германии, подкупленный милитаристской правящей верхушкой Рейха для свержения Николая-II и вывода России из Мировой войны путем революции внутри страны. Кто из этих либеральных сил или Временного правительства прислушался к такому обвинению? Керенский оперся на большевиков, думая, что это поможет удержать власть в бунтующей России.
Михаил и Петр с огромным интересом следили за дискуссией двух офицеров, ранее служивших в противоположных армиях. Объяснения Мирошникова были настолько доходчивы, что даже Петр, плохо разбирающийся в политике, уяснял для себя самые важные вещи. Они видели, что Илья ощутимо проигрывает в диалоге. Пожалуй, в этом и состояло равенство, когда участники имели одинаковые права на выражение своих мыслей и идей. Зрелые, разумные люди, способные не только красиво говорить, но и выслушивать, имели шанс понять друг друга и прийти к какому-то единому мнению. К этому и стремился Мирошников, чувствуя, что Бетенеков не был отъявленным палачом советской системы. Матвей видел, что Илья сомневается и уже довольно давно, потому как не особо сопротивлялся перед обнародованным фактом о состоянии дел высшего руководства большевиков. Чтобы перейти от высокой политической дискуссии к простому, людскому объяснению, Матвей вспомнил, как Бетенеков рассказывал о себе и перешел к делам насущным.
– Я не отрицаю, что Сталин поднаторел в политике, но он дилетант во многих науках. К примеру, чтобы правильно руководить людьми, не нужно расслаивать народ, спрессованный годами традициями и устоями государства.
– Что ты имеешь в виду?
– Допустить к правлению колхозами безграмотную бедноту, не наученную даже управлять собственным хозяйством, это что-то невероятное. До чего дошел народ в стране, искалеченной военным коммунизмом, теперь даже середняк стал «врагом народа». Посмотри на нынешнее рабоче-крестьянское «сословие» – воспитанное на грабежах своих же односельчан. Ты сам рассказал, что твой отец вышел из бедняков и дожил до уровня середняка, подняв свое хозяйство. Ты, красный командир, стал невольным соучастником ограбления своего отца, когда после прихода большевистской власти он лишился всего.
– Матвей, время было тяжелое, целые области голодали, у людей работы не было.
– Подожди, речь сейчас идет о том, что вас ограбили большевики, а ты продолжал служить этим идолам. Ты это осознанно делал или под влиянием красной пропаганды?
– Ты хочешь меня запутать?
– Илья, не упрямься и пойми, наконец, чекисты арестовали твоих родных и тебя заодно с ними, за то, что вы являетесь для них затаившимися, классовыми врагами. Судя по твоему рассказу, ты неплохо относился к людям, старался вникнуть в их жизнь, разобраться, но ты был маленькой фигуркой в большой игре, как и многие твои сослуживцы. Тебя, как отработанный элемент, выбросили из системы. Я, конечно, сочувствую, что твоего отца и многих жителей из вашей деревни арестовали, но ты сам должен очистить свою голову от извращенной советской пропаганды и понять, что «врагами народа» являются не крестьяне, а кучка коммунистов, засевших в Кремле.
Илья слушал молча, не перебивал, не спорил, а затем спокойно, сказал:
– Матвей, не думай, что я остался безучастным к арестам моих родных. Я прекрасно знаю, что их ждет. Чекисты поставили меня в очень сложное положение, из которого я должен найти достойный выход.
– Если в твоей добродетели сохранилось такое качество, как помощь людям, то помоги им.
– Смотря кому и чем помочь?
– Тем, кого еще советы не успели арестовать. А чем помочь? Хотя бы взять в руки оружие и направить его против тех, кто надругался над твоими родственниками и тобой.
– Ты предлагаешь убивать коммунистов?
– Илья, мы уже многое с тобой обсудили, так что решать тебе. Запомни одно, вины на твоем отце, брате и односельчанах нет, они не враги. Это те враги, кто сидит сейчас в управлении колхозами и под распитие самогонки сочиняют частушки о благодатной жизни в совдепии, а затем своих же соседей без угрызения совести сдают чекистам. Это они забыли о Боге и повернулись к сатане. Посмотри, что творится кругом: людей ночью, а то и средь бела дня арестовывают. Ты же не понаслышке знаешь, что творят чекисты в Томской и Новосибирской тюрьмах. Мы с Михаилом Берестовым гнили в лагерях и насмотрелись на «цветущую» жизнь в совдепии. Жить дальше по советским законам не желаем. Мы выбрали свой путь, и до конца будем бороться с коммунистической заразой. А ты?! К кому приткнешься ты, когда узнаешь, что в подвалах Томского НКВД расстреляют твоего отца, или твоего, Петр, – Мирошников перевел взгляд на брата Ильи – вы простите Сталина и всех красных палачей за убийства! Или безропотно встанете у расстрельной стены?
– Матвей, я еще раз спрашиваю, что ты конкретно предлагаешь? – Илья пытливо уставился на Мирошникова.
– Смотря, что ты хочешь выбрать. По крайней мере, у тебя есть три варианта: первый – пойти сдаться чекистам и получить кусочек заслуженного свинца. Второе – забраться, как медведь в берлогу и не высовывать оттуда нос, и, наконец, третье – стать свободным человеком и бороться с теми, кто загнал тебя в эту тайгу.
Перед тем, как ответить, Илья выдержал паузу и, собравшись с мыслями, твердо заговорил:
– Матвей, когда в жизнь человека врывается горе, он должен набраться мужества… Учитывая, что мне в голову не раз приходили мысли о несправедливости, творящейся в высшем руководстве страны, как человек, я имею вправо изменить свои взгляды на происходящее беззаконие. Смерть своих родных я никогда, никому не прощу и, пожалуй, не стану ждать, когда одни палачи сменят других…
– Так, что же ты решил? – осторожно спросил Мирошников.
– Решительно добиваться справедливости.
– Каким способом?! – удивился Матвей.
– Бороться и если понадобится, возьму в руки оружие. И начну я с того… В Новосибирске осталась моя жена и двое маленьких сыновей. Я догадываюсь, что с ними будет, когда в УНКВД придет приказ о моем розыске. Их непременно арестуют. У меня мало времени, я должен успеть им помочь.
– А еще Илья, у тебя в Каштаково остались мать и две сестры, о них ты подумал? – спросил Петр.
– О, мужики, вы даже не представляете, как чекисты оперативно обстряпывают подобные дела. В связи с побегом Ильи, их наверняка уже арестовали, – подключился к обсуждению Берестов.
– Илья, Михаил прав, своим родным, как в Новосибирске, так и в Каштаково, ты уже вряд ли чем поможешь, – с сочувствием произнес Матвей Мирошников.
– Надо напасть на красных жандуев и отомстить, – предложил Петр.
– С тремя револьверами и тридцатью патронами? – с сарказмом заметил Мирошников. – Илья, как ты считаешь, кто из военных остался в Вороново?
– Я думаю, кроме местной милиции в селе оставили солдат внутренних войск. Кое-кто из мужиков, прослышав об арестах, скрылись и не известно с какими намерениями они вернутся. Кроме этого в казарме в Вороново временно разместили бойцов – энкэвэдешников. Сколько их, я не знаю.
– Итак, к какому единому мнению мы пришли? – спросил Мирошников, оглядывая всех мужчин.
– Учитывая, что главные силы чекистов покинули Вороново, можно дождаться ночи и напасть на милицейский участок и военную казарму, – предложил Бетенеков.
– Ого! С рогатиной пойдешь на вооруженных бойцов или с березовым дрыном? – иронизировал Матвей.
Мирошников понимал, что им предстоит объединиться в одну группу, и он был согласен с решительными предложениями Ильи, но у них мало оружия и вести бой в двух направлениях, с милицией и военными, бессмысленно. Нужен обстоятельный план.
– Если ты одолжишь мне свой револьвер, это намного упростит задачу.
– Подожди Илья, не стоит принимать поспешных решений,– остановил его Матвей, – если мы нападем на милицию и военных, всех твоих родных немедленно расстреляют. Ты сам говорил, что несколько мужиков из Вороново убежали. Так ведь могут и на них подумать, а не на тебя с Петром. Я предлагаю напасть, но пустить чекистов по ложному следу, чтобы из-за наших действий никто из твоих родных не пострадал.
– Интересно, каким образом?
– Твой бывший приятель Романов, наверняка знает о существовании подпольной группы, но кто состоит в ней, ему не известно. Как только нам представится возможность встретиться с начальником НКВД, оставшегося в Вороново, я обязательно наведу его на мысль, что в нападении участвовала группа подпольщиков. У нас нет возможности провести рекогносцировку местности, но вы с Петром коренные жители и в отличие от меня, знаете здесь каждый кустик и где расположено местное управление в Вороново. Какими будут ваши предложения?
– В районном отделении милиции наверняка существует оружейная комната и в казарме она тоже имеется. Думаю, оружия и боеприпасов там предостаточно, а заодно и продуктами разживемся.
– Раньше тебе приходилось там бывать? – заинтересованно спросил Матвей.
– Да, мне известно, где расположено здание милиции и военная казарма. Один раз бывал, когда по службе приезжал в Вороново, так что помню, как расположены помещения в казарме. Оружие и продукты в каждом военном гарнизоне всегда имеются, вот на это мы и должны рассчитывать. Нас никто там не ждет, и неожиданное нападение ошеломит противника. Необходимо тихо снять часовых и поэтому я сыграю роль командира, прибывшего со срочной проверкой. Мне бы сейчас фуражку и петлицы, вполне сойду за действующего офицера.
– А что, твоя идея мне нравится, я вижу, мы начинаем смотреть в одинаковом направлении, а это означает, что нам все-таки удалось прийти к единому мнению, – улыбнулся Мирошников, – сейчас нам действительно необходимо держаться вместе и на данный момент не принципиально, кто, где служил.
– Ты уже не считаешь меня своим врагом? – с оттенком сарказма, спросил Бетенеков.
– Вопрос поставлен неправильно. В ближайшем будущем мне предстоит совершить массу дел и встретиться с разными людьми. Данная операция не столько важна в стратегическом плане, главное – объединиться в группу, чтобы мы стали монолитом.
– То есть, говоря по-иному, мы скрепим себя участием в операции против советской власти.
– Да Илья, слова – словами, а в бою люди проверяют себя на надежность, и все становится очевидным, кто на что способен.
– Матвей, я рассказал о себе и, по крайней мере, не утаивал о своих взглядах, может, скажешь нам, кто ты на самом деле? – попросил Илья.
Мирошников поднялся и по привычке, одернув переднюю полу рубахи, стянутую ремнем, отдал честь, прикоснувшись кончиком пальцев к козырьку своего картуза.
– Скажу о себе немного: я бывший офицер царской армии. Какое-то время служил в Добровольческой армии генерала Корнилова, а затем принимал участие в боях против красных в составе войск Колчака. Подробную свою автобиографию я сообщу немного позже, когда для этого настанет благоприятный момент. Честь имею, господа.
– Вот уж воистину, каких только людей не бывает в партизанском отряде, – метко проронил Михаил Берестов.
Глава из второй книги романа-трилогии «Мятеж».