Осень – это тревога. Тихая, неявная. Ее медленно вдыхает в жизнь холодеющий уличный воздух. Приносит ветром вместе с опадающей листвой. Она скрывается за желто-красным цветом, но на самом деле она – это черные, тянущиеся в небо ветви деревьев. И уже в ноябре они обнажатся, и это тайное тоже станет явным.
Я приезжаю в Лондон в конце октября, когда еще ничего не проявилось. По улицам только начинают летать желтые листья, и даже солнце в этих широтах все еще греет в погодистые дни.
Еду в такси из аэропорта и смотрю по сторонам. На улицах около баров толпятся мужчины в офисных рубашках и брюках, но без галстуков, женщины в платьях. Все светится, живет. По проспектам и набережным бегут люди в спортивной одежде с маленькими рюкзачками за плечами. И один бегун даже устремляется вместе с нами в туннель. На дорогах много машин, но почти все они – такси: такие, с горбатой крышей.
Окна моей спальни в апартаментах рядом с Тауэром, где мне предстоит жить первые две недели, выходят на Сити, и по утрам, проснувшись, я вижу здание Ллойда, словно вывороченное наружу своим нутром. Внизу крохотный скверик. Под крышей у меня гнездятся синицы.
Встроенный шкаф в спальне занимает огромный паровой котел. Он то включается, то выключается, и по ночам иногда гудит.
***
Откуда вообще взялся Лондон?
Я просыпаюсь утром в конце февраля. Накануне я много плакала. Митя молчал, смотрел в сторону, ничего мне не говорил. Подушка смялась и влажная. Внутри пусто и ясно. Он спит рядом, тяжело дыша. Из ясности приходит понимание: «Надо что-то делать». Сделать шаг. Перестать плакать в подушку.
Через неделю, в начале марта, мне пишет Дэниэл, партнер из английского офиса моей бывшей конторы. «Ты удивишься, но не хотела бы ты поработать в Лондоне?» Я и правда удивляюсь. Его настойчивости. Это четвертое предложение за два года. Он очень хочет вытащить меня обратно в контору, где я раньше работала, но не складывается. Кения пролетает, потому что он попадает в больницу. Вместо, спустя пару месяцев, возникает тема Йоханнесбурга. «Йоханнесбург, а море там есть?» -спрашивает Митя, и мы лезем смотреть карту. Моря там нет. Одна суша. И уровень преступности зашкаливает. Еще и далеко. Я почти соглашаюсь … и отказываюсь. Милан звучит интереснее. Не так экзотично. Ближе. Во время отдыха под Венецией мы заезжаем туда на интервью.
У нас только карта центра. Мы въезжаем в город вечером на арендованной машине и едем, куда глаза глядят. Кружим по улицам, не понимая, где мы и что. Ругаемся из-за поворотов. Несколько раз проезжаем по одной и той же улице, как заколдованные. Еще раз ругаемся. В следующий вираж я решительно выворачиваю в другую сторону. Маленькая улочка. Не успевая понять, куда я еду, сворачиваю еще раз, и еще, и вдруг останавливаюсь. Я смотрю на здание прямо перед моими глазами и не могу поверить. В совершенно незнакомом городе, не понимая траекторий и направлений, не зная, что я делаю, я выруливаю именно в это место. Передо мной высится миланский офис моей конторы, где я должна на следующий день проходить интервью. В сумраке ночи на крыше слабо мерцают большие неоновые буквы.
На следующий день я прихожу туда на встречу. В переговорную с вечными прозрачными дверьми заходит местный партнер. Я помню его еще с былых времен. У нас был общий клиент. Клиент был проблемный. На моего нынешнего собеседника летели все тумаки. Ненадолго заглядывает женщина-партнер. Престарелая Орнелла Мути. Ее не любил мой бывший босс, мой гуру. «У нее богатый муж, она может и не работать, но ей нравится. Для нее это времяпрепровождение. Она ничего не понимает в нашей работе. Глупости, которые она ляпает, феноменальны».
Она улыбается мне, что-то спрашивает у мужчины на итальянском и уходит. Мы остаемся вдвоем.
- А почему ты ушла из московского офиса?
- Поняла, что больше не хочу этим заниматься.
- Теперь снова захотела?
- Это единственное, что я умею делать хорошо, - отвечаю я уклончиво.
- Я тоже хотел уйти. Всерьез думал. Почти ушел, и тут меня сделали партнером. Новые обязанности. Другая ответственность. Может, потом еще вернусь к этому вопросу, но не сейчас. У меня семья, - он говорит, глядя за окно, где стены домов раскаляет знойный миланский июль. В переговорной прохладно, размеренно жужжит кондиционер.
Сделали партнером. Это они умеют. Стоит в тебе начать просыпаться чему-то настоящему, своему, начать прозревать сквозь этот умиротворяющий дурман, видеть всю суетность, бессмысленность, задаваться вопросами, о чем это все, зачем мы это делаем, как тебе кидают новую приманку. Ты ее хватаешь, она вкусная. И засыпаешь дальше с ней в обнимку, забыв совсем, что еще минуту назад где-то там что-то просыпалось, открывалась дверь… Ты сам ее захлопываешь, не заметив.
Белые стены. Овальный светлый стол. Черные стулья. Телефон со спикером. Такие телефоны стоят во всех офисах компании по миру – контракт с производителем. Белые жалюзи на окнах. Ничего примечательного. Только смутное ощущение внутри. Такое знакомое, такое комфортное.
Мне часто снится сон. Я снова выхожу на работу в мою контору. Ничего не изменилось. Все так же, как раньше. Занимаю стол среди коллег. Странно! Столько всего произошло за эти годы, а тут, как в космосе, ощущение, что прошло всего лишь полчаса, как я отсутствовала. Снова солнце. В отдалении между домами торчит шпиль - башня Кремля. Знакомые красно-серые интерьеры. Звонят телефоны. Привычно шумит принтер. Горы файлов на столе. Коллега поворачивается ко мне со словами: «Идем через десять минут на обед?» Мне уютно. Тепло. Комфортно. И очень спокойно. Моя жизнь закончилась. Я уже умерла.
Эти стены подсказывают мне то, что я уже знаю. Здесь будет так же. Возвращение в сладкую летаргию. Я не хочу возвращаться.
Итальянский партнер рассказывает что-то. Он тоже такой знакомый, такой привычный, как в моем сне. Я знаю все про эту работу и не хочу. Бог с ним с Миланом. Ну и что, что иногда говорят: «О, я так хочу жить в Милане! Это моя мечта!»
В мире - кризис. В Италии - безработица. Иностранцам очень сложно получить разрешение на работу. Квоту на меня не дают. Полгода мы изредка перезваниваемся, пока все тихо не сходит на нет. Я не расстраиваюсь.
…А Лондоном они меня купили. Ну, еще и личное примешалось.
«Тебе интересно?» - уточняет Дэниэл.
Четвертый раз он задает мне этот вопрос. Он сам понимает, что к чему. «Круче Лондона я тебе уже точно ничего не смогу предложить», - в конце фразы он ставит смайлик.
«Давай попробуем», - говорю, и все закручивается вдруг с неимоверной скоростью. Через месяц у меня уже есть офер. Еще пару недель спустя я подписываю контракт. Накануне просыпаюсь в семь утра. Не успеваю открыть глаза. Откуда-то издалека ко мне тянется огромное тягостное нечто, какая-то сущность в десятки раз превосходящая меня по масштабам, и словно плита опускается на грудь. Открываю глаза. На улице пасмурно. Комната наполнена серым светом. Подходит к концу апрель. Надо подавать на визу.
***
Я уезжаю в Лондон, до последнего момента не осознавая, что делаю. Наша жизнь течет, как обычно. Митя готовит ужины, я мою посуду, убираюсь дома. За ужином мы смотрим сериал. Я хожу в спортзал. Вещи собраны, но мы ведем себя так, как будто ничего не происходит. Все то же, что и всегда.
Накануне отъезда я больше не могу делать вид. Серый день. С утра я плачу. Уезжаю из дома. Мне нужно просто погулять по городу, пройтись по Дворцовой набережной, перейти Троицкий мост, обойти Петропавловку. Возвращаюсь вечером и снова плачу. «Это все. Как будто все закончилось. Я так не могу». Он обнимает меня, успокаивает. «Все зависит только от тебя. Как будешь к этому относиться, так и будет» - говорит он, и я ненадолго верю. Главное – контроль сознания, мыслей. Потом теряю выдержку и снова плачу.
Ночью мы спим плохо. Я как в беспамятстве. Он ворочается. Где-то под утро просыпается. Я сплю и не сплю. Чувствую, как он приподнялся на локте и смотрит на меня. Вдруг его рука осторожно убирает с моего лица упавшую прядь волос. Я неподвижна. Я сплю или не сплю?
Утром быстро собираюсь. Он помогает спустить в такси вещи. Говорить нам, в общем-то, не о чем. Все те месяцы, после того, как я приняла предложение о работе в Лондоне и пока я жду визу, мы разговариваем только на бытовые и отвлеченные темы. Купи сегодня, пожалуйста, помидоров и огурцов для салата и еще ту белорусскую ветчину, ну, ты знаешь – в прямоугольной банке. Слышал новости? Оппозиция назначила митинг в Москве, но в последнюю минуту под надуманным предлогом его запретили, они же как будто специально народ доводят. Зачем? Не понятно. Они же не совсем там дураки?
Мы стоим под моросящим дождем, а под ногами у нас желтый скользкий ковер из облетевших листьев, тем больше нет. Просто еще одна история о двух людях, у которых не сложилось. Быстро целуемся. Я сажусь в такси. Уезжаю. Это все.
Много дней потом я не думаю о том, что произошло. У меня все в порядке, много дел, надо искать квартиру, обживаться, зайти на работу. Я опоминаюсь только месяц спустя, когда уже живу в огромной стекляшке на берегу Темзы. Темза, работа и Лондон – это все, что у меня теперь есть. Что там было до этого? Может, ничего и не было? Просто сон. Теперь я думаю о нем постоянно и безучастно. Дня не проходит, чтобы я не думала о нем, хотя бы минуту. Это становится привычкой. Обычной, рутинной, как почистить зубы. Словно есть такое обязательство: обязательно хотя бы один раз в сутки произнести мысленно его имя. Спустя некоторое время, я перестаю замечать это и придавать этому значение.