Год Свиньи

Олег Горяйнов
В подвальчике, снятом нашей конторой под новогодний корпоратив, было душно, людно, шумно и полумрак. Потом, как говорится, «гул затих», хоть и не сразу. Шеф вышел на подмостки.
Начала его речи я не уловил, а когда протиснулся с бокалом в руке поближе к импровизированной сцене, он говорил что-то про закрытые форточки, из-за которых в помещении – кто бы мог подумать! – образуется затхлый воздух. Я думал, он пообещает кондиционеры в офисе в следующем году поменять, но его вместо этого потянуло куда-то в сторону второго закона термодинамики (мехмат за спиной, это вам не свинячий хвостик!): дескать, закрытые системы сами себя душат собственной энтропией, надо быть открытыми миру и прочее бла-бла-бла.
- Закрытые системы погибают! – воскликнул шеф. – Отчего? Кто знает?
Он снял микрофон со стойки и направил его в зал.
- От энтропии? – предположил кадровик.
- Нет! – торжественно ответил шеф. – Они погибают, потому что у них нет – чего?
- Кислорода? – спросила красотка-референт с картонным рыльцем на носу.
- Нет! – сказал шеф. – Они погибают, потому что у них нет иммунитета!
Все присутствующие в зале сунули бокалы под мышку и радостно захлопали, будто шеф не банальность произнёс, вычитанную из журнала для мамочек, а как минимум исполнил арию Герцога на чистом итальянском языке.
В завершение спича он решил пошутить:
- Открывайтесь, господа, открывайтесь! Все на свете глупости совершаются закрытыми сообществами!
Кто-нибудь посторонний ничего бы не понял. Но мы-то знали, что шефа хлебом не корми – дай вставить в свою речь киноцитату. Да кто бы возражал. Тем более на новогодней гулянке.
Красотка-референт, слегка раскрасневшаяся от выпитого, сказала мне:
- Не хочешь выйти на минуточку на свежий воздух?
- Самое время, - я обрадовался. – Голова кружится конкретно. От выпитого и от духоты.
- Ой, кружится, - сказала она и влажно на меня посмотрела.
Засыпанная снегом пустая улица, ярко освещённая фонарями, настолько навевала что-то давно забытое, из Блока или из того же Пастернака, что я повертел головой, чтобы найти аптеку, и точно: светилась зелёным вывеска в двух шагах. Не купить ли аспирину, подумал я.
Она тем временем сняла с носа карнавальное рыльце из папье-маше и очаровательные свиные ушки и спросила, что называется, в лоб:
- Можешь меня поцеловать?
- О да, да, - сказал я.
Поцелуй был долгим. Оторвавшись от меня, она закурила.
- Ты ведь не куришь? – спросила меня.
- Бросил четыре года назад.
- Молодец.
Загасив бычок, она сказала:
- Можешь меня ещё раз поцеловать?
- После сигареты? – запнулся я. – То есть с удовольствием! Но это будет для меня… неким испытанием.
- Ах! – воскликнула она. – Прости, я не подумала. Я сейчас, сейчас почищу зубы, заем жвачкой!..
Уронив в сугроб рыльце и ушки, она едва не бегом спустилась в подвальчик и рванула в сторону «дамской комнаты» так, что закачались фотографии в рамках, которыми были увешаны стены подвальчика.
Я взял в гардеробе куртку и поехал домой, по дороге прихватив чекушку и томатный сок.
У себя на кухне я смешал водку с соком и включил телевизор. По Рен-ТВ давали «Иронию судьбы». Я уселся в угол и стал смотреть, как герой фильма скачет по заснеженному городу и думает, где ему взять 15 рублей на билет.
- Странно, - сказал я своей собаке и отхлебнул из стакана. – Почему он не позвонит друзьям по мобильнику, чтобы они ему кинули на карту эти 15 рублей? И поехал бы себе спокойно в свою Москву…
Собака, как могла, попыталась мне объяснить, что в то время ещё не было мобильных телефонов: она покрутила хвостом, гавкнула, прислушалась к окружающему пространству, ещё раз гавкнула, на сей раз разочарованно, и улеглась под столом с печальным видом.
А Ипполит тем временем уже проходил обряд крещения под душем и говорил с удовлетворением, что «тёпленькая пошла».
- А вот это правильно, - сказал я собаке. – Хоть и бесполезно. С другой стороны, а что ему ещё остаётся делать? Если он будет оставаться прежним Ипполитом, ему не выжить. Единственный выход – сменить идентичность. То есть креститься – почему бы и нет, не в мусульмане же ему идти. Кстати, кинематографическая традиция крестить героев началась с Тарковского, как ты думаешь? Вспомни – мы с тобой пересматривали в прошлом месяце: Крис, отправив симулякр своей подруги на ракете в космос, первым делом бежит под душ, чтобы покончить со старой жизнью. Он ещё не знает, что это бесполезно. Как и Ипполит.
Собака вылезла из-под стола и посмотрела с отвращением на мокрого Ипполита. По её скромному мнению, из всех способов сменить идентичность он выбрал наихудший.
Чекушка быстро иссякла, что дало повод к некоторому огорчению. Действие в телевизоре, меж тем, продолжалось, и вот герои уже сплетают объятия и, похоже, вот-вот обретут друг друга навеки.
- Свинья я всё-таки, - сказал я своей собаке. – Смотри: эта Надя – целуется взасос с этим придурком, который по пьяни залез в её квартиру. А каким от него перегарищем должно нести, я так думаю! Да с ним не то что целоваться, с ним рядом стоять невозможно! Но – превозмогла себя во имя светлого чувства, даже ни разу не сблевала! А я? Я-то? Из-за какой-то паршивой сигареты обидел хорошую женщину, красавицу, ценного сотрудника!..
Собака смотрела на меня не моргая, боясь упустить момент, когда надо будет одеваться в ошейник и идти на прогулку. Она-то точно готова была со мной целоваться в любой момент и сколько угодно несмотря ни на какой перегар. Тем не менее, насчёт свиньи она была согласна: сколько можно ждать?
- Сейчас пойдём, потерпи ещё чуть-чуть, - сказал я. – Нельзя же не досмотреть это кино до конца.
Герои фильма начали спорить из-за фотографии в серванте: один её поворачивал задней частью наружу, другая переворачивала обратно, потом и вовсе порвали на части. Забавно, подумал я, что у меня в комнате такой же сервант с книжками и тоже с фотографией за стеклянной дверцей. И тут я вспомнил, что в серванте-то с фотографией за книжками стоит недопитый со Дня Чекиста кизлярский коньяк! И нет никаких причин, чтобы его теперь не допить! Я рванул в комнату.
Через дверцу серванта, совсем как в фильме, смотрела на меня с фотографии женщина, которая, уходя три года назад, посоветовала мне для следующей интрижки искать себе замужнюю даму – с замужними меньше проблем. Я на это ответил, что ну их, замужних дам, пускай лучше она для меня останется последней женщиной в этой жизни. Это было похоже на обещание отморозить уши назло маме, и комичность ситуации, нами обоими осознаваемая, отчасти убавила трагичность ситуации. Иначе как бы я был жив до сих пор?
Обещание своё я выполнил. Делать с другими женщинами то, что я делал с ней, кажется мне противоестественным и нелепым занятием.
Я стал закрытой системой, и теперь, если откроюсь, сразу умру от отсутствия иммунитета.