I
Когда читаешь в произведениях современных авторов о чрезвычайном событии и последующих многочисленных запутанных ответвлениях сюжета, невольно думаешь о широко распахнутом окне авторской фантазии. А в жизни, особенно в сельской местности, происходят иногда деяния мудренее всякого изощренного вымысла, однако они часто остаются совсем незамеченными.
Заведующий сельским клубом Зюзя мужчина артистической внешности, в деревне слывет крепким хозяйственником, талантливым музыкантом, человеком порядочным и основательным. Строгость в лице и достоинство в движениях выдают в нем породу благородных кровей. Он большой оригинал, исповедывает жизненный принцип минимализма во всем, даже в алкопитии: выпивает из мелкой посуды, но часто. Мужское население делит на две категории: у кого ремень на животе, и у кого живот на ремне. Сам же высокий, плотный и стройный.
Участковый тоже хороший человек, образованный и нелишенный таланта: он мог хорошо испортить хорошее настроение. Угнетает слушателей его особенность выражаться по-книжному, что требует перевода с русского языка на русский. Прознав про то, что у Зюзи скрутили колесо новенькой «Нивы» и похитили, а тот не собирается писать заявление о краже, тем самым покрывает злоумышленника, он назидательно заметил:
- У нас сложная познавательная задача, решение которой представляет существенный практический интерес. Она выступает первоначальным звеном в сложном процессе познавательной деятельности, поскольку возникает как результат осознания недостаточности наличной информации для решения конкретной задачи.
- Это вовсе не проблема, - холодно отвечал Зюзя. – Писать заявление нет необходимости. Это, скорее всего недоразумение, которое само собой образуется. В деревне сроду не было воровства, и с верой в непорочность земляков не расстанусь.
- Быть может, в своем деле вы разбираетесь, но в юриспруденции и криминалистике абсолютно неграмотный человек.
- Чтобы сказать «нет», необязательно быть академиком!
К неудовольствию обоих на том диалог и оборвался.
II
Они были «сильно» после вчерашнего. Немедленно требовалось укротить абстинентного дракона. У Терёхи маковой росинки в зобу не было, у Ильича в карманах пусто. Лёху Забулдыгина за крепкое сходство с бровеносцем прозвали Ильичём. Оба к питью имели усердие, несли крест за всех пьющих, пили не для удовольствия, а для того, чтобы перестать.
Ильич включил антикризисное мышление:
- У меня есть мечта, и я ее мечтаю.
- Какая такая мечта? – возрадовался Терёха, но виду не подал.
- Похмелиться перваком у завклубом!
- Если мы это не сделаем, за нас сделают другие, а нам это надо? – с радостью отозвался Терёха. – Но как? Когда в кармане кукиш и тот на привязи.
- Видишь? – Ильич указал на подворье, где стояла «Нива» на круглых деревянных спилах. На ней не было одного колеса, три оставшихся, словно на протезах, не касались земли. – Это машина Зюзи, недавно пригнал, а на днях сперли колесо, теперь на приколе. Мы ему подарим недостающее, похэпибёздим с Днем ангела и выпьем первака за его здоровье. А? Каково?
- Чтоб дарить, прежде надо купить, а где баблоиды? – расстроился Терёха.
- Не купить, а снять! – он жестом указал на трехколесную «Ниву».
Терёха только распахнул рот:
- Но…
- Вовсе нет! – перебил Ильич. – Это не воровство. Мы себе не присваиваем. Это все одно, что переложить кошелек из одного кармана в другой.
Как только загустели сумерки, приятели свинтили колесо с Зюзиной «Нивы», ему же и подарили. И все получилось так, как замыслил Ильич: у Зюзи гроссбухнули первака, закурили «Беломор», на том разврат и закончился.
III
Первой пропажей Зюзя не опечалился, не пал духом и не замкнулся в суровом и гордом молчании, мстительные мысли о возмездии напрочь отсутствовали. Пропажа или необъяснимое исчезновение колеса с его «ласточки» еще не есть кража, потому как он высокого мнения о земляках. Что касаемо «подарка» выпивох Ильича и Терёхи, о том сразу догадался, не подавал вида, не раздражался. А принял так, как полагается принимать возврат взятой в долг вещи.
Утром он расчехлил запаску, затем принес из флигеля возвращенное колесо, оба приставил, прикрутил, и машина по-прежнему обута. Ему предстояло ехать в райцентр по культурным делам.
Тем временем Ильич поспешал к Терёхе с банкой пива за пазухой. У них были отношения: один другому относил похмельную влагу, если она заводилась у одного, а у другого ее не было. Такого рода отношения в среде пьющих называются дружбой.
Терёха сидел в полосатом халате на продавленном кресле в философском созерцательном настроении наедине с чекушкой, которая была безнадежна пуста. Из пепельницы изогнутые окурки папирос вываливались на стол, словно жирные белые черви.
- Вот! – Ильич припечатал к столу банку пива.
- Что ты! Как можно! – запротестовал Терёха. – Я после семи не употребляю! – однако принял вспоможение.
- Утра?
- Рюмок!
- Отдыхай, я сам справлюсь с покаянной миссией. Нынче еду в город, вернусь и все улажу, как было договорено! – с тем и вышел из хаты, поспешая к автобусной остановке.
На счастье его заметил Зюзя, притормозил, подхватил попутчика и вместе направились в райцентр каждый по своим надобностям.
О краже в деревне знали, это стало главной темой неравнодушных жителей. Беспощадно честное суждение каждого о происшествии становилось общественным мнением, которое являлось сильным воспитательным воздействием. Слух коснулся похитителя, в нем ворочались душевные терзания: опасение публичного разоблачения, порицание и презрение. Так человек становится изгоем. Человек с червоточинкой побуждается к молчаливому покаянию и тайному извинительному действию.
Из города Ильич вернулся поздно, последним рейсом, с тяжелой поклажей, и прямиком двинулся к Зюзе. Он волновался и радовался восстановленной по его инициативе справедливости. Он наперед знал, какие скажет утешительные слова, главное, чтобы завклубом не отклонил подношение.
- Я пришел повиниться, Валерий Павлович. За чужой грех мы не в ответе, кто выкрал колесо, не знаем и судить не беремся. Прости за то, что схулиганили шутку и задарма похмелились. Вот вам законный подарок, к нему товарная бумажка имеется с магазинной печатью! – и он выпростал из мешковины новенькое колесико.
Напрасно Ильич беспокоился, Валерий Павлович принял его с благодарностью, не оскорбив отказом благородного порыва дарящего.
Утром следующего дня Валерий Павлович обнаружил очередной сюрприз: к лаковому боку машины притулилось ранее пропавшее колесо. Кто его подкатил тайно, о том в деревне по сей день не знают, да и знать того не желают из деликатности и великодушия.
Несомненно, происшествие случилось по причине нужды, главное, незначительное деревенское событие оказалось прививкой против равнодушия и подтверждением истины: сползание на дно жизни не снижает духовности человека. Семена, втоптанные в грязь, иногда дают хорошие всходы. Бывает в высоких должностях и званиях заводится червячок безнравственности.
Пока есть народ, есть совесть и слово, обозначающее нравственную узду человечества, и это слово нетленным останется вечно.