В зеленой переноске сидел рыжий клочок меха и смотрел на меня янтарными космическими глазами. Я неосторожно дёрнула рукой — и змеиный шип из переноски ясно дал понять: так делать не следует.
Переноску вместе с содержимым мне доставил дружественный Котолёт в лице прекрасных Жени с Леной. А ещё вчера клочок меха жил совсем в другом городе и даже не помышлял о длинном путешествии в Москву. Но что-то разладилось в меховой жизни, клочок стал кидаться на хозяев, шипеть и вообще вести себя неприлично, а я как-то вдруг пожалела и отчаявшуюся хозяйку, и рыжий клочок, и вот вчера ещё у меня не было обладательницы янтарных глаз, а сегодня — есть.
"Ну что, будем дружить, Бусь?" Змеиный шип оповестил меня о том, что дружить со мной никто не собирается, и, кажется, у вас тут собакой пахнет, фу, какая гадость. Однако от мясного пакетика клочок не отказался и умял все с аппетитом, изредка шипением проколотой шины напоминая: это мне делают большое одолжение. Клочок был полон недоверия и презрения.
Я поселила Бу на остеклённом балконе. Навесила обогреватель, сделала уютное логовце и оставила ее в покое. Мой рабочий стол стоял прямо возле балконной двери, и я задёргивала штору, чтобы не нарушать бусевое уединение. Бу оценила мое невмешательство, по утрам, когда я выставляла ей мисочку с кормом, встречала благосклонным молчанием и почти не разговаривала по-змеиному.
Потом как-то из-за шторы показалась плоская мордочка со вздернутым носиком, и космические глаза стали с любопытством следить за тем, как мои пальцы бегают по клавиатуре. Я перестала задергивать штору, и мы по утрам играли в гляделки. Строптивая меховушка добродушно щурила глаза, в которых плескался чистейший янтарь, и была даже не против погладиться. А потом взяться на ручки. А потом немножечко робко попурчать, уткнувшись пуговичным носом мне в шею.
К осени она переехала в комнату. Я заходила к ней в гости, садилась на диван и приглашала ее к себе. Бу вежливо отказывалась, но сидела чуть поодаль и шевелила усами, будто собираясь улыбнуться. Потом, переминая толстыми мягкими подпорочками, все же запрыгнула на диван на пару секунд. А потом уже на полминуты. А как-то, когда я, больная и горячая от жара, прикорнула, Бу осторожно пробралась по моему плечу и попробовала полечить прикладыванием тёплого меха и звуком тракторного мотора. Потом она стала приходить, пока я спала, и старательно причёсывала мне волосы, иногда путаясь языком в кудрях, — но всегда независимо покидала свой пост, когда я просыпалась. Весь ее вид говорил о том, что это досадная оплошность и она не питает ко мне никаких чувств — тоже мне, больно надо.
Ее сопротивление было окончательно сломлено сыром. Исходящие ароматом ярко-желтые кусочки в мелкую дырочку так манили, что Бу пришла, ткнулась любопытной мордочкой в тарелку и изъявила желание угоститься. Через пару дней она решила поторопить меня и пару раз просяще тронула толстолапкой воздух. Ещё через неделю она уверенно занимала место между винных бокалов и чётко обозначила своё право на закуску. Получая вожделенный сыр, она съедала всего пару кусочков и с благодарностью удалялась: интеллигентная кошка знает свою меру.
По вечерам она полюбила смотреть со мной фильмы, предпочитая приключения или романтические картины. Мохнатые ушки домовенка на фоне светящегося экрана неизменно сопровождали любой киносеанс.
Когда я ложилась, Бу приходила, трогала меня за плечо мягкой лапкой, дышала в лицо, нежно щекотала усами и устраивалась на голове, предварительно свив гнездо из моих волос. Утром был обязательный тщательный туалет все там же, на голове, а иногда Бу и меня за компанию причёсывала, если я, на ее взгляд, выглядела неаккуратно.
Иногда мой клочок меха распирали чувства. Тогда она носилась по комнате, скрежетала коготками по паркету и порой заваливалась за кресло. Вылезала встрепанная и сконфуженная и озиралась в поисках свидетелей своего позора.
Она приходила ко мне среди ночи просто так, чтобы сказать мне, сонной, что она меня любит, и нежно поцеловать в губы. Такое проявление чувств было Бу несвойственно, и она, видно, надеялась, что я приму ее порыв за один из снов.
Она мурлыкала сама с собой, оглушительно, на всю комнату, без всякого повода. Она первая подбегала, если в комнате появлялась пицца, и возбужденно переминалась с лапки на лапку: "Очень хорошо, все так, как я люблю, одобряю". Мы вместе грустили в дождь, встречали солнце, пили вино, закусывали сыром и старались не слишком мешать друг другу своей любовью. Но каждый раз ночью я чувствовала на своём лице лёгкое дыхание и слышала приглушенное тарахтение, выдёргивала себя из сна и трепала мягкие домовёнковые уши.
А теперь Бу не стало. И вроде бы просто клочок рыжего меха с живым янтарем в огромных глазах — а без него все совсем не то и не так. Я, кажется, всё забывала тебе сказать — люблю тебя, Бу. Очень люблю.