Он стоял перед людьми.
-Я против!.. – раздалось средь толпы.
В ответ на это ему воскликнули тысячу «за»!
-Я против!.. – вновь сказал он.
В ответ на это ему пригрозили тысячи оружий.
-Я против!.. – пронеслось в тишине.
Тогда вырвали язык ему.
Но всем видом и глазами говорил он – Я против!..
Тогда вырвали и глаза ему.
И вот, стоял он и всей сущностью говорил – Я против! И если бы кто встал с ним рядом, то заразился бы его «Я против!..». Но никто не вставал. И хотели убить его, чтобы даже видом он не мог говорить. Но сказал самый сильный голосом– пусть живет, ибо дух его рассеется и тогда тысячу скажут не «за», а «против». Оставим же его здесь, пусть он говорит пустоте.
Народ расходился, и вскоре не осталось ни одного, кто мог бы сказать «за». Значит, «против» победило. И говоривший стоял как статуя, и говорил, и говорил, хотя и некому было некому было слушать, но говорил! И проходил ребенок, человек вернее, с ещё ребенком в душе, и по невинности своей сказал: «Я буду языком твоим и глазами».
И возглашал теперь слепец голосом ребенка в душе и смотрел его глазами. И говорил он своим видом: «Воистину, мир куда прекраснее глазами ребенка». А ребенок, уже и не ребенок вовсе, но ещё и не муж, который может говорить своими словами, рассказывал от имени слепца.