- Сергей, возможно, это покажется вам…тебе полным бредом. Просто отнесись с пониманием, - Михаил замолчал, всматриваясь в лицо друга и партнера.
Тот терпеливо ждал, понимал, что разговор дается приятелю с трудом. После того, как Михаил вышел из больницы, все замечали, что травма не прошла даром: амнезия, растерянность при решении даже простых задач. Сергей все чаще думал, что Михаила надо выводить из бизнеса, разумеется, он, как соучредитель волен сам распоряжаться долей участия, но болезнь сделала его беспомощным.
Когда несколько месяцев назад на друга и партнера было совершено покушение, Сергей сделал, что мог: подключил лучших нейрохирургов, поддерживал жену Михаила Анну. А как он обрадовался, когда узнал, что Михаил вышел из комы и постепенно выздоравливает! Врачи обещали - провалы в памяти быстро пройдут, вскоре партнер вернется в бизнес. Он и вернулся, но вот таким... И сейчас – путается, называет то на вы, то на ты, в забегаловку какую-то позвал, а раньше только статусные места посещал.
- Понимаешь, - продолжил, наконец, Михаил, - мне кажется, я попал в какую-то другую жизнь. Кажется, что я никогда до этого не занимался строительством, вернее занимался, но в качестве рабочего. Я ничего не понимаю в этих контрактах, договорах, отчетах, декларациях… Чувствую, что меня окружают совсем чужие люди. Вот и вас… тебя я не помню. Верю, мы были друзьями до того, как эти мерзавцы пробили мне голову в подворотне.
- Да, Мишка, мы дружим с детства.
- Я и жену Анну не узнаю, и дочь…
- Врачи обещают, скоро все пройдет.
- Возможно, но я не Михаил, даже от зеркала вздрагиваю, пугает отражение. И я начинаю вспоминать себя, другого…
- Покажись врачу.
- Да я постоянно наблюдаюсь! Ничего не помню из этой моей жизни, но зато недавно вспомнил лето в деревне и себя маленьким с удочкой на речке. Название этой деревни вспомнил, бабушку, зовущую: «Семка, Семка, беги молочка парного выпей». И даже вкус этого молока помню.
- У тебя никогда не было бабушки в деревне…
- Знаю. Ничего не понимаю: где я, а где не я…
Михаил долго думал, стоит ли признаваться Сергею, ведь он ничего о нем не знает, хотя все утверждают, что они дружны с детства. Но что он теряет? Подумаешь, решит, что безумный, он и сам все чаще так думает. Заниматься бизнесом он не может, да и не хочет – каждый день сталкиваться со своей некомпетентностью, гораздо проще получать дивиденды. Хотя и без них он человек обеспеченный. И это тоже было внове. Помнит, как мечтал о первом «жигуленке», с какой радостью купил «десятку», и совсем недавняя радость – подержанный Рено Логан.
Лексус по цене двух квартир пугал, а не радовал, как пугал загородный дом. Хотелось бежать от ухоженной красавицы, называющей себя женой, от избалованной девчонки, которой самое место в углу. И тут он подумал, что его Егор совсем не такой…
Память возвращалась кусками, обрывками, он все время пытался собрать это лоскутное одеяло, как у бабушки в деревне. От того, бабушкиного, пахло сеном, молоком и почему-то луком. После имени сына пришел и образ – лохматый мальчишка лет десяти. Как же радовался Егорка, когда подарил ему свой смартфон. Если есть сын, должна быть и жена, но почему-то воспоминания о жене не спешили явиться внутреннему взору.
«Будто стерты», - недоумевал Михаил. Но зато проступила фигурка матери, невысокой полноватой пожилой женщины, очень энергичной. Жарит оладьи для него и Егора, поглядывая в экран телевизора, ловко орудует утюгом у доски, проверяет уроки внука.
«Не может это быть только фантазией, мне мешает это новое окружение, упорно пытающееся вернуть меня в жизнь, которой и не жил никогда», - решил Михаил и переехал в гостиницу.
- Если тебе так необходимо побыть одному, почему ты не хочешь воспользоваться одной из наших квартир? – недоумевала Анна. – И потом я беспокоюсь, ты не до конца оправился.
- Со мной все будет в порядке, я просто отдохну.
Освободившись от навязанных уз, целыми днями бродил по городу, стараясь найти знакомые места. И однажды, оказавшись в самом центре, заметил здание ресторанчика. Семен, а теперь он считал себя Семеном, точно знал, что некогда в этом здании был детский кинотеатр, а в паре кварталов отсюда его отчий дом, дом, где он жил с мамой. Впрочем, мама так и осталась жить по этому адресу. Семен бросился в знакомый дворик. Да, он рос здесь, этот гараж инвалида дяди Коли, стоит бедолага, со всех сторон прикрытый кустами. Жил он во втором подъезде, на третьем этаже. И звонок трелью соловья. Мама подслеповато всматривалась в его лицо:
- Вы кто?
- Семен, я Семен, мама…
- Баба, кто там? - раздался голосок сына.
- Из ЖКО, делай уроки, не отвлекайся, - крикнула в глубину квартиры. И пошла на него, глаза блестят, подбородок дрожит:
- Как вы можете? Кто вы такой? Я схоронила сына несколько месяцев назад. Что вам от меня надо?
- Мама, просто выслушай, выслушайте… Вера Юрьевна, прошу, просто выслушать меня. Понимаю, как все это странно. Если хотите, мы можем поговорить не в квартире, выбирайте, посидим в кафе, хоть на лавочке во дворе, чтобы Егор не слышал.
- Вы и о Егоре знаете? – голос женщины дрогнул. – Не знаю, какие цели вы преследуете, богатства у нас особого нет. Хорошо, я сейчас спущусь, ждите во дворе.
Она выбежала через минуту, лишь накинула куртку и платок, даже не переобулась, так и бежала по лужам в домашних тапочках.
Они просидели на лавке часа два. Он торопился, боясь, что она сейчас передумает, бросит его тут, под холодным осенним ветром, одного. Смотрел в родное лицо и просто проговаривал то, что видел внутри себя: вот она везет его в садик на санках, санки переворачиваются, а она – молодая, красивая, в белом платке, легко подхватывает его на руки и смеется. И в тот же день он упал с горки и его отвезли в больницу. А она прибежала вечером заплаканная, с апельсинами. И ее дразнилку: «Семен, Семен, что ты кислый как лимон». И много еще их общих секретов. Потом он отправил ее домой, потому что она боялась оставить Егора одного и пойти с ним в теплое кафе, а ее ноги в мокрых тапочках совсем заледенели. Лишь спросила его посиневшими губами:
- Где ты сейчас живешь?
- В гостинице, но я завтра все подробно расскажу. Ты ведь придешь?
- Конечно, - прошептала она и пошла к подъезду, еле передвигая ноги.
А на следующий день Семен узнал, что он умер в тот самый день, когда Михаил вышел из комы. На кладбище, увидев свое лицо на фотографии, впервые расплакался. И мама расплакалась, прижавшись к нему, привыкая к этому новому мужчине с душою ее сына. Егору решили ничего не говорить, просто сообщили, что он, дядя Миша – друг отца и пока поживет у них. Про его жену, мать Егора, узнал много позже – это особа сбежала, бросив новорожденного младенца на него. Самым трудным стал разговор с Анной. Семен видел сначала в растерянных, а потом и в потухших глазах молодой женщины такую боль, что не выдержал и впервые обнял ее.
- Миша…Семен, мы ведь не всегда были людьми обеспеченными. Даже если все, что говоришь, правда – не бросай меня, не уходи. Она же настояла, чтобы он забрал одну из роскошных квартир в городе, перевез туда маму и сына, ограничившись единственной просьбой – изредка встречаться.
Они стали встречаться, и в одно ясное морозное утро проснулись в одной постели, улыбаясь новому дню.