Буранка

Владимир Быков 3
На Конкурс Любови Кирсановой  "МОРОЗНЫЕ УЗОРЫ НА СТЕКЛЕ ПАМЯТИ" http://proza.ru/2024/01/03/173


Первую зиму в старом домишке мы пережили, как я понимаю, довольно сложно. Он оказался холодным, плохо прогревался от печки, так, что в большой комнате за стоящим у противоположной от печки стены комодом мама морозила пельмени. Денег нам не хватало, и она старалась подрабатывать — стряпала на дому пельмени в нашу сельскую столовую, чистила мешки из-под муки на складе, мыла полы в рыбозаводском клубе. Но — ожила, бегала к подружкам на чай, приглашала их на посиделки.
Еще одной проблемой было то, что нам с братом стало далеко ходить в школу. Село было длинным, а рыбозаводской поселок находился на противоположном от школы конце. Впрочем, проблемой это не считалось — все дети совершали такой путь даже в морозы. Зимой — в декабре, январе — мы, как правило, от двух недель и до месяца не учились из-за сильных морозов. По утрам слушали радио — ждали объявление, и, если температура была за сорок, продолжали спать. Как-то раз то ли объявление не услышав, то ли надоело сидеть дома, я поперся в школу, а когда вернулся домой, мама, глядя на меня всплеснула руками, быстро набрала в чашку снега и давай тереть мне уши. Было больно, но  запомнилось другое — как после снежной «процедуры» мои распухшие, как у слона, уши шевелились при всяком моем движении. Это было занятно.
Во время первой зимовки в этом доме наше семейство увеличилось — у меня появился щенок. У моего дяди была охотничья собака Пальма (удивительно, но такая кличка у собак на наших северах была довольно распространенной), у нее появились щенята, и одного, белого, как снег, предложили нам. Не знаю, почему его рано оторвали от мамки, но он был совсем маленьким, когда появился у нас. Крохотный белый комочек с розовым пузиком и бессмысленно внимательными глазками тыкался мокрым носом мне в губы, когда я брал его на руки, и неуверенно топтался в комнате на шатких лапках, не зная, куда податься. А поскольку Буранка тут же сделал несколько луж и обгадил половичок, его решено было поселить в теплой стайке для свиней — старый владелец дома был, видимо, человеком хозяйственным, во дворе были две стайки, большой сенник, навес для дров и много разных подручных приспособлений.
Стайка была рубленной из бревен, и крупные животные — корова, свиньи — могли обогревать ее своим телом, дыханием. Но кроха щенок, конечно же, не обладал такими энергетическими возможностями! Это мы не учли. Из старых шуб мы сделали ему уютное теплое гнездышко, хорошо закрыли его сверху, оставив лишь небольшую дырку. И, наверное, Буранка нормально бы переночевал, но он вылез из своего убежища либо по нужде, либо в поисках мамки. А ночью ударил мороз, и утром мы нашли щенка на холодном полу и почти без признаков жизни. Все мужское хозяйство у него вылезло наружу, голое пузико было синим, глазки — закрытыми.
С громким ревом притащил я Буранку домой, положили его к теплой печке, а мама проделала с ним какие-то манипуляции, чтобы вернуть к жизни. Через некоторое время щенок открыл глазенки, стал шевелиться, попил теплого молока. Но мама сказала, что он обморозился, и его надо нести ветеринару.
Чувство вины перед этим маленьким беспомощным существом настолько глубоко ранило меня, что я заливался слезами и никак не мог остановиться. Так весь в слезах я пришел к ветеринару. Добрый дяденька как-то успокоил меня, сказал, что мой маленький друг выживет, дал мазь, чтобы мазать щенку брюшко и лапки, еще какое-то лекарство. Более-менее успокоенный, я вернулся домой.
Буранка стал жить дома в коробке, ожил и уже весело поглядывал на меня своими глазками-бусинками. Но вот беда, когда я вытаскивал его из коробки на пол, он не мог двигаться — лапки его не слушались, и он поначалу мог только ползать. Горе мое не знало границ — неужели не встанет? Передние лапки в сгибе никак не хотели его держать. Мы плотно перебинтовывали их, подвязывали палочки, и в этом случае Буранка, за зиму прилично подросший, мог ковылять потихоньку уже по двору.
Со временем «костыли» стали снимать, он стал бегать, но передние лапы у него так и остались искривленными. Веселый, игривый, белый как молоко щенок за лето вымахал в здоровенного пса — запросто валил меня с ног, таскал меня на санках и охранял наш двор. На цепь мы Буранку не садили, поскольку он был доброго нрава, и злобно на людей не бросался. Но вот однажды, уже второй зимой, пес мне здорово насолил. Не со зла, конечно.
К нам приехала старшая сестра и привезла мне настоящий полушубок, в каких в селе ходили мужики. Наутро я пошел в нем в школу, весь такой красивый и важный. Буранка обнюхал меня, проводил за калитку, и только я немного отошел от дома, подло сзади прыгнул мне на спину, свалил и выдрал клок из моего нового полушубка. Вот уж горя-то было! Я возвращался домой, а пес весело прыгал вокруг меня и будто радовался моему расстройству. Вот, мол, тепло тебе в шубе!
Шубу залатали, а мы с Буранкой, конечно же, помирились. Но в нем, видимо, проснулась охотничья сущность, которую мы удовлетворить никак не могли — не было у нас в семье охотников. Пес надолго убегал из дома, шастал по ближним лесам, а летом стал охотиться на кур. Наверное, это его и погубило. Однажды убежал и уже не вернулся — скорее всего, подстрелили....