(не стесняемся писать отзывы :-) )
Хоккей. Металлург против Металлурга (3:0)
Второй, и последний мой заход на стадион случился уже в чуть более зрелом возрасте, продлился гораздо дольше, закончился совсем неожиданно и обогатил кучей впечатлений, окончательно сформировавших мое отношение к любым соревнованиям.
На хоккей меня заманил двоюродный брат. Болельщиком был он, а я за компанию через много лет решил еще раз посмотреть, что же это такое «болеть вживую».
К тому времени в дополнение к открытому стадиону, где едва не сгинули несчастные ленкомовцы, построили замечательный крытый Ледовый дворец, погода над которым была не властна.
Итак, мы с братом шли на хоккей!
В СССР, как известно, было всё. Но это всё было по блату и очереди. Блат у братана был, но хилый. На билеты хватило, на очередь - нет.
Первую очередь мы отстояли в кассу. Случилась какая-то путаница и было объявлено, что срочно перед матчем надо всем заново сверить билеты и небольшая по столичным, но ощутимая по нашим местным меркам пятитысячная толпа рванула штурмовать кассы в порядке живой очереди, то есть по праву сильного.
Не особо сильный, но изворотливый брат проявил чудеса ловкости и после непродолжительной получасовой борьбы достиг окошек, за которыми прятались кассовые тетки и отделяли зерна от плевел при помощи синих штампиков.
Следующая очередь образовалась в гардероб. Вообще-то все, кто сделаны в СССР, от рождения владеют особым талантом - умением стоять в двух, а то и трех очередях зараз, но брат младше меня и доразвиться не успел, а я вообще родился тут по ошибке. Мы отстояли еще одну очередь.
Третья, совсем короткая, пятиминутная на саму арену, уже и очередью-то не считалась.
Матч давно начался. Мы пробирались между рядами занятых кресел, пытаясь найти свои.
В те далекие времена штампованных фабричных номеров и маленьких болтиков в СССР было мало, зато краски и трафаретов было много. Когда-то давно, наш город назывался Сталинском. Сам Иосиф Виссарионович в городе не был ни разу, видимо поэтому борьба с врагами народа логического завершения не получила и часть из них смогла уцелеть.
Недобитые вредители при помощи краски и трафаретов нанесли цифры дважды. Один комплект номеров располагался на спинках кресел, надежно скрытый от наших взоров спинами болельщиков и был вытерт до нечитаемости. Второй комплект цифр был нанесен на сиденья. Снизу. И охранялся задницами тех же болельщиков. Цифры на спинках и сиденьях были разные. Вот такой пазл, да.
Брат младше, но наглее. После энного числа согнанных с насестов жоп, мы обнаружили свои места. Зрители, их занимавшие, предъявили точно такие же, как у нас билетики и тоже с синими штампиками. Да, в СССР было всё, порядок тоже был, но в дефиците.
Явившиеся служители арены запихали нас на свободные места какой-то галерки. Без биноклей с такого расстояния хоккей больше походил на тараканьи бега.
Едва мы угнездились на жестких неудобных откидных стульях, как стадион взорвался криками:
- ГООООООЛЛЛЛЛ! - заорал комментатор.
Тараканы внизу заметались по коробочке. Какие-то совсем мелкие насекомые на противоположной трибуне раздраженно шевелили лапками-усиками. Так мы пропустили первую шайбу. Болельщик-брат расстроился.
Уныние его длилось недолго.
- Мы должны пересесть! - заявил он. - Отсюда мы все равно ничего не увидим!
- Куда? - растерянно возразил я, осматривая битком набитый стадион.
- Мы сядем на ступеньки в проход!
- Нас вообще выгонят.
- Не ссы, братан, - он живенько поскакал прямо к скамейке нашей команды. Минут через пять Лешка уже махал мне оттуда руками, приглашая к себе. Я поспешил вниз.
Умение владеть языком в нашей семье в крови, но работаем мы в разных жанрах. Находить общий язык он мог с теми людьми, которых я как раз старался избегать. На скамейку запасных нас не пустили, но и из прохода не выгнали. Грязные ступеньки были целиком в нашем распоряжении!
Отскребая со ступеньки грязь уже ненужным теперь билетиком и попутно костеря на чем свет судьбу, из-за которой мы пропустили первую шайбу, мы услышали как комментатор злорадно заорал:
- УРРРРААААА! ГОООЛ! Взятие ворооооот!
Стадион загудел как растревоженный улей. Со скамейки нашей команды посыпались отборные маты. Так я не увидел второй гол.
На перерыв под радостную трескотню комментатора команды ушли со счетом 2:0 не в нашу пользу.
На трибунах царило агрессивное уныние. Катающаяся по арене заливочная машина выписывала красивые восьмерки, лед сверкал. По свежему льду ярко-рыжий клоун, придурковато улыбаясь, толкал перед собой огромную надувную шайбу и бросал конфеты в зрителей. Народ, глуша горечь надвигающегося поражения, втихаря пил какое-то бухло. Пустые бутылки запускались по трибунам и, громыхая со ступеньки на ступеньку, катились вниз.
Наконец начался второй период. Первый мы практически полностью пропустили. Для себя, чтобы не расстраиваться, я решил, что мы пришли на первый, а тот первый, который уже был - тренировочный. Мы дали соперникам фору.
На лед выехали пятерки игроков. Справа от меня находились ворота нашей команды.
- Металлург! Металлург! ШАЙБУ, ШАЙБУ! - кричали болельщики. Хоккеисты с большой красной буквой «М» на белой, покрытой орнаментом из красных полосок форме раскатывались и потрясали клюшками.
Слева, у своих ворот, разминалась пятерка команды соперника. Магнитогорский Металлург тоже считал, что красный - цвет победы. Красную, форму с белыми вставками и большой буквой М на груди, они не променяли бы ни на какую другую на свете.
Пятерки выехали на центр поля, игроки лихо нарезали виражи по своей половине и половине соперника и встали по местам.
Я посмотрел на левую красно-белую команду с большими буквами «М» на груди, перевел взгляд на правую половину, где бело-красные визави с точно такой же буквой «М» готовы были вступить в бой и, втайне предав брата, стал болеть за дядьку в черно-белой полосатой одежде. Его-то я уж точно не спутал бы ни с кем. Хоккей обещал быть скучным.
Судья дунул в свисток, кинул шайбу на лед и пустился в бега.
-----------------
Два стада буйволов, не поделивших резиновый кружок, со страшным грохотом сшиблись в борьбе за победу. Десять мужиков, потея, кряхтя, вопя и врезаясь в борта с силой стенобитного тарана, гонялись друг за другом, за шайбой, падали, вставали и размахивали клюшками. Стадион бесновался.
В каше из перчаток, шлемов, матюков и красно-белой формы я окончательно запутался. Брат радостно орал рядом, выкрикивая имена игроков, махая руками и всячески пытаясь обратить на себя внимание.
Труды его не пропали даром. К бортику, привлеченные жестикуляцией и нашим дурным примером, вышли два крупных парня повзрослее нас и две девушки. На младшей была надета расстегнутая ярко-синяя куртка-дутыш, между распахнутыми отворотами которой виднелась красно-белая майка с буквой «М». Верткая расхристанная девица, из-под майки которой торчали хорошенькие ножки в красных колготках, пыталась залезть на бортик и для поддержания равновесия хаотично размахивала ярко-синими сапогами-дутышами, комплектными к куртке. Через вырез в красной вязаной спортивной шапочке, украшенной двумя болтающимися на веревочках помпончиками, задорно торчал длинный пучок черных волос перехваченный красной лентой.
Брат смотрел за хоккеем и злился, что нам закрыли обзор. Я смотрел за красно-синей девушкой и мне было наплевать на хоккей. Девчонка, едва не выпрыгивая через бортик, азартно верещала и следила за шайбой. Ей было плевать на все вокруг, кроме хоккея. При очередном штурме борта куртка задиралась вместе с майкой, демонстрируя рельефную задницу. Время от времени за эту самую задницу ее ловил, не давая выпрыгнуть на лед, один из парней, вызывая во мне приступ острой зависти. Он сдергивал девчонку с бортика и куртка с майкой прикрывали самое интересное в игре. За чем следил парень, я так и не определился. На арену он смотрел вполглаза. В борьбе с одеждой своей спутницы он тоже не сильно преуспевал.
Хоккей постепенно начинал мне нравиться.
Грудь активно болеющей сразу за обе команды попрыгуньи, украшенная вдобавок патриотичной буквой, привлекла-таки заслуженное внимание и очередная миграция закованных в броню мастодонтов окончилась в бортике точно напротив нас.
Удар был страшен. Куртка, имевшая большую парусность, спасла жизнь своей хозяйки и та практически не пострадала. Ее сдуло ветром и, сделав в воздухе неполный оборот, называемый еще полуакселем, она полетела в проход. В проходе на ступеньках, вытянув ноги, сидел я.
Если бы я следил за хоккеем, то все могло бы кончиться печально. Но я следил за девкой. Летающая болельщица опасно падала головой вперед.
В душе я джентльмен и не могу позволить даме упасть. Вытянув в стороны ноги для упора, я руками замедлил полет ветреной девицы, напряг пресс и ее голова, украшенная помпончиками впечаталась мне в живот. Длинный черный хвост хлестнул по лицу. Запахло сиреневыми духами.
Я не великий спортсмен, но прессуха в юности у меня была что надо. Деваха отскочила от упругой преграды, съехала ниже и застыла в нокдауне. Чтобы временно потерявшее контроль тело не сползло на грязные ступени, мне пришлось придержать ее за шею и плечи. Девичьи груди под распахнутой курткой приятно согревали мои колени.
Нокдаун получился легким, скорее девчонка была просто ошеломлена. Головка под моей ладонью дернулась. Она оторвала нос от моего паха и на меня уставились два, смотрящих в разные стороны глаза. Болельщица была изрядно пьяна. К запаху сирени добавились алкогольные нотки.
- Александр, - представился я.
- Галя, - немного заплетающимся языком ответила она. Больно ткнув меня кулачками в живот, фанатка хоккея, приподнялась и обернулась в сторону арены.
Наша возня осталась незамеченной, так как в сторону арены смотрели все.
Борт устоял, но давление человеческих тел на фронте сжатия достигло максимума и, чтобы разрядить напряжение, два игрока команды соперников, ловко взяв «нашего» в «коробочку», выкинули его за борт прямо в проход.
Парень, до этого ловивший прыгучую Галю тоже в душе был джентльменом и тоже попытался поймать летящее на него тело.
Вес всегда имеет значение. Добрая сотня килограммов, закованного в броню ветерана ледовых побоищ подкосила его, как пушечное ядро срубает молодую березку. Снаряд по баллистической траектории последовал далее, где и замер в обломках сокрушенного им кресла. Малость контуженные зрители как кегли раскатились от неподвижно лежащего тела.
- Первая кровь, - мрачно сказал брат, глядя на растекающуюся из-под лица павшего игрока лужу. Из-за брата выглядывали перекошенные лица половины игроков нашей скамейки запасных.
Подбежал доктор и стал готовить тело к погребальной церемонии, потом передумал, закрыл нос и губы пациента слоями ваты и полил все заморозкой из баллончика. Баллончика эскулап не жалел, вата тут же обросла инеем, сквозь который проступило красное пятно.
До Нового Года было далеко, а Дед Мороз Красный Нос уже лежал в трех метрах от меня и не подавал признаков жизни. Показались санитары с носилками.
На этом жертвы не закончились. Второй пострадавший на Снегурочку не тянул, но звезда во лбу, зажженная шлемом Деда Мороза, горела замечательная. Пошатывающегося ловца спортивной удачи увели следом за врачом. За талию его придерживал товарищ. Старшая девушка, охая, засеменила следом.
Спасенная мною поддатая девица вскочила со ступенек, покачнулась и бессвязно забормотала:
- А чё??? Ик… а я? Ик… Надюха…. гы-гы-гы-гы…. - и неожиданно попыталась свистнуть. Получилось плохо.
Как истинный джентльмен, в сложной ситуации я готов помочь всем. Свистеть я умею замечательно.
Теперь на нас посмотрели все без исключения зрители, носильщики, врач, уцелевший парень, уцепившаяся за него подруга и даже Дед Мороз повернул в нашу сторону красный нос и шевельнул белой бородой. Оставшиеся в живых девять мастодонтов, недоуменно глядя на судью, покатились к центру поля. У собачек Павлова сработал рефлекс на вбрасывание.
Нетрезвая Галка пошатнулась еще раз и собралась скакнуть на спинку кресла как птичка, чтобы догнать старшую подругу прямо через зрительские ряды. Та, сделала широкий отметающий жест и, затем, ткнула пальцем в пол, развернулась и пошла за процессией.
В адресованных ей жестах девочка-Галочка запуталась, опять замахала руками, отчего курточка задралась, приоткрыв жопку в ярко-красных колготках под майкой с номером и сделала рывок, больше похожий на падение.
За задницу на сей раз ее поймал я и, преодолев вялое сопротивление, усадил рядом.
Прибежали маленькие мальчики с белыми тряпочками и вскоре убежали с розовыми. Судья строго посмотрел на меня. Я виновато кивнул и прижал палец к губам. Он дунул в свисток и матч возобновился.
Накал борьбы, между тем, нарастал. Шел к концу второй период, счет 2:0, времени меньше и меньше.
Справа от меня сидел брат и сыпал фамилиями бело-красных игроков, сетуя и негодуя на бездарно расходуемое время.
Слева от меня сидела чужая девчонка в дутых синих сапогах и красных колготках, подбадривала игроков, несвязно выкрикивала фамилии и требовала тянуть время.
Фамилии, озвучиваемые братом и соседкой были мне неведомы, но они были разные.
- Леха, это как? - спросил я.
- Она за них, - презрительно ответил он.
Вражеская симпатичная деваха с высокими скулами и карими слегка раскосыми глазами болела активно. Потеря подруги и двух кавалеров ее нимало не расстроила. В спортивном азарте она то и дело соскакивала со ступенек, восторженно кричала и жестикулировала руками и ногами. Короткая куртка задиралась и красное пятно заслоняло от меня игровое поле. Я не возражал.
Предотвращая ее особо активные рывки к забору, за которым бушевал Парк Юрского Периода, я все более привычно спасал Галю, ловя ее по примеру выбывшего из игры парня и усаживая на место. Хоккей постепенно приобретал для меня смысл.
- Нет-нет, смотри, НУ КТО ТАК БЬЁТ, КАЗЁЛ! ШАЙБУ! - болельщица лихорадочно сверкала глазищами и толкала меня горячим бедром. Я толкался в ответ и продолжал пресекать ее порывы выскочить на поле.
Играли все жестче и отчаяннее. Грязная игра наших металлурговцев не осталась без внимания и чужие сталевары получили под конец тайма численное преимущество - с поля был удален защитник. Вздрюченный капитан нашей команды подъехал к главному судье и что-то ожесточенно ему доказывал, размахивая перчатками и клюшкой.
Рефери был москвичом. В нашей провинции, как и во всей стране, москвичей не любили. Судья ответил взаимностью и на скамейку штрафников был изгнан второй игрок. Неприятельский вратарь покинул свои ворота, гости вшестером против троих выиграли вбрасывание и стали уверенно запрессовывать остатки нашей дружины в ворота.
Злобный рев на стадионе нарастал. В пылу борьбы магнитогорцы не заметили сгущающейся бури и тупо пользуясь численным преимуществом, невзирая на самоотверженно падающих под шайбу защитников, затолкали кучу тел вместе с вратарем и шайбой в сдвинувшиеся от такого изобилия ворота.
- ГООООЛ!!!!!!!!!! - восторженно подвел итог комментатор.
Матч транслировался по Первому каналу, комментатор был привезен телевидением с собой и тоже был столичной штучкой.
- УРРААА! ГоООООЛ! - вопил он, не замечая молчащий стадион.
Возможно все еще обошлось бы, но из кучи в воротах неожиданно выскочил недостаточно плотно забитый туда наш хоккеист и набросился на ближайшего к нему соперника. Парень был юн, горяч, мелок и зелен. Перекосив рот, как готовящийся вот-вот заплакать в истерике ребенок, отважный недоросль врубился в нападающего команды соперников - здоровенного матерого амбала с усеянной шрамами мордой.
Громила был виноват в поражении меньше всего. Значительно позже игроков его амплуа стали называть «тафгай», тогда их звали вышибалами, а так как соперники играли довольно чисто, если не считать разрешенной, но неудачно окончившейся «коробочки», то бугай чувствовал, что в сегодняшнем матче принес своей команде мало пользы.
Его глаза радостно загорелись - намечалась знакомая и понятная работенка. Профессионально заблокировав размашистые, но бестолковые удары тонкошеего щегла, гладиатор мастерски поднырнул под кулак атакующего, тот развернулся и добрый в душе громила кинул ему несколько отеческих, даже не больных, а скорее поучающе-обидных зуботычин, легко пробивая огромными перчатками шаткий заборчик из худых локтей.
Все складывалось крайне неудачно. Молокосос катился спиной в сторону скамейки нашей команды, лениво преследующий его незлобный тафгай кидал плюхи, поневоле ускоряя качение. И таким макаром они доехали ровно до бортика, за которым сидели взъяренные до предела четыре пятерки нашей команды. На стадионе было тихо, как в лесу перед грозой.
Последний удар, больше похожий на тычок, был сделан вышибалой в корпус соперника. Салага не был безжалостно вырублен, громила старался беречь молодежь и скорее усадил, чем повалил его на лед. Но так уж сошлись звезды. Пацан оступился, поскользнулся, упал на спину и в предгрозовой тишине молчащего стадиона гулко ударился шлемом в борт. Удар напоминал набат.
- ****И ИХ РЕБЯТА!!! - пронзительно закричал брат и рванулся к бортику.
Брата я с трудом поймал за ремень, ловить мужчин сложнее, и силой усадил справа от себя.
Девчонка слева среагировала позже, но тоже рванула к бортику, похоже созерцать бьющихся насмерть самцов она любила. Я отработанным движением поймал ее за упругие бедра и приземлил на ступени слева от себя. Рук я не убрал - не все же мне ее задаром из беды выручать. Возражать она не стала.
Я не осьминог, рук у меня всего две и те уже были заняты.
Двадцать здоровенных мужицких жоп сыпанули через борт. Я был бессилен и события вышли из-под контроля.
С истошным свистом судья-москвич бесстрашно вклинился в кучу-малу из закованных в латы спортсменов. С другой половины поля запоздало метнулись две наиболее смелые и быстрые пятерки не нашего Металлурга.
Матч с командой высшей лиги мог дать бесценный опыт. Опыт перенимал юношеский состав команды, смотревший игру из раздевалки. Новый поток моих земляков высыпал на лед без коньков и клюшек и голыми руками загнал разрозненно действовавшие засадные полки вражьих хоккеистов в их тылы.
Силы явно были не равны. Остатки изнеженных жителей пограничья между Азией и Европой никак не мог сравниться с суровыми сибиряками. Мелькали перчатки, летали шлемы, трещали борта, звон коньков и скрип льда вплетался в шум битвы. Замелькали клюшки.
Краем глаза я успел заметить, как к комментаторской кабине рванулись несколько человек, а незамеченный ими, уже не такой веселый комментатор, ловко сбежал через заднюю дверцу и скрылся за служебной дверью. Ну хоть одной жертвой меньше, некровожадно подумал я. Такой хоккей мне был не нужен.
Наши победили и когда туман войны в глазах ледовой дружины рассеялся, в лужах крови лежали бугай и судья.
Появился знакомый доктор с ватой, заморозкой и носилками. Тела унесли.
Уже виденные мальчики с уже виденными, розовыми тряпочками высыпали на лед и убежали с красными. Мальчики, как и тряпочки, были маленькими и больших успехов в живописи красным по белому не достигли.
Комментатор выглянул из укрытия, вернулся в будку и объявил перерыв. Выехал невозмутимый заливщик арены и стал кататься по льду, постепенно переводя ярко-красные большие пятна в огромные бледно-розовые. Наконец он уехал и наступило затишье.
Зал гудел как растревоженный улей. Комментатор благоразумно стоял около запасного выхода. Двое судей, оставшиеся без старшОго, напряженно совещались.
- Матч окончен! - злорадно объявил комментатор.
Гости победили со счетом 3:0.
Информацию про третий тайм тактично замяли, нацеленные на поле телекамеры зачехляли. Такое по центральным каналам не покажут. Да, тогда еще существовала цензура и спорт считался борьбой смелых, отважных и благородных. Заснятое зрелище далеко выходило за рамки дозволенного благородства.
Заиграла музыка, на поле высыпали девочки-снежинки. Общий нервозный настрой передался детям, хорошо отрепетированная карусель разделилась надвое, половина пошла по большой дуге, другая по малой, потом направление одного хоровода поменялось и два потока мелких, но быстрых частиц понеслись друг к другу неумолимо, как в адронном коллайдере.
Траектории скрестились точно перед нами. Две девочки-снежинки столкнулись лоб в лоб и, обладая одинаковыми массами и скоростями, симметрично отскочили друг от друга, но не аннигилировали, а упали на лед и пронзительно заревели. Розовый лед, впитавший алую кровь героев, был орошен детскими слезами.
Зрители покидали стадион.
Соседка исчезла.
;
Раз Ильич, два Ильич или Галка на палке
В СССР было все. Но так как наши люди в булочную на такси не ездют, а маршруток тогда еще не изобрели, то приходилось довольствоваться рейсовым транспортом. Специальные автобусы, чтобы развозить болельщиков по районам большого города, подавать додумались позже, то ли проводили научные изыскания, то ли ждали команду сверху. А может быть не было возможности замотивировать закостеневшее за семьдесят лет ожидания обещанного всеобщего изобилия ПАТП на дополнительные телодвижения.
Разъезжались рейсовыми. Негустая масса счастливчиков, живущих неподалеку, растекалась по домам пешком. Основная масса сгрудилась на остановках в ожидании своих маршрутов.
Братан жил в центре, но великодушно помогал старшему уехать домой, справедливо полагая, что один я не справлюсь. В первый двойной подошедший «Икарус» он меня не пустил. - Ждем другой, в этом затопчут нахер - буркнул он.
Второй автобус показался минут через двадцать, время позднее, ходили автобусы нечасто, пропустив два и отстояв на остановке час, можно было неслабо замерзнуть. Мерзнуть никто не хотел, народ волновался, намечался третий период хоккея. Рубка та же, только без лат.
Талантливые люди талантливы во всем. Тактически гениально рассчитав место открывания дверей, брат держал меня за руку и воротник и, дождавшись образования устойчивого потока плавным движением, как дети запускают кораблик в весеннем ручье, запустил меня в людскую струю.
Покачиваясь на волнах, я плыл к открытой двери и все, кажется, шло удачно, но тут какая-то вынырнувшая сбоку компания перерезала стрежень и моя струя людей застопорилась. Пропаду на морозе. Или затопчут, мелькнула мысль.
Спас меня толчок в спину. Брат на бильярде играть не умеет, а я играю очень даже неплохо. Но мною в бильярд сыграли первый раз. Как шар, пущенный умелой рукой, я врубился между двух парней, преградивших дорогу. Люди-чужаки разлетелись, попутно оттолкнув какую-то девушку и я, брат-свояк, проскочил в лузу двери. Пассажирка впереди, в которую я ударился, добив ее вглубь автобуса, оглянулась через плечо и сделала попытку выйти. Ей богу, дура, мелькнуло у меня в голове. Такой паровозик в лузу зашел.
Сам я тоже оглянулся, так как сзади послышался шум и маты. Начался третий период хоккея.
Период оказался недолгим. За команду противников играли два незнакомых парня. Чуваки были здоровые, но вялые. Мой двоюродный, но талантливый где не надо брат, играл в одиночку. Привычным движением он присел под летящий кулак и коротко ткнул здоровяка в корпус. Второго нападающего, который медленно шел к нему, вытянув руки как зомби, он дернул за рукав, подставил подножку и не оглядываясь побежал в глубь толпы. Шипение воздуха в дверях Леха слышал, в том, что я не выйду, он даже не сомневался. Стукнутый сидел на снегу, хватая ртом воздух. Уроненный лежал. С головы его слетела шапка. На лбу красовалась большая шишка, крест накрест заклеенная лейкопластырем. Вдалеке мелькнула спина брата, так активно дважды поучаствовавшего в матче. Он оглянулся, помахал мне рукой и скрылся в толпе. Двери автобуса закрылись.
------------------------
Я развернулся от дверей.
На меня смотрела симпатичная кареглазая скуластая девчонка. От нее пахло алкоголем, сиреневыми духами и потом разгоряченного адреналином тела. Ярко-красная вязаная шапочка сидела на голове немного набок.
- Галя, - еще раз представилась она и улыбнулась. Пухлые губки, ямочки и веснушки на щечках. Прелесть. Наверное татарочка, подумал я.
Стоять, изогнув шею, было неудобно и чужая болельщица отвернулась. Меня щекотал просунутый в вырез на вязанной шапочке, пушистый черный хвост, от которого-то и пахло сиренью. На поворотах при качке автобуса шалаболки на шапочке били меня по подбородку. Я от той же качки тыкался под коленки девочке, иногда наваливаясь всем телом. Я перестал мерзнуть и постепенно согревался.
На следующей остановке кто-то ломился в дверь. Желающих выйти не было и осажденные давили на девочку-Галю, прижав ее ко мне, а мною подперли дверь. Осаждающие снаружи, похоже, били в дверь тараном. Она тряслась и сильные толчки отдавали мне в поясницу. Я старательно передавал полученные удары в упругую Галю, она упиралась и терпела. Чтобы избежать травм, под толчки она подставляла мягкое место.
Вообще-то я не люблю общественный транспорт, но в этот раз ехать в битком набитом автобусе мне начинало нравиться.
Следующая остановка называлась «Садовая». На ней выходили редко. Вокруг располагались заброшенные и разворованные сады и погреба. Вопреки ожиданиям автобус затормозил. Зашипели двери. Пригревшись у девицы в тылу, я прозевал атаку и мощным ударом снаружи створки были взломаны.
Недаром поэт писал про русскую женщину: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Сущая правда. Особенно если женщина - бабка.
Дородная бабка с нечеловеческой силы руками, которыми она разрывала фашистские «тигры» пополам еще в войну, легко разжала половинки дверей «Икаруса», неумолимо, как многотонный пресс, вдавила мне между ног мешок картошки и залезла следом сама. Двери закрылись, но бабка не успокоилась. Самое ценное - корнеплоды, она пропихнула еще дальше и теперь нараскоряку стоял не только я, но и Галя.
От всей этой возни ее скользкая куртка задралась и надулась на плечах пузырями. Ноги же, расклиненные сначала бабкиным мешком, а потом моими ногами заняли позицию много шире плеч. Адская старуха вольготно повела плечищами, еще раз спрессовывая народ перед собой.
Меня кинуло в жар. Молодое горячее тело плотно приложилось ко мне, упираясь тугими булками точно в лежащий набок напряженный член.
Было приятно, неловко и одновременно немного больно. Галочка покраснела шейкой, махнула хвостиком и шумно задышала. Наверное ей тоже было неудобно. Автобус качнуло, на миг образовался зазор между телами и я быстро поправил конец, и, раз уж спрятать его я не мог, то придал ему более естественное вертикальное положение.
Автобус качнуло назад и половинки вражеской болельщицы обняли мою палку. Девчонка хихикнула и кивнула головкой, как бы подтверждая, что ж поделать. Судьба. Бабка сзади подсобила нам, пихнув меня в поясницу еще раз, отчего я пропахал по бороздке бугром на штанах. Галочка опять кивнула. Не желая оставаться в роли пассивного персонажа, которого толкают все кому не лень, братья, бабки, двери, я уже от себя добавил несколько акцентированных движений. Похоже, что девочка что-то тоже предприняла и контакт стал более удобным и плотным.
Мне все больше и больше нравился этот переполненный уютный автобус.
Усталость, алкоголь, тепло и размеренная качка длинного перегона до поселка сделали свое дело. Галя засыпала. Ее колени подгибались и она выпадала из куртки все ниже и ниже.
Попытка придержать ее за скользкий дутыш оказалась безуспешной. Решив, что от девчонки не убудет, упадет - затопчут, я прихватил ее за бедра, покрытые мелкими рубчиками нескользкой ткани, поддернул вверх и прижал к себе. Кол, попавший точно куда ему и положено, зафиксировал сонное тело от сползания. Оставшиеся десять минут до моей остановки мы ехали, синхронно покачиваясь. Девка удобно устроилась на шишке и, мне показалось, уже не спала. Упругая жопка приятно упиралась в пах.
---------------
Все хорошее когда-нибудь кончается. Вот и моя остановка. Можно, конечно, не выйти, но смысл? Половина народу покинет транспорт и в полупустом автобусе можно только проводить ее до дома. А там мама, папа, дядя с Киева, две сестры, да и рыцарь со звездою во лбу где-то же скачет на белом коне.
Двери зашипели. Я пару раз благодарно стиснул, ставшие уже такими приятно-своими, Галины ляжечки, наподдал ей напоследок дружеский тычок-поджопник и сказал на ушко:
- Моя остановка. Я выхожу.
И вышел.
Не успел я сделать шаг от дверей, как она окликнула меня с отчаянием в голосе:
- А как же я?
Я верю в любовь с первого взгляда, но жениться сходу точно был не готов. И дома у меня папа, мама, кот, хомяк и активная личная жизнь.
- Э??? - ответил я.
- Я не знаю куда ехать! - огорошила меня случайная жертва моего сексуального харассмента.
Может еще не протрезвела, подумал я и запрыгнул назад в автобус.
---------------
Галочка была с Магнитогорска. Вдвоем со своим молодым человеком они приехали с хоккейной командой и остановились в гостях у тети её парня. А на хоккей пошли с тетиной дочкой - двоюродной сестрой парня и мужем этой самой сестры. В словах датая девица путалась, но ситуация была ясна - всех, кто знал куда идти, единомоментно поронял мой брат. Звезданутый кавалер, замужняя сестра и ее муж валялись на остановке, а девочка с Магнитки, забитая паровозиком в лузу автобуса потерялась. Мда.
- Адрес какой? - спросил я.
- Кирова.
- В этом районе нет такой улицы.
- Свердлова, кажется, - неуверенно ответила она.
- Такая есть, но не тут.
- Калинина?
Галя скисла. Похоже, что коммунисты, успевшие прославиться во всех городах страны, в ее памяти кончились.
- Может быть 40 лет ВЛКСМ?, - предположил я, свернув с коммунистов на комсомольцев.
Девочка покачала головой.
- У нас есть такая, но 50 лет, а здесь не та.
- Что рядом? - спросил я. Дома, школы, магазины?
- Дома, школы, магазины, - повторила она.
- Какие?
- Обычные, как и у нас.
- Ну хоть что-то там особое было?
- Памятник был.
- Чей?
- А я не рассмотрела. Мужик какой-то.
- С бородой? C бакенбардами?
- Да не помню я.
- Сидячий?
- Чего?
- Сидит? Ну «мужик» этот?
- Нет, он рукой показывает.
- Тьфу, ты, дуся, - обругал я бестолковую девку. - Куда всем идти у нас показывает один мужик. Нет, улица не Ленина, прервал я ее возражения, но мужик - он. Я знаю, куда тебе надо.
Через остановку мы сошли и я повел недораспробованную мною попутчицу к дому чьей-то там тетки.
Мы удалялись от магистрали вглубь поселка и разговаривали. Разговорный жанр - моя сильная сторона. Район бандитский, девушка одна и растеряна. Постепенно мы шли все ближе и ближе. Сначала болонья ее дутыша зашуршала по моему рукаву, потом сама ручка скользнула мне под локоть. Я сжал в горсти промерзшие пальчики фанатки хоккея, приобнял ее за талию и мы продолжили дальний путь через ночной спальный район.
К концу пути Галя все более и более отдалялась от меня. Сначала она сняла свою руку с моей, потом с ее талии соскользнула моя и вот мы уже идем рядом, как просто знакомые. В душе легкая грусть и чувство недосказанности. Показался памятник. Конец пути.
--------------
- Это не тот Ленин, - уверенно сказала она. - Тот рукой на дом показывал, а этот в какие-то ****я посылает.
На мой взгляд предъявленный на опознание Ильич показывал как раз туда, куда и завел, и слово бойкая на язык матерщинница подобрала как нельзя более точно, но что поделать, нужен был другой.
- Ильич часом не с орденами или бровями? - на всякий случай спросил я.
- С херами, - хохотнула та, оценив юмор. - Не, такой же, только руку ладонью вверх перед собой вытянул, будто предлагает что-то. Точно в дом тычет, где тетка живет.
Альтернативный Вождь революции имелся, какой же уважающий себя большой район рабочего города может обойтись минимум без двух ростовых лениных и хотя бы десятка бюстиков. Но ставить два рядом и потом мучиться с ориентацией рук никто не хотел.
Клон Вождя располагался на другом краю поселка у так называемого Капустного Поля и когда-то протягивал руку в это самое поле. То ли Гений мирового пролетариата глумливо предлагал всем согражданам жрать капусту, в связи с дефицитом мяса, то ли наоборот прозорливо намекал, что «капустой» пренебрегать не надо - понадобится. Вождь был силен в диалектике, мог иметь в виду и то и другое.
Строители коммунизма во времена Хрущева от диалектики были далеки, поэтому начали застраивать пустырь, на котором давно уже ничего не садили и Ленин сначала предлагал котлован, потом фундамент и, наконец, с щедрой руки вождя был сдан дом, на который он и показывал.
Три остановки на автобусе - немного, но четыре километра пешком - это неблизко. Особенно если уже хорошо прогулялись. Местные автобусы в это время ходили крайне редко.
- Далеко? - спросила Галя.
- Минут сорок, если быстро, и час, если не спеша. Почти другой конец поселка.
Она тяжело вздохнула.
- Мне домой побыстрее надо.
- Семеро по лавкам?
- Не, за парня переживаю. Мало ли. Я в автобус влезла, двери закрылись, а его там бить начали.
- Ну поди ж насмерть не затопчут, - возразил я. - Вроде здоровый.
- Спортсмен, но там какие-то гопники местные. Боюсь за него. Они и тебя вроде в спину ударили.
- Да не переживай ты так, - успокоил ее я. Гопник был всего один и сразу же убежал. И с подмогой не вернется, - предупредил я ее возражения. - Оклемается твой спортсмен и прибудет через рейс-два. Как раз до дому дойдем, а он уже там. Еще победу разок по-быстрому отпраздновать успеете.
Девчонка как-то зло зыркнула на меня. - Почем знаешь? - грубо спросила она.
Немного опешив от такой перемены настроения, я ответил: - Так брат это мой. Меня в автобус запихивал. Потом сразу и слинял. Свояченица твоя не пострадала, муж ее под дых получил, а твой сам упал.
- Я вообще-то про разок, - сказала она и заулыбалась.
Я засмеялся.
- Садись, покурим что ли на дорожку, - предложила она.
Мы сели на холодный цоколь памятника и замолчали.
- Ну? - сказала она.
- Что?
- Сигареты давай.
- Я не курю.
- Спортсмен?
- Нет.
- Мой тоже не курит, спортсмен, млять, - она полезла за сигаретами.
Галя закурила. Я стрельнул у нее последнюю «стюардессу», удивив себя и ее одновременно и сидел, затягиваясь одними щеками. Мы дымили в ночной морозной тишине и смотрели на звезды.
- Какой спортсмен? - спросил я.
- Хоккеист.
- Ого, мужик. Это у футболистов трусы короткие, а у настоящих хоккеистов до колен, - выдал я известную всем в хоккейном городе присказку.
Магнитогорск тоже хоккейный город и присказку там знали. Галя засмеялась, глубоко затянулась и сказала: - Он вратарь. В воротах стоит. А потом лежит.
Это был каламбур, но засмеяться я не решился.
- Вторым номером во втором составе за ворота держится.
Галочка глубоко затянулась и вздохнула.
- А кто у вас в воротах первым номером? - спросил я, чтобы заполнить слишком длинную паузу.
- Кажется ты.
Я опять оставил остроты при себе.
Девчонка молча курила сигарету. Свою я как бы случайно уронил - не моё. Она, заметила.
- А ты что, спортсмен? - спросила Галка.
- С чего взяла?
- Не куришь, у скамейки сидел. Хоккеист?
- Нет, - ответил я.
- Хм, я всю дорогу на твоей клюшке ехала.
- То не клюшка, то палка. А ты - Галка на палке.
- Галка на палке, - повторила девчонка и засмеялась.
- Я не спортсмен, я пока еще только учусь.
- На спортсмена?
- На металлурга.
- У металлургов сила в плавках! - выдала она другую присказку, очень популярную в обеих стальных сердцах страны.
Засмеялся я.
Она сделала последнюю затяжку, отщелкнула бычок в темноту и встала.
- Пойдем, что ли, металлург-хоккеист.
Мы двинулись в путь от Ильича к Ильичу.
;
Наша команда побеждает. 3:4
Галочка тут же подхватила меня под локоть, я прикрыл ладонью ее озябшую руку и мы не спеша побрели в ночи, поскальзываясь на никогда не чищеном гололеде и поминутно стукаясь друг о друга.
Девочка плотнее и плотнее прижималась ко мне, почти повиснув на руке. Ее бедро все явственнее терлось об меня. Но я не сторонник спешки. События должны развиваться сами собой, лишь изредка подправляемые умелой рукой режиссера.
К середине пути она сказала: - Я устала и замерзла.
Что может предложить джентльмен даме ночью на задворках спального района рабочего города? Я оглянулся по сторонам. Континенталя или хотя бы Ритца рядом не наблюдалось. Гордо отвергнув трансформаторную будку, мы пошли к подъезду панельки.
------------
Строение когда-то служило общежитием. Общежитие перепрофилировали в квартиры и через центральный ход в него проникали жители, а второй вход с торца здания запирался и использовался как склад хлама, который жалко выкинуть.
Через главный вход бывшей общаги в примеченный мною подъезд проникнуть было нельзя, так как проходные длинные коридоры, ведущие к нему, жильцы предусмотрительно перегородили решетками.
Но именно у этого подъезда была одна известная мне особенность, но то длинная история и не сейчас.
Мы подошли к двери. Заперто.
Я осмотрел закрытый изнутри засов, стальной штырь которого виднелся сквозь узкую щель. Да, все как раньше, ничего не изменилось. Я отломил с ближайшего дерева короткую, довольно толстую и хрупкую на морозе ветку. Зубами расщепил ее пополам. Получился эдакий полукруглый нож-шпатель. Девчонка с интересом наблюдала за мной. Про путь домой она, похоже, уже забыла.
Отогнув войлочную обивку, прикрывающую ответную планку замка я еще раз осмотрел сделанную ранее доработку механизма запирания двери.
В общагу когда-то ходили молодые горячие люди, не признававшие запертых дверей. Замок регулярно выбивался дважды в неделю и, наконец, был поставлен героических размеров круглый засов из шестнадцатой арматуры, защелкивающийся за насмерть прибитую к косяку пластину. Пластина снаружи и изнутри прикрывалась войлоком. Конечно, особо желающие могли выбить дверь и с косяком, но это уже моветон. Самые желающие из желающих нашли более изящный выход. Пластинка оказалась короткой, как и сама дверь, которая висела в петлях с перекосом и в щель над нею изрядно дуло. В деревянном косяке над запорной планкой был пропилен паз точно по ширине засова. Изнутри и снаружи творческое улучшение механизма заботливо прикрывали полосы войлочного утеплителя.
- Смотри, Галя, - сказал я, вставив палку-толкалку в паз за отогнутым войлоком. Сейчас я нажму на дверь, а ты надавишь на палку и толкнешь влево. Девчонка кивнула. Я вжался спиной в дверь и рывком поднял полотно на несколько сантиметров. Она толкнула палку, засов лязгнул и дверь открылась.
- Ты точно металлург? - подозрительно спросила она.
- Я по механике, вообще-то, - сознался я.
Уточнять она не стала. Мы прошли в подъезд.
--------------
Галочка стояла у единственной узкой едва живой батареи под окном на пролете между этажами. Из окна сквозило. Я прижимал ее к батарее. Руки мои лежали на ее животе. Девочка училась на повара-кулинара и увлеченно рассказывала о себе. Беседовали мы уже довольно долго. Торопиться никогда не надо.
Теплая ладошка накрыла мою, лежащую поверх ее курточки.
- Да ты же совсем замерз! - сказала она, ощупывая мои руки, обдуваемые из щели на окне.
- Да! Замерз. И кому как не кулинару знать, что лучше всего в мороз согревают горячие булочки.
- Обойдешься! - девчонка звонко засмеялась. - И, к тому же, у меня есть парень! - строго добавила она.
- Да, да, вратарь, я помню, - подтвердил я.
Меня дразнили, это было очевидно, но немного терпения, такта и правильно посланные шайбы влетят в ворота сами собой.
Она задом оттолкнула меня, развернулась и села, прижавшись спиной к радиатору.
- Садись, - сказала болельщица потерявшегося вратаря.
Я присел на корточки перед нею.
- Грейся! - она вытянула ко мне синий дутыш из которого торчала ножка в красных колготках. Дальний край колготок терялся в полумраке под курточкой, в районе булочек, без которых я должен был обойтись. Я взял ее под колено, Галка согнула ногу и моя рука оказалась зажата в мягком плену. Со второй рукой была проделана такая же операция. Глаза грельщицы сверкали в полумраке подъезда.
Сидеть было неудобно, руки и ноги затекли, но я не жаловался. Сквозняк с окна пролетал над нашими головами и холод отступил под внутренним жаром двух говоривших ни о чем, просто болтавших о жизни тел.
Девочка рассказывала о подругах, о своем городе, о хоккейной команде, за которую болела. Мне была с гордостью показана майка с большой буквой «М» на груди. Буквы я видел всякие, груди тоже, но отчего бы и не посмотреть, если показывают. Я не спешил. Надо уметь внимательно слушать собеседника. Разговор опять вернулся к учебе. Будущий кулинар-кондитер делилась рецептами выпечки.
Если кто-то увлеченно, с азартом говорит о том, что ему интересно, то лучше не перебивать. Но и молчать, однообразно поддакивая, тоже не выход. Я потискал девочку, все еще зажатыми у нее под коленками руками и попытался продвинуться дальше, но меня не пустили.
- Вообще-то из сдобы я булочки больше всего люблю. Мягкие и горячие - сказал я.
Галочка засмеялась, глаза заблестели еще ярче. - Ой, все бы вам булочки помягче, да еще попробовать дать, - хихикнула она.
- А то! Как некулинар кулинару дарю рецепт! Берем две горячие, упругие, свежие булочки, месим-месим-месим и потом суем между ними сосиску. Рецепт простой, но многим нравится.
Девочка опять хихикнула, зарделась и распрямила ножку, затем другую. Я выпростал и размял затекшие покалывающие ладони.
- Кулинаааар-хоккеист, - ехидно сказала она. - Что еще умеешь?
- Курочку могу пожарить, - подмигнул я. - На вертеле. Чудо как вкусна и сама аж соком истекает, если жарить правильно. Главное не забывать переворачивать. Многим нравится грудка, но по мне так самое вкусное - бедрышки. И ножки лучше пошире разводить, чтобы фаршировать удобнее было.
- Пошляк! - сказала Галка и задумалась.
Мы молчали. Она сидела, привалившись спиной к чугуниевому источнику тепла. Я гладил её колени, туго обтянутые красными колготками.
- Ну вот, о еде поговорили и у меня разыгрался аппетит! - с вызовом сказала она.
Намек был ясен, но я люблю красивые розыгрыши, даже если победа уже в кармане.
- Если хочется кушать, то можно покурить. Говорят хорошо заглушает голод.
Девочка недоуменно уставилась на меня. - Аппетит, говорю, разыгрался - повторила она. - И сигареты у меня кончились.
- У меня есть сигара, - ответил я.
- Ты ж не куришь? - уточнила Галя.
- Но сигара у меня все равно есть. Сигары не обязательно курят. Их берут в рот и сосут с важным видом.
От удивления она открыла рот.
Я полез за сигарой.
---------------------
Мы опять стояли у окна. Девочка прижалась к батарее, я прислонился к ней сзади, вдыхал сиреневый аромат черного хвостика, торчащего из вязаной шапочки и целовал тонкую девичью шейку. Десять минут назад эта шейка ходила взад-вперед как у шагающей по болоту цапли, пока Галочка, вытянув губы трубочкой, взатяг курила сигару, а я придерживал рукой пучок ее волос и под вздувшейся на спине синей курткой на спортивной майке был виден верх номера ; ;.
- Какой необычный вечер в чужом городе. Сначала девушку похитил, потом прогулял, а затем и накормил, - притворно сокрушаясь, вздохнула она.
- Тебе не понравилась трубочка с кремом? - удивился я.
- Сойдет на первое! - якобы смутилась сытно перекусившая девица.
- А еще я в хоккей играю! - сказал я и ткнул ее сзади клюшкой.
- Намекаешь на начало периода? Скоро будет вбрасывание? - оживилась она.
- Да, тем более мы только-только начали вас догонять.
- Это как? - не поняла Галя.
- Ну вот смотри, ваши натянули наших три-ноль. То есть всухую. А я только что загнал первый гол в ворота соперника, размочив их! Три-один!
- Ах ты хоккеист херов! - Девчонка пырнула меня локтем, что через ее дутыш и мою куртку было похоже на шлепок подушкой и попыталась наступить на ногу. Я схватил ее за локти и убрал ноги. Она боднула меня в подбородок. Я заломил ей руки за спину. Как два тяжеловеса-сумоиста мы неуклюже топтались по площадке, сопели и обменивались ударами, поглощаемыми толстой зимней одеждой. Карие глаза Галочки горели азартом, румянец играл на высоких скулах.
---------------
Мы снова стояли у окна. Галка грела голые колени о теплую батарею, я согревал ее сзади и, заодно, грелся сам.
- Продула в силовой борьбе, - сказала она.
- Вчистую! - подтвердил я, двинув бедрами. - Вес всегда имеет значение.
Курточки в пылу сражения девочка лишилась и теперь номер, нарисованный на спине ее приталенной облегающей спортивной майки, я мог рассмотреть целиком. Номер утверждал, что Галка 29-я. Точный счет я никогда не вел, не мой стиль. На глаз цифра была несколько завышена, но я молод, энергичен и в самом обозримом будущем наверняка заполню вероятную брешь. Пусть будет 29-ой, великодушно решил я.
Я отклонился и осмотрел картину целиком. Ярко-красные спущенные колготки прикрывали синие дутыши. Две гладенькие, по-спортивному стройные ножки оканчивались отличными булочками. Между булочками была вставлена колбаса.
- Хороший вышел бутерброд из булочек с колбасой, - я с профессионализмом шеф-повара засунул колбасу поглубже.
- Мне тоже нравится, - ответила су-шеф и поправила булочки, пошевелив ими.
- У тебя удивительно ладная фигурка и не менее удивительная майка, как будто на тебя сшитая. Сидит как влитая - сказал я, сжимая узкую, подчеркнутую майкой талию. Про Галку на палке можно было сказать то же самое.
- Это моя собственная майка. Я в ней выступаю.
- Ты что, хоккеистка?
- Я девочка из группы поддержки, - засмеялась она.
Подобные шоу, только-только входившие в моду в нашей стране, я видел по телевизору пару раз, но мельком, и потому сразу не понял сути.
- Это как? - удивленно спросил я и сделал несколько толчков.
- Это так, - она передразнивая толкнула меня в ответ. - В конце матча мы выбегаем на лед, дрыгаем ногами и машем помпончиками.
- Примерно так? - я поднял ее на клюшке, отчего ее ноги в дутышах оторвались от пола, несколько раз энергично влупил - ноги задрыгались и потряс ее задницу из стороны в сторону. Помпончики застучали по стеклу окна.
- Ой-ой-ой…. Аааа..а.аааа, ух-ух-ух…. ах…. Ммм…. да, примерно так. Мы должны были выступить после матча и поддержать нашу победившую команду.
- Ваши победили, - сказал я, ставя ее на пол.
- Ну так я ж и выступаю, - резонно подтвердила она, качнув бедрами и шалаболками на шапочке.
Я еще раз проверил, как машут ножки и трясутся помпончики на девочке из группы поддержки наших соперников.
- Так ты ж датая была, - удивился я.
- Вот и перепутала где выступать. Похер. Ну упала бы пару раз, болельщикам так даже больше нравится.
Шалаболки на девочкиной шапочке опять ритмично закачались.
------------
- Наши вашим вот так первый раз из-за ворот и влупили, численно передавив, а вратарь где-то потерялся, - продолжила она разговор. - Прям как мой.
- Я гола не видел, как раз места занимали с братом.
- Хи-хи, просмотрел голевой момент, и повторов нет, - поддела она меня.
- Зато сейчас взятие ворот рассмотрел очень подробно, - поддел я ее. - И вратарь так удачно отлучился, - выдал я несколько рисковый экспромт и поддел ее еще раз.
- Два-три, - сказала Галя. - Взятие засчитано. Хер с ним. Дырка. Хочу повтор голевого момента. Я не рассмотрела.
Она сложила руки на подоконнике, легла на них грудью, прогнулась и подалась назад.
Атаками справа, слева, снизу я провел серию ударов под разными углами, забивая голы во взятые ворота.
- Ты не металлург, ты хоккеист. Нападающий - на выдохе, прерывающимся голосом, сказала она.
Клюшка стала терять твердость и я, вздрагивая, прижался к девице.
Мы тяжело дышали и молчали. Было тепло и хорошо.
- Ну как булочки? Распробовал? - спросила она.
- Классные булки! И пирожок с колбасой тоже хорошо получился.
- Вот только сливки ты зря сейчас добавляешь. Не по рецепту.
- Извини, не удержался, - сказал я, взбивая сливки.
- А по анекдоту пирожок был с яйцами.
Я вынул колбасу и положил два яйца на гладенькие булочки.
- Ой, колется, - хихикнула она. - С колбасой лучше.
Я заправил опадающую колбасу и сделал последние сочные толчки. Громко чавкнуло.
- Кулинаааар, - простонала Галя.
--------------
- Насквозь мокрая, - сказала поддержка команды противника. - Фу…, - она брезгливо натягивала колготки.
- Будем считать, что это расплавившийся от жарких хоккейных баталий лед.
В это время наверху хлопнула дверь и кто-то, гремя то ли бутылками, то ли банками, стал спускаться вниз двумя пролетами выше нас. Мы торопливо оделись и покинули гостеприимный подъезд.
-----------------------
;
Идти оставалось недалеко. Девочка шла все медленнее и медленнее. Снег морозно похрустывал под ногами, почти все окна в домах уже погасли и ярко-белая луна освещала спящий поселок. Вокруг редких фонарей сияли красивые гало. Вымораживаемый из воздуха иней искрился в свете луны.
- Как красиво и тихо, - сказала она. Я живу в точно таком же рабочем районе, с загаженными дворами, пропыленным заводом воздухом и черным снегом. И даже подъезд в моем доме похожий. Такой же заплеванный.
Я молчал.
- Красиво - еще раз повторила она. - И выебал красиво. Мы пришли.
Перед фасадом длинного панельного дома стоял посеревший от времени Ильич с белой по локоть рукой. Руку ему отбили в прошлом году какие-то хулиганы. Новая гипсовая выделялась в полумраке и указывала на дом.
Когда-то Ленин был воздвигнут на территории то ли фермы, то ли свинарника. Ферма давно исчезла, тех времен я не застал. На Вождя рука у разрушителей строения не поднялась. Долгое время ВИЛенин стоял в чистом поле, немного оброс молодым лесом и указывал рукой в такие же ****я, что и первый, но в другую сторону. Потом город расстроился и сам собой обступил заблудившегося в трех березах мыслителя.
Галя украдкой еще раз прижалась ко мне, сделала шаг и отдалилась:
- Сказка кончилась, - сказала она и быстро пошла к подъезду.
- Галочка! - окликнул я ее.
Она тут же оглянулась, глаза ее влажно блестели.
- Недорассказана еще одна сказка.
Она непонимающе посмотрела на меня.
- Про Красную шапочку, которая несла свой пирожок.
Она улыбнулась, шмыгнула носом, глаза опять ярко блеснули и ответила: - Так ведь Серый Волк с большим хвостом уже получил пирожок.
- Не распробовал!
- Где живет моя бабушка? - спросила Галочка в Красной вязаной шапочке.
Я молча ткнул пальцем в направлении домика на пустыре за спиной памятника.
Продавливая синими дутышами бело-черный снег, Шапочка весело тряся своим пышным хвостом и помпончиками поскакала через сугробы, а Серый Волк хищно порысил за убегавшим пирожком.
-------------------------------
Наше захолустье отнюдь не Париж. Откуда в нем взяться бабушкам Красных Шапочек. Одни волки позорные водятся.
Домик был домиком Бабы Яги. Точнее избушкой. И даже более-менее похожие корявые курьи ножки имелись. Дальней родственницы Шапкиной бабки дома не оказалось, но если бы той ночью мимо проходили какие-нибудь дети, верящие в сказки, они были бы в восторге! В избушке завелась самая настоящая внучка Бабы Яги. Растрепанная, взметывая черные волосы, она то показывалась из окна домика, то скрывалась в нем, опять показывалась, будто собираясь вылететь в окно на метле, которую плотно оседлала и издав полувздох-полустон пряталась обратно.
Избушка ходила ходуном на сделанных из перекрещенных швеллеров курьих ножках, собираясь сорваться с места и из обращенного к дому передом окна как кукушка из часов юная Баба Яга оглашала окрестности мелодичным всхлипом. Синхронно со всхлипами глухо ухал филин, вместо тиканья раздавались шлепки.
Судя по частоте шлепков время у странной Бабы-Яги-кукушки неслось вскачь.
-----------------
Неожиданно Галка подалась назад, уперлась руками в проем окна и наше ритмичное движение нарушилось. Меня застали врасплох. Остановиться я не успел и девчонка впечаталась лбом в металл. Удар смягчила шапочка. Домик загудел.
- Тссс! Он смотрит на нас! - испуганно прошептала сидящая на метле Баба Яга, сжалась в комок снаружи и внутри и еще сильнее вдавила в меня зад.
Я люблю горячие плотные контакты. Благодарно шевельнувшись в ней, я осторожно выглянул из-за ее плеча. Ленин по-прежнему стоял к нам спиной и не обращал на наш разврат никакого внимания. Проживая в шалаше в Финляндии, он видел и не такое, да и умер вовсе не от благородной подагры.
- Вон, да ты по руке смотри! - снова прошипела девчонка, стискивая мой хвост испуганно сжавшимися мышцами.
Белой дланью Вождь пролетариата указывал на уровень окон третьего этажа. Одно из них горело, шторы были отдернуты, в окне виднелся мужской силуэт.
- Мы далеко и в темном домике, а он на свету и ничего не видит в темноте! - уверил я свою подружку-поебушку и нетерпеливо наподдал ей сзади.
- Я так не могу, - заявила она, убрала руки с окна и стала поспешно натягивать колготки.
- Да не видит он ничерта! - разозлился я.
- Может увидеть! - зашептала она, двумя руками решительно схватилась за трусы и завиляла жопой, пытаясь соскочить.
Волк я или не волк? Разбойник, прохиндей, злодей! - мелькнула мысль, я пригнул девку за шею и с силой толкнул в окно. Она мигом выпустила трусы, вскинула руки прикрывая голову и полетела вниз.
Маневр удался, как и было задумано. Нижнюю половину Красной Шапочки я успел поймать за бедра. Раскоряченные ноги, обутые в синие дутыши заняли место несуществующих откосов на прорезанной в металле дыре, имитирующей окно избушки. Один дутыш я прижал плечом, свободной рукой разгреб спутанные колготки и трусики и с размаху засадил хвост в уже хорошо прожаренный пирожок.
- Ааа… Сука! Больно же, пусти! - приглушенно заорала Галка и дрыгнула ногой.
Зубы и руки, вооруженные маникюром, находились за окном избушки и угрозы не представляли, ногами отбиваться она боялась, так как лететь хоть и невысоко, но вниз головой. Орать тоже громко не стоило, в морозном ночном воздухе звуки хорошо слышны.
- Три-три! - громко объявил я, сильно, ладонью плашмя хлопнул девчонку по спине, сбив ей дыхание и поудобнее навалив прекратившее борьбу, покорно обвисшее тело на острый лист-подоконник смачно и безжалостно вбивал гол за голом в ворота девки соперников. Та протяжно стонала и, признавая очередное взятие, понуро качала головой, помпончиками и болтала ногами. Густой запах шел от сверкающих белизной липких ляжек, обрамленных синей курткой и подчеркнутых красными колготками.
Я готовился к финальной атаке и остановился, тиская бедра вражеской болельщицы, такие маняще-недоступные несколько часов назад, а теперь привычно знакомые и горячо согревающие руки.
- Классный получился хоккей, хотя и грубый в финале. А наши вашим все равно жопу надрали! - гордо заявила висящая вниз головой Галочка, и попыталась вползти в домик. Ничьей девчонка признавать не хотела.
Я не жесток по натуре и не склонен к насилию, но, с другой стороны, она сама напросилась, да и не увижу я ее больше никогда. К тому же ничья - это как-то неопределенно.
- АВОТХУЙ! - заявил я. - ОВЕРТАЙМ! - И ткнул измазанным ее и моими выделениями концом в мишень на два пальца выше.
Зачем женщине ноги? - спрашивается в одной пошлой присказке. Чтобы мужик не промахивался. Я не промахнулся. Точное попадание было подкреплено плавным нажимом и завершено мощным добитием.
Текущая как сучка и все еще находящаяся под легкой алкогольной анестезией девица замерла. Потом растерянно сказала «Ай…..Ой-ой-ой» и заплакала. Это не были слезы боли. То был психологический срыв после долгого, сумасшедшего, насыщенного эмоциями и событиями дня.
Баба Яга негромко рыдала, свесившись из окошка и сквозь зубы материлась.
- Скотина! В задницу! - всхлипнула он.
- Если жопа шире плеч, нечего ее беречь! - возразил я и еще энергичнее принялся метелить так удачно попавшую под раздачу нечисть.
-------------------
Все было кончено. Финальный удар в многострадальный зад завершился последними редкими каплями и я втянул ведьмочку в домик, так и не сняв с хвоста.
Мы обессилено упали на ледяной пол. Я поддернул штаны и положил Галю на себя, прикрыв ее полою куртки.
- Сволочь - беззлобно сказала она. - Накидал четыре - ноль и новые ворота распечатал, - она заулыбалась. На глазах все еще блестели подсыхающие слезы. - Попку больно, - детским голосом добавила Галочка и поморщилась.
- В хоккей играют настоящие мужчины! Мужчины не плачут! - ответил я, вытирая ей слезы.
В окно светила какая-то яркая звезда. Мы лежали на металлическом полу без движения. Было холодно и тихо. Остатки тепла покидали разгоряченные тела. Я гладил под полою куртки ее обнаженную ножку, все больше и больше покрывающуюся мурашками. Внутренняя сторона бедра была мокрой и липкой. Магия спортивной ночи таяла.
- Вот так съездила к парню в гости, - сказала Галя. - И пирожок не донесла и булочки проебала.
- Тебе пора. Уже очень поздно, наверняка волнуются, могут в милицию пойти.
- Да, - с сожалением ответила она и стала приводить себя в порядок.
Ленин опять показал на окошко. Там отдернулась штора и снова мелькнул силуэт.
- В душ сходи обязательно, - на всякий случай напомнил я.
- Угу, - она уже была полностью одета. - Вратарь перенервничал, сейчас извиняться будет, что потерял, в ворота полезет, а там шайб понабросано во все углы.
Девчонка хохотнула. Характер у нее был легкий.
Галка одернула курточку и вылезла из избушки.
Я выглянул в окно. Девочка из чужой группы поддержки, помогшая нашей команде обыграть соперника, сделала несколько шагов к дому по своим следам, обернулась и сказала: - Прощай, Серый Волк!
- Прощай, Красная Шапочка, - ответил я.
Она быстро, немного нараскоряку поскакала к подъезду и скрылась за дверью. Я сидел в избушке и смотрел в окно. За шторой опять выглянул силуэт. Потом он обернулся и резко пропал. Вратарь пошел встречать свои потерявшиеся ворота, в которые он пропустил столько голов, а я побрел домой.
---------------------------
Из второго, последнего, и еще более странного моего знакомства со спортом я сделал надлежащие выводы.
Спорт - благородное состязание смелых и отважных.
Опаздывать на матч нежелательно, но, даже опоздав, поболеть никогда не поздно.
Спорт любит удачливых. Если повезет - накидаешь ты, если нет - накидают тебе.
Благородное состязание иногда превращается в грязную игру, жесткую, жестокую и даже кровавую.
Проигранный матч никогда не поздно переиграть, а то и выиграть в овертайм задним числом.
---------------
После этой длинной-предлинной главы, описывающей мои сложные отношения со спортом, читатель, надеюсь, лучше поймет те удивительные и драматичные соревнования, зрителем, арбитром и участником которых я побывал.