Мы видим корабль «Буйный свин», на котором сидят довольные и счастливые свинки. Они готовятся к празднику по случаю находки карты — и, конечно же, в честь Пища. Пищ очень смущен: ведь это всего второй большой праздник, посвященный ему, за всю его жизнь. Первым была свадьба, но это было давно, да к тому же там он делил почести с госпожой Каней — а теперь все тосты адресованы ему.
Угощение для праздника готовили Свинс и Апериа, а руководство над ними взял Свин. Он бодро сновал туда-сюда между плитой и столом, вовсю попискивал от удовольствия, совал усатую мордочку то в один, то в другой сундук, обследуя содержимое, и отдавал распоряжение поварам. Заглянув в один из сундучков, он расстроенно присвистнул и потянул Свинса за лапку:
«Дружище, у тебя закончилась морковка!»
Свинс представил голодные глаза команды, не обнаружившей у себя в тарелках сочного кусочка морковки, и покрылся холодным потом. Скользя когтистыми лапками по палубе, он ринулся к Свину, раскрыл сундук — и уставился в его полные морковки недра. Еще не очень доверяя своим глазам и носу, он сначала открыл еще два сундука, также полных морковки, ощупал несколько корнеплодов — и лишь затем зашипел.
«Это что? Это, по-твоему, нет морковки?» — раздраженно поинтересовался он у опечаленного Свита.
«Свинсик, это мало, очень мало морковки, — со вздохом сказал Свин, поправляя ремень на толстом животике. — Ты же понимаешь, что мы это быстро съедим?»
Свинсу очень хотелось поспорить — но он был умной свинкой, он понимал, что бывалому моряку не стоит обращать внимания на чудачества городских свинок. Поэтому он предпочел промолчать, укусить вместо Свина морковку, погладить друга по плечу и продолжить приготовление трапезы.
Однако Свин не успокаивался.
«Свинсик, — робко тронул он кока за лапку. — Мне все же кажется, что морковки слишком мало».
Тут уж Свинсу пришлось отвечать. Он сделал несколько глубоких вдохов и постарался сказать как можно спокойнее:
«Ничего подобного. Морковки более чем достаточно. Она еще даже останется к концу путешествия!»
Свин все же не верил в такую радужную перспективу — и Свинс, чтобы ничего не доказывать и не тратить нервы, заключил пари. Свинки поспорили на ящик укропвухи, что морковка останется к концу путешествия, после чего продолжили приготовление еды.
Вскоре прекрасный ужин был готов, и довольные собой свинки забыли и о дневных стрессах, и о морковке, и о прочих треволнениях.
А пока повара готовились к пиршеству, Глад в одиночестве сидел у себя в каюте. Он смотрел на икону Свинеры, святой, покровительствующей влюбленным, и иногда вздыхал. Что же случилось с храбрым Гладом? Почему он бледнеет, краснеет и нервно ерошит шубку? Да потому что мохнокрылый Амур, усатый проказник, пронзил сердце Глада своей любовной стрелой. Стрела, хоть и меховая, ранит больно. И — готово! — Глад без памяти влюблен в Тыковку.
Но почему же он робеет? Глад — довольно красивая морская свинка, в полном расцвете сил, умеет делать комплименты и всегда нравился нежным пушистым созданиям с длинными ресницами. Он мог бы пойти к Тыковке и сказать ей о своих чувствах, но он боится. Да, она лизнула его тогда, при переходе через реку, — но что бы это могло значить?
«Свинера, — тихо пищит он. — Милая Свинера, пусть Тыковка меня любит!»
Глад никогда не умел молиться и в церкви был всего два раза — и то только для того, чтобы посмотреть на красивые витражи. Но, вероятно, Свинера услышала его молитвы, потому что Тыковка в это время тоже сидела у себя в каюте и сжимала в лапках образок, висящий у нее на мохнатой шее. И о чем же она просила богиню любви? О том, за что Глад не раздумывая бросился бы в воду, еще раз пошел бы в лес на Свинчерепе — вообще, совершил бы что-нибудь безрассудное и героическое. Тыковка просила, чтобы Глад ее любил.
Просидев так долго-долго, Тыковка решилась. Она встала, сжала лапки в кулачки для храбрости и пошла к каюте Глада: говорить ему о своих чувствах.
В это время Глад тоже собрался с духом, вышел из своей каюты и направился к Тыковке с признанием. По дороге он размышлял, как же признавался в любви робкий Пищ, даже если ему самому, Гладу, страшно это сделать. Хотя, возможно, это сделала за Пища госпожа Каня как более решительная. Глад решил, что после объяснения с Тыковкой обязательно спросит ее об этом.
Глад и Тыковка столкнулись на полпути. Они уткнулись друг в друга носами, Глад ощутил щекотание ее усов — и слова им уже не понадобились. Храбрый искатель приключений прижимал Тыковку к сердцу и был совершенно счастлив.
Наконец Апериа объявил, что можно идти к столу. Торжествующий Глад вошел в кают-компанию, держа Тыковку за лапку, и объявил о том, что они непременно поженятся, как только путешествие подойдет к концу. Всеобщему ликованию не было предела.
Когда же после поздравлений Глада и Тыковки все расселись за стол, началось обсуждение событий дня.
«Я так и не понял, — протянул Свин. — А почему все-таки «тайник тот свинка лишь найдет»?»
«Да очень просто, — отозвался Пери. Он со своей железной логикой, видимо, нашел родственную душу в капитане Усе. — Любая крыса, например та же госпожа Каня (хотя она, конечно же, далеко не «любая» крыса), спокойно переплыла бы реку, не спускаясь на дно, и сундучок бы не нашла. А свинка, как тот же Пищ, сразу пошла бы на дно и таким образом нащупала сундучок — что в итоге и произошло».
Пребывающая в восторженном настроении Тыковка радостно зажурчала:
«Благодарю вас, господин Пери, вы такой умный! Мне сразу стало все ясно».
«А теперь — торжественный момент, — провозгласил Уш. — Мы соединяем кусочки карты и смотрим, где находятся сокровища. Итак…»
Уш выдержал драматичную паузу, попытался унять дрожь в лапах (поскольку капитану дрожать не следует) и соединил половинки карты. Все в каюте замерли, затаив дыхание.
«Итак… Сокровища находятся на одном из островов архипелага Сан-Моркуцио!»
Свинки испустили восторженный вздох и удовлетворенно заворковали: острова Сан-Моркуцио были совсем рядом.
«Тогда завтра же в путь!» — решил Уш.
А теперь мы оставим свинок: они едят, а респектабельным морским свинкам нельзя мешать наслаждаться трапезой.