Прототип

Аида Могилевская
               
Друзья, сегодня я открою вам одну из многочисленных своих  тайн, дабы расставить точки над «и», и исключить грязные инсинуации.
 Как бы то ни было, несмотря ни на что, я –  наисчастливейшая  из женщин! В этой жизни мне довелось узнать целых двух абсолютно идеальных мужчин. И эти два абсолюта МОИ!!!
Это мой «вечно молодой» брат Костя, и один в один похожий на него поведением и характером, а потому, наверное, и муж – мой Алёшка, которого безумно люблю  уже  без малого 15 лет и 1 месяц,  и с каждым днем все сильней. Остальное: 2-3 ни к чему не обязывающие влюблённости  и куча «однодневок», либидо требовало удовлетворения, не в счет. Ах, «однодневки»… Ммм… (щурясь и вспоминая),  добрую половину имен,   которых  я уже не вспомню и, встретив, не узнаю. Поскольку «утверждала, утверждаю и буду утверждать», что совсем не обязательно ради нескольких приятных минут зазубривать наизусть, как «Отче наш», артикулы вибраторов. Да-да, муженек, и у меня тоже есть прошлое. Ну и хватит об этом! Итак,  Костя…
«Константин» по паспорту, «Хусаин» в поминальной молитве для приходящего по праздникам муллы,  считался двоюродным братом и был старше меня на 10 лет. Когда он умер, мне не было еще одиннадцати. Потому, мало чего осталось в памяти о нём. Особо важные моменты из его недолгой жизни, мне рассказывала  тётя Зоя (русская версия имени).  Его мать, моя тётка и старшая сестра Карапуза  (моя маленькая мамочка).  Оставшись одна, после смерти сына,   она   принимала активное участие в моём воспитании.
 На правах Старшей в семье она была для меня непререкаемым авторитетом. Именно её слово всегда было для меня – Закон. Но здесь надо знать особенности культа, который, кстати, в моей семье очень   уважаем. «Правоверные мусульмане» - к ним я раньше себя причисляла.  К мальчику-мусульманину должно, относится, как к взрослому полноценному мужчине.  Он главный  в семье.  Он - хозяин.  Костя был достойным  приемником  моего дяди Салиха  (Алёш, ты его знаешь, как дядю Юру). Русские мужья моих тёток « не котировались».
Потому для маленького Кости  было настоящим  шоком,   когда его подвыпивший  отец  побил  мать  у него на глазах. С тех пор Костик стал сильно заикаться. Врачи -  профессора медицины, к кому обращалась тётя Зоя,  в один голос говорили, что, к сожалению, этот дефект неисправим. Родным оставалось только «скрепить сердце» и радоваться,  что  все так легко окончилось. «Ребёнок жив, он  с руками и ногами, просто молчит». Маленький Костя сильно стеснялся своего недуга, потому вынужденно помалкивал.
 Однажды какой-то старый доктор логопед,  кому тётя Зоя показала сына, рекомендовал «растягивать слова», чтобы уменьшить заикание. Именно тогда десятилетний Костик  попросил  мать  купить ему гитару.  Всё свободное время после школы (а учился он очень хорошо), брат  посвящал игре на этом музыкальном инструменте. Спустя несколько лет ежедневных  скрупулезных упражнений, он перестал заикаться совсем, только моего Карапуза по старой привычке  называл Гога,  что означало  Роза (русская версия имени).
Брат  пел и играл настолько хорошо, что ему предложили давать концерты в местном  ДК. К 18-ти годам  Костя был довольно популярен в районе, когда его призвали на службу.  «Только бы не Афганистан, только бы не Афганистан» - молились  тетя Зоя с Карапузом. Пронесло, Костя служил в Фергане. В  перестроечные годы и  в Узбекистане тоже было не сладко.  Но он вернулся домой   «без единой царапинки».  А через две недели уже в Москве  его насмерть сбил на машине лучший друг.  Просто хотел похвастаться служебным автомобилем,  который  сначала сильно разогнал  для того, чтобы красиво притормозить в самый последний момент, сантиметров за 20 перед Костей. Но по роковой случайности  перепутал педали, и вместо «тормоза» сильно газанул. Тогда на троллейбусной остановке от его действий пострадало сразу несколько человек, но умер только брат. От удара  он отлетел  на 8 метров и стукнулся головой об дерево.   Костя  еще три дня жил  в коме  в реанимации. А потом его не стало.  Спустя какое-то время я  работала медсестрой в той самой палате, где умер мой брат.
Что помню из детства: у Кости были глаза не такие как у меня и других родственников. Меня всегда интересовало,  почему они синие, а не карие. Помню, как сбежала из ДК  посреди Костиного концерта, потому что  в зале  гремела музыка,  и  было очень шумно. И нашла на улице фантик от конфеты, тогда это для меня было очень важно, потому что часто играла с дворовыми ребятами в  «фанты».  А пока я стояла на тротуаре и размышляла  поднять или не поднять находку, фантик сдуло ветром на проезжую часть. Куда, как учила мама, выходить детям без взрослых нельзя. Потом,  по возвращении  Кости   из армии,  как   моя мамочка купила Косте джинсы фирмы  «Монтана», а они оказались  короткие.  Она обещалась поменять их на больший размер, но не успела. Помню тот страшный телефонный звонок, когда тетя Зоя  сообщила Карапузу, что Костя попал в больницу. А когда взрослые были уже на похоронах,   как говорю Ляльке, своей младшей  двоюродной сестре:  «Костя умер, давай плакать».   Вот, пожалуй, и   всё.
После смерти Кости мы все: я и мои немолодые уже родственники, как бы осиротели. Нет, как прежде жили, чтили традиции, засыпали-просыпались, но это все происходило машинально, как «бег на месте». Все кончилось.  «Главный»  умер. Мы остались без хозяина.
  Помню, тетя Зоя всегда строго соблюдая  рамазан, кушала после заката, как предписывал обычай. И меня  приучала поступать так же. А мой Карапуз из материнской любви,  доброты и заботы  «святотатствовала»  и кормила меня днем разными вкусностями. Потому,  через 40 дней поста тетя Зоя была тощая как «таранька», а я довольно упитанным « мальчишом-плохишом» , поскольку  питалась круглосуточно. Помню, как мама с теткой  таскали меня в мечеть на Пятницкую улицу. Как каждый месяц  мы с тетей Зоей ездили на  могилку к Косте.  Мне очень нравилось, когда она, попивая чай, прокуренным  голосом  рассказывала разные интересные истории из своей жизни. «Послушай меня, Диночка, дорогой мой человек»,  - так  обычно они начинались. Тетя Зоя всю жизнь курила,  предпочитая отечественные папиросы.    А потом,  спустя 2 инфаркта и  2 инсульта, не стало и тети Зои.
 От них обоих  мне в «наследство» достались только старая Костина гитара, да аудиокассеты с песнями  В.С. Высоцкого и А. Розенбаума. И только через много лет я услышала от Карапуза, что спустя месяц после смерти брата, они с тётей Зоей узнали, что любимая девушка Кости убила его ребенка (аборт).
Со временем образы брата и тетки померкли в памяти, но с их смертью  я  потеряла последний тормоз, сдерживающий мою неуправляемую натуру, как говориться, «пустилась во все тяжкие».  Не скажу что я -  «блудница» и «горький пропойца» (С. Есенин),  но оргии, которые я порой устраивала,  не снились даже Калигуле. Просто было плохо, пусто и больно. Было никак!  И   я не знала как, чем все это заглушить. Моя мамочка  не могла «найти на меня управы», потому и обратилась за помощью  к начальнику отделения, бывалому моряку в прошлом,  где я служила-работала. Если для всех служба была службой, то меня часто задерживали после совещания и допрашивали, где я была, так как «дома я не ночевала». Дерзкий  ответ: «Не ваше дело!», - сказанный  непременно с наглой физиономией и в матерной форме, карался  «нарядом  вне очереди»: я драила пол  в кабинете шефа и выбрасывала содержимое пепельниц.  Мой «старший» друг,  офицер юстиции, к кому я часто бегала сетовать на чрезмерную  бдительность начальников и коллег по работе в отношении меня, мне казалось это не справедливо, один раз сказал: « А как по-другому тебя наказывать, если человеческого языка не понимаешь?  Бить тебя бесполезно,  некому и некогда.  Что с тебя взять?  Малолетка -  есть малолетка!»  А каждый мой коллега по работе, если был старше  хотя бы на 1 день, считал своим долгом, во что бы то ни стало воспитывать меня.  Мой напарник Васька,  «чеченец»-контрактник, вообще «взял надо мной  шефство»!: проверял каждого  кавалера по милицейским учетам и провожал на свидания.  А  на пирушках,  опасаясь недоразумений, всегда  набивался в компанию и контролировал, как бы чего не вышло. 
  Так я «медленно, но верно»  и катилась бы  вниз, без тормозов,  но с гордо поднятой головой, увлекая за собой  ничего не понимающего   Карапуза, в  направлении  к «пропасти для свободного человека» (миф. «Эзоп»).  Возможно, так и   скатилась бы совсем, если бы меня вдруг  однажды не нашел Алексей. Именно – нашел! «Подобрал, стер грязь, положил в карман и пошел дальше».  С первого  взгляда я отметила любопытный цвет его потрясающих глаз, имеющих удивительное свойство быть  небесно  голубыми  утром и  «стальными», когда он сосредоточен или  откушает  "озверина", т.е. станет, мягко говоря, злым и раздражительным.  Так же интриговала  его немногословность и невозмутимость.  Все это в комплексе возвращало меня в «прошлую», беззаботную жизнь, которую я  запрещала себе помнить. Алёшка оказывал мне знаки внимания.  Только делал это как-то осторожно и не пошло, «По  другому, то есть не как все» (В. С. Высоцкий «Иноходец»).  А уж когда увидела в его руках гитару, для меня все сразу встало с головы на ноги. Прозрение  было так неожиданно, что аж  дух захватило.  Все срослось. Пазл сложился.   Я схватилась за этого, ставшего, вдруг, родным, парня,  как за единственную «соломинку» на пути,   по дороге  в  никуда. Я  влюбилась по настоящему,   без памяти и без оглядки. Влюбилась отчаянно. И  была несказанно счастлива, когда Алёшка  предложил пожениться.
Все мои родные  признали мужа за «главного», а  дядюшка  негласно, но передал ему свои  полномочия,  и  совершенно не был против,   когда я приняла  православие. Сантименты были излишни,   потому «конфетно-букетный» период занял чуть меньше месяца. И мне было плевать, что на свадебные хлопоты и медовый месяц начальники нам отвели в общей сложности трое суток.  Поскольку в это время  подонки и ублюдки,  уже другой, отличной от моей, веры, взрывали дома с живыми людьми  в Первопрестольный, во имя Аллаха.