Еще один год подаренной жизни - 30
Сама церемония награждения медалистов была совершенна: первых десять на "А" с втесавшимся туда первым на "Б" под красивый голос ведущего, под бравурную и одновременно торжественную музыку времен Пушкина, прямо дворцовую музыку, ошеломившую зал, собрали на правом боковом входе на сцену и по одному стали выпускать каждые две минуты, ровно столько нужно было, чтоб получить бархатную коробочку из рук Дмитрия Кравчука, сфотографироваться с ним и с наградой, сказать ему пару слов, поблагодарить и спуститься по одному из двух центральных выходов со сцены. Все время зал аплодировал. Церемония на прекращалась ни на минуту, в двух центральных проходах зала работали кинокамеры. Зал тоже снимал, в перерывах между десятками. Я не зря рассчитывала на букву "Б". Я оказалась во второй десятке! И в нее же затесались двое на букву "В". Когда красивым голосом прозвучала моя фамилия, я поднялась на сцену и "пошла на медаль, глядя с улыбкой в зал", я остановилась только когда уперлась в коробочку, и только тогда взглянула прямо перед собой. Мало того, что он гений, но еще и неотразимо красив, и непростительно молод, я не удержалась:
- Как Вы молоды! - воскликнула я.
- Да, - просто ответил Дмитрий Кравчук. А потом пожал мне руку, вручил коробочку, на секунду замер возле меня для фото, и не снижая темпа, я скатилась с Олимпа.
Потом шли третья, четвертая десятка, а потом мы неожиданно напоролись на "К"-а. Я ж была когда-то Корниенко. Я же помню, что нас везде было больше всех. В общем, до Ковалева прошли четыре десятки на "К"-а. Время приближалось к половине пятого. Но я досидела до его триумфального выхода! Я воспользовалась правом подойти к сцене, и сфотографировать своего знакомца. Одним кадром я его поймала, когда он увидел меня, узнал, и помахал рукой. Мне! Видно же, что мне?!
После буквы "К"-а опять запели какие-то профессиональные театры. Я воспользовалась паузой, и выскользнула из зала. Девушки на выходе объяснили мне, что не надо никакого 39 автобуса до станции "Баррикадная", а достаточно пройти пешком, тут недалеко, до станции "Смоленская". Я уже все поняла про их "недалеко", и перейдя по подземному переходу (он здесь один как целая станция метро "Смиховское надражи"), на другую сторону, прошла по Новому Арбату метров двести. Свернув направо, напоролась еще на одно чудо современного градостроительства, ОТЕЛЬ ПЛАЗО (надо же, мой отельчик в полуподвале на 2-ой Черногрязской тоже именуется ОТЕЛЕМ), еще метров двести, и я у цели. Не обманули девушки.
Впечатлило меня не то, что на входе в метро четыре стелы и четыре даты 1612, 1812, 1917 и 1945, весь доблестный путь русского оружия, а то, что совсем рядом, в здании напротив, находится "Шаурма", из открытых окон валит чад и несется какая-то восточная песня, похожая на молитву.
Я добралась до Пушкинской площади за двадцать минут до назначенного времени. Сначала я сидела и курила, глядя на Александра Сергеевича. Скульптор - собрат Александра Сергеевича, создал живое лицо поэта. Прекрасное! И в профиль. И в анфас. Потом я начала кусать губы, и жалеть себя. Что толку, что у меня в руках бархатная коробочка с твоей медалью, Александр Сергеевич? Кому она нужна, кроме меня?! Потом я достала никчемный телефон и начала плакать. Я же знаю, что позвоню Трескину, и услышу "неправильно набран номер".
- Что случилось? - спросила девушка, сидящая тоже на парапете, как я, перед лицом Пушкина.
- Я из Праги. Мой телефон тоже оттуда. Я набираю первую семерку, и он мне звонок не разрешает.
- Попробуйте набрать первую восьмерку, - просто сказала она.
- Идем! Уже идем! Две минуты, и мы будем на месте! - отозвался Эдуард Трескин в трубку, и засмеялся, и я засмеялась сквозь слезы. А когда проморгалась - девушки рядом со мной не было, зато навстречу спешила, широко расставив руки, чета Трескиных. Какая Галина мягкая, добрая! Какой Эдуард блестящий, сильный!