Грустное прощание с родными и близкими уже на аэродроме. Самолёт, взлетев в темноту осенней ночи, взял курс на Москву. В Москве на Центральном аэродроме торжественно вручили эскадрилью самолетов Ла-7, подаренных комсомольцами Новосибирска за счёт отчислений от зарплаты и пожертвований. Не задерживаясь в столице, небольшой группой вылетели на фронт. Радостно встретили нас лётчики полка во главе с Крюковым. Он был назначен заместителем Покрышкина вместо Горегляда, ушедшего командовать одной из дивизий корпуса. Александр Иванович вкратце рассказал друзьям о пережитых событиях и путешествии в Сибирь. Сразу же властно позвали дела. Надо было начинать переучивание лётчиков 16-го гв. Сандомирского авиационного полка на Ла-7, готовиться к наступательной операции фронта. Аэродром в районе Сталева-Воля, был несчастливым. Ранее, при его разведке, погиб Василий Шаренко. И вот теперь, в учебном полете разбился замечательный боевой летчик Герой Советского Союза Александр Клубов. Виной тому был не только отказ матчасти, но и безответственность комполка при организации учебных полётов в тот день. Плохо отремонтированная бетонная полоса, подорванная гитлеровцами при отступлении, очень сильный боковой ветер не гарантировали безопасность посадок и взлёта даже на исправных самолетах. Проводить полёты в таких условиях было неразумно. Но командир полка не учёл этого, проявил беспечность. Отказ посадочных щитков на самолёте Клубова, сильный боковой снос привели к удлинению пробега. В конце полосы колеса шасси попали в мягкий грунт. Произошёл полный капот самолёта – и катастрофа. Александра Клубова спасти не удалось. Он умер в польской больнице через полтора часа.
Гибель в учебных полётах Ивана Олиференко ещё перед боями на р. Прут, а теперь – Клубова. Тяжело было выступать на траурном митинге перед гробом Александра, который был для Покрышкина настоящим боевым другом. Вместе они провели не один бой, начиная с Кубани. После Вадима Фадеева это был самый близкий и дорогой для Покрышкина человек. Провожали Сашу в последний путь без оркестра, его не было, но под салют из пушек и пулемётов, под грохот проносящейся над нами эскадрильи истребителей. Похоронили во Львове, на Холме Славы. Он не дожил всего несколько дней до присвоения ему звания дважды Героя Советского Союза. Начались оперативно-тактические сборы командного состава корпуса. Они позволили получить более глубокое представление об оперативном искусстве. Для Покрышкина, не имеющего академической подготовки, было затруднительным проигрывание на карте предстоящих действий в наступлении. В этом ему большую помощь оказывал хорошо подготовленный и опытный офицер - начштаба дивизии Б.А. Абрамович. Хорошие оценки за принятое решение венчали большой труд. В эти дни пришло сообщение из Новосибирска о рождении дочери. Лётчики боевой группы Покрышкина не удержались от шуток: – Товарищ командир, как же так получилось? Во время вашего пребывания в Новосибирске в газете был снимок с женой, говорилось о скором рождении сына. А родилась дочь? – подначивал Виктор Жердев. Но Александр Иванович видел, что он по-настоящему рад за него. – Всё правильно. Надо, чтобы была нянька для последующих сыновей, – отшучивался Покрышкин. После корпусных сборов, начались аналогичные и в воздушной армии. Ими руководил ген. Степан Акимович Красовский.
На сборах присутствовал командующий фронтом Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Такое внимание к подготовке будущей операции, к обучению командного состава было не случайно. Командующий хорошо понимал значение авиации в успешном решении задач, любил авиаторов, поддерживал инициативных и волевых командиров. В конце сборов была проверена личная готовность командного состава. Командиры бомбардировочных соединений бомбили мишени на полигоне, а штурмовых – расстреливали малоразмерные цели. Особенно отличился талантливый командир бомбардировочного корпуса ген. И. С. Полбин. Он с первого захода на Пе-2 с глубокого пикирования точно поразил мишень. Командирам истребительных дивизий требовалось зажечь две бочки с паклей, облитой бензином. Они были замаскированы в невысоком лесу. Поразить малоразмерную цель было не просто. Очередь Покрышкина была в конце стрелявших. Перед вылетом ему было известно, что бочки-мишени ещё не поражены. Действия командиров на полигоне наблюдало все руководство фронта и воздушной армии. Опростоволоситься было неудобно. Покрышкин понимал, что защищал не только свою честь, но и престиж лётчика-истребителя. Поэтому в этот полёт вложил всё мастерство, весь опыт уничтожения малоразмерных целей, накопленный в прошлых боевых вылетах, при штурмовках противника. И вот он уже проносится на бреющем, над верхушками деревьев рощи на полигоне, где должны находиться мишени. С трудом обнаруживает их на небольшой полянке. Замаскированные ветками под шалаши, они не бросались в глаза. С бреющего полёта комдив уходит на вертикальную горку, кладёт самолёт на спину. Круто пикирует в перевернутом положении в упреждённую точку и переворачивает самолёт в нормальное положение.
На небольшой высоте изменяет профиль пикирования с большого угла на малый. Точно прицелившись по мишени - открывает огонь. Бочка взорвалась, и маскировочный шалаш из веток вспыхнул. Уход над верхушками деревьев и повтор маневра для захода на второй шалаш. Очередь – и он тоже объят пламенем. На бреющем полёте уход курсом на аэродром. Вечером в общежитии от участников сборов посыпались восторженные отзывы о методе штурмовки. Покрышкин отвечал: – Удивляться тут нечему, это навыки, приобретённые в боевых вылетах. Особенно обрадовала похвала ген. И. С. Полбина, который зачастую лично водил группы на бомбёжку противника. Он считался непревзойдённым мастером нанесения бомбовых ударов с пикирования на самолёте Пе-2. К Новому году подготовка дивизии к выполнению боевых задач была завершена. Наступление ожидали во второй половине января. Вдруг сразу после новогоднего праздника получили команду на скрытное перебазирование на плацдарм, на полевой аэродром Скотники. Сюда штаб дивизии и передислоцировался. Сразу же поехали на передний край. Надо было увидеть будущую полосу прорыва обороны. Здесь, в лесу, сосредоточивалась 3-я гв. танковая армия. Мне уже было известно о том, что Рыбалко попросил С.А. Красовского закрепить авиадивизию за его танковой армией. Прикрывать гвардейцев-танкистов – честь для нашей дивизии. Надо было оправдать оказанное доверие. Для этого требовалось тщательно отработать взаимодействие с танковой армией на всю глубину операции. Три дня прошли в поездках по дорогам на плацдарме. Дороги, фронтовые дороги... Где по просекам, где по бревенчатым настилам. Все разбито танками. Колеи широкие. Мороз быстро схватывал грязь.
От таких поездок к вечеру все внутри болело. Но зато и все вопросы удалось согласовать, познакомиться с командирами соединений. Ждали приказ на наступление. Рассвет 12 января. Летчики и техники, сбившись в небольшие группки у своих самолётов, вслушивались в тишину. Ни стрельбы, ни шума моторов. Над аэродромом нависла сплошная низкая облачность. Медленно падали на землю крупные хлопья снега. Казалось, что в такую погоду наступление не состоится. Ведь авиация действовать не может. Вдруг грохот сотен орудий и миномётов разорвал утреннюю тишину. Аэродром располагался вблизи переднего края, и казалось, что стрельба идёт у границы лётного поля. Через короткое время артогонь притих. «Что это значит?» – подумал я, находясь у самолёта среди летчиков. Мне уже ранее приходилось слышать артподготовку. Она проводилась, как правило, в течение часа, а то и более. А здесь такая короткая. Это было впервые. Прошло полчаса. И снова мощный грохот тысяч орудий и минометов распорол небо. «Хитрит наш командующий фронтом», – подумал я. Смерч огня и разрывов бушевал почти два часа, уничтожая траншеи с живой силой, оборонительные укрепления и боевую технику противника, его ближайшие резервы. Закончилась артподготовка, когда уже стало совсем светло. Мы готовы вылетать, но погода была явно не на стороне авиации. Облака как бы придавили нас к земле. По данным метеорологов, облачность висела на сто – двести метров над аэродромом, а также а районе прорыва. В таких условиях появление над линией фронта крупных сил вражеской авиации тоже было невозможным. Могли действовать лишь одиночные самолёты или мелкие группы штурмовиков.
Однако из штаба последовал звонок, передали приказание на вылет больших групп истребителей для прикрытия наступающих войск. Понимая сложность метеообстановки, Покрышкин решает направить на патрулирование группы в составе звеньев и пар. Первым должно вылетать звено Жердева в составе опытных лётчиков. Перед вылетом даю указание: – Патрулировать под нижним краем облачности над нашими войсками. В тыл к противнику не заходить. Напоретесь на зенитки, на такой малой высоте они вас собьют. – Есть, товарищ командир! – бодро отвечает Жердев. – Разрешите вылетать! – Вылетайте! Будьте осторожны, обходите зенитки! – предупредил ещё раз. Четвёрка взлетела и сразу же скрылась за стеной тумана, перемешанного со снегом. На душе неспокойно. Решил на лётном поле ждать возвращения группы. Через час в воздухе раздался звук моторов, и три истребителя приземлились друг за другом. Самолёта с бортовым номером Жердева не было. Где же четвёртый? Беспокойство переросло в напряжённое состояние. Лётчики шли без радостных улыбок, какие обычно были после удачных вылетов. Остановились, какое-то время молча смотрели мне в глаза. Я понимал, что им трудно доложить о потере ведущего, командира эскадрильи Жердева. Я тоже молчал, скованный мыслью о его гибели. С Жердевым мы воевали вместе от Кубани. Там он летал в моем звене ведущим второй пары и, рискуя собой, не раз прикрывал меня от атак вражеских истребителей. Тяжело было сознавать, что его уже нет. – Докладывайте подробно, что случилось с Жердевым? – нарушил я молчание. – Погиб. Сбила зенитка, – с трудом выговорил Сухов, ведущий второй пары в группе. Потом он и Берёзкин, ведомый Жердева, рассказали мне о последнем боевом вылете отважного лётчика.
Продолжение следует в части 38 http://proza.ru/2019/08/21/751