Из большого зеркала в гардеробной спальни на Алексея Фёдоровича Скорова смотрел немолодой мужчина с пепельными тусклыми глазами. Весь облик мужчины был
никаким - эдакое серое невзрачное существо. И если бы не новый костюм-тройка, на котором блестела медаль "За отвагу" и ещё пара юбилейных "афганских" медалей, то и смотреть было бы не на что. Но Алексей Фёдорович смотрел... долго. Наконец, взял тросточку, смачно плюнул на отражение, пробормотал обычное: "Какая же ты гнида, Скоров" и пошёл к выходу.
Сегодня в школе, где он когда-то учился, собираются бывшие ученики, воевавшие в Афганистане. Собираются ежегодно. Будут вспоминать былое, друзей, погибших. Хорошая традиция. Но Скоров эти сборища не любил, сидел, напивался до отключки и говорил мало. А что говорить, уже всё говорено: призвали после школы в армию, попал служить в Прибалтику, а оттуда прямиком в Афган, участвовал в боях, был ранен, комиссован... всё. Что ещё?
На следующее утро проснулся с дикой головной болью. Ругать и жалеть его было некому - ни жены, ни детей. Родителям - Царствие небесное. Надо бы съездить на кладбище, убрать там.
Нет, не завтра. Завтра у него две пары лекций плюс повторный приём зачётов. В университете Алексея уважали за неподкупность, справедливость и конечно же за седины и медали.
На пересдаче его внимание привлёк один "хвостист". Не вспоминался такой студент, хотя на фотографии в зачётке похож... именно он - Андрей Царик. Отвечал Царик бойко и правильно, но... то-да-не-то, хоть убейте... не знает Алексей Фёдорович этого мальчишку. В общем, прижал, взял на испуг... и оказался прав. Царик - не Царик, а Игорь Мелехов из Политехнического. Теперь им обоим грозило отчисление из университетов. Скоров, не колеблясь, выставил бы мальчишку из аудитории и написал бы докладную в деканат. Но что-то его останавливало, кого-то этот бедолага смутно напоминал. И Алексей решил не горячиться... Отправил парня на место и велел ждать до конца приёма.
Что отвечали потом другие, строгий преподаватель толком не слушал... А мучительно вспоминал, где он видел эти яркие глаза. И вспомнил... то, о чём никому не рассказывал, но помнил каждую минуту жизни - свой первый и последний бой в Афгане. Тогда он вместе с двумя десятками солдат попал в окружение, ребята засели в глинобитных домах и пытались удержаться до прилёта подмоги. Лёша и ещё такой же салага Глеб оказались в какой-то старой хибаре. Глеб отстреливался из окна, а Алексей должен был прикрывать его и следить за дверью. Всё грохотало, казалось, что небо уже никогда не будет синим. И Лёшка от страха наложил в штаны, в прямом смысле. Ворвавшийся в хибару моджахед, выпустил длинную очередь в спину Глеба. Потом посмотрел на ползающего в пыли, плачущего Алексея, презрительно засмеялся и сказал по русски: "Я с дерьмом не воюю, сам сдохнешь". И... ушёл. Когда к Лёшке, наконец, вернулась способность хоть что-то соображать, он подошёл к напарнику. На спине Глеба были видны кровавые следы от двух автоматных очередей... одна вдоль позвоночника, другая короткая - поперёк. Крест!
А что было дальше, то стало совсем позорным концом для Лёшкиной трусливой душонки... Во все времена воина, убитого в спину, считали дезертиром и в почестях отказывали. Если, конечно, не было свидетелей их воинской славы. Всякое случается, бывает и герои получают пулю в спину. Но у Глеба Маркова таких свидетелей не оказалось, к тому же нашли его в грязных штанах.
А Лёшка при посадке в спасательный вертолёт получил лёгкое осколочное ранение в ногу. Однако, по непонятным для медиков причинам, у него развилась скоротечная гангрена и ногу пришлось ампутировать. Так Алексей Фёдорович Скоров стал уважаемым инвалидом-ветераном.
Алексей знал, почему он забыл лицо Глеба Маркова, потому что очень старался забыть и Глеба, и бой тот, и всё, что было потом... Но Крест забыть не получалось. Крест!!! Кровавый крест от пуль все эти годы стоял перед глазами. Он был и судьёй, и поддержкой. Подлостей Скоров больше не совершал.
Игорь Мелехов оказался внуком того Глеба Маркова. Жена Глеба, бабушка Игоря, умерла от горя после того, как её муж-дезертир погиб в Афганистане. А их сын, отец Игоря, рано женился, взял фамилию жены и, когда подвернулась очередная войнушка, ушёл добровольцем восстанавливать честь семьи. Теперь он герой России - посмертно. Мама Игоря работает с утра до ночи, но денег не хватает даже на самое необходимое. Вот Игорь и взялся за приличное вознаграждение сдать этот злополучный зачёт.
Алексей Фёдорович Скоров молча взял зачётку, расписался в графе "зачтено" и тяжело захромал к выходу.
А ночью у него случился инфаркт. Потом при выписке врач-кардиолог сказал: "Это чудо, что Вас удалось вытащить. Пожалел Вас Бог. Видимо, у Вас есть важные незаконченные дела."
Конечно есть!
После больницы Алексей оформил полную пенсию и уволился с работы.
Узнать адрес Мелеховых было не сложно. Места захоронений Марковых и отца Игоря Мелихова тоже найти особого труда не составило. Скоров навестил могилы... А в первый же свободный день поехал к Мелиховым. Там сидя за чайным столом, уставившись в хрустальную розетку с вареньем, не жалея себя, рассказал ошарашенным хозяевам всё, о чём старался не вспоминать все эти почти сорок лет. И про слова моджахеда, и про Крест на спине у Глеба, и про то, что было потом. Выговорившись, попросил прощения и захлопнул за собой дверь... провожать его не стали.
В военкомате долго не могли понять, что этому афганцу-инвалиду нужно. Притащил какое-то пространное заявление на трёх страницах, сверху положил коробочку с медалями и ушёл. Разбирайся теперь с этим чокнутым.
Последний шаг - церковь. Божий раб Алексей исповедовался долго, слёз не стыдился (мужчины редко плачут). Священник его ни разу не перебил, всё время крестился и бормотал - "Господи, помилуй". И только в конце, перед разрешительной молитвой, сказал: "Слава Богу! Нет ничего тайного, что не стало бы явным".
И ещё. Алексей Скоров пошёл к нотариусу и оформил завещание, по которому своё имущество завещал Игорю Мелехову.
Вот теперь всё!
Теперь можно и забыть... если получится. Всё, кроме Креста.